Дзержинский замер, похолодев и побледнев, теперь был похож на оживший труп. Вдруг в глазах его потемнело, тело пронзила чудовищная боль, словно что-то острое вонзили в грудь. Отшатнувшись к стене, Дзержинский, держась за горло, стал сильно, по-звериному кашлять, рискуя задохнуться. Его бывшие заместители с ужасом заметили, как на пол капает тёмная, почти чёрная жидкость и с каждым разом всё сильнее и сильнее. Александрович растерялся, а Лацис кинулся к Феликсу, поднимая бессильное, вздрагивающее от приступа тело. Белое, с синим оттенком удушья лицо было перепачкано алой, как закат за окном, кровью. Он всё ещё кашлял, сюртук Лациса тоже прописался кровью начальника – на пол смотреть было ещё страшней. Александрович, наблюдая это, ничем не мог помочь и сам чуть не лишился от ужаса чувств.

Когда приступ кровохарканья немного стих, когда Феликс уже мог нормально, хоть и с огромными усилиями, дышать, Александрович бросился к нему со слезами на глазах.

- Феликс Эдмундович, я прошу вас – переходите на нашу сторону. Ильич никогда не оценит вашу преданность. Он к ней привык, он не стоит таких жертв!

- А твой нарком стоит? – Дзержинский лежал на лавке и едва повернул голову к нему. – У тебя… был один руководитель. А ты предал его. А теперь думаешь, что кто-то оценит твои деяния. Нет. Ни я, ни уж тем более Троцкий. Скорее всего, он поступит с тобой так же, как и ты поступил со мной – изобличит и убьёт. Только ты меня морально убил…

- Вы мне не верите? – Александрович поднялся на ноги.

- Предателям не верят, – хладнокровно произнёс Дзержинский. – И их, как и героев – обязаны знать в лицо.

- Но почему?! – слова бывшего товарища наполнялись гневом. Лацис молчал, но с угрозой при любом случае мог ответить.

- Потому что не ты один такой «честный», кто утверждал, что говорит «правду», – отвечал Дзержинский, печально глядя ему в глаза. – В первый раз это была девушка, которую я любил, и мне было тяжело знать, что она после этого решилась на самоубийство. Не от доверия я тебе это говорю, я даже не разочарован, мне будет даже легче, когда тебя расстреляют...

Александрович был поражён. Он около минуты продолжал стоять над телом чекиста, а после, не сказав ни слова, вышел из комнаты, громко, с обидой хлопнув дверью.

Тем же числом поздно ночью в Кремле вновь собралась «чрезвычайная тройка» – Ленин неестественно бледный завис над столом и долго-долго сквозь тусклый свет лампы рассматривал карту города, Троцкий стоял напротив, держа карандаш в зубах, другим чертил линии стратегии обороны, Свердлов сидел в ленинском кресте, закрыв глаза, в полудрёме, слушал, как Лев Давидович вслух, раз за разом проговаривает план контрнаступления.

- … если мы доверим командование Вацису, то мощь его дивизий способна создать дополнительные вооруженные патрули для ареста эсеров, а также иных подозрительных лиц. Пулемёты, броневики, слава богу, у него в запасе имеются.

- Я не могу доверять этому латышу, – возражал Ленин, устало проведя ладонью по лицу. – Он лоялен к эсерам, рискнём – поставим все на кон, а если предаст… эсеры без труда захватят Кремль.

- Вов, я четыре раза проверял, переметнулся ли Вацис к ним или нет. Он бы уже давно сделал это, как видишь, ему можно поверить.

- Лёвушка, четыре раза проверял, а он возьмёт и на пятый переметнётся. У меня до сих пор душа не на месте – как там Феликс, – Ильич, сощурив глаза, взглянул на часы – без трех минут два ночи. – Лубянку заняли эсеры, причём ВЧК теперь подчиняется только им.

- Ну, у нас же хватило ума распустить её и признать недействительной, – откликнулся Свердлов, поёжившись на кресле.

- Так если бы Лациса тоже не арестовали, – Ленин, казалось, был готов завыть. – Для полного счастья эсеров к ним бы туда Орлова и Петерса. И тебя, Лёва. Арестовать наркома по военным делам – вот их заветная мечта.

- Их заветная мечта расторгнуть Брестский мир… Они об этом по телеграфу объявили.

Вдруг лампа, освещающая пространство кабинета, карту и лица большевиков погасла. Товарищи остались в кромешной тьме, как когда-то в ней остался Керенский.

- Лёва, ты теперь не куришь? – спустя минуту послышался голос Ленина. – Зажигалки нет?

- Я бросил, – раздался ответ.

- Товарищи, давайте уже не будем тянуть кота за хвост, – с укором сказал Свердлов. – Зовём Вациса, пусть вооружает. Чего ещё ждать: свет, телеграф – когда телефон отключат?

- А вдруг Дзержинского и Лациса уже расстреляли, а нас они водят за нос…

- Товарищ Троцкий, прекрати! Мало тут хорошего, так и ты нагнетаешь!

- А Спиридонову ты арестовал? Смотри: без света они там сидят, вдруг проскочат…

- Нет, эсеры не пройдут!

- Она маленькая, проскочит, – усмехнулся Троцкий.

- Замолчите все! – не выдержал Ленин. Складывалось ощущение, что Троцкий со Свердловым специально раскаляют ситуацию, чего психика Ильича выдержать не могла. Он на ощупь выбрался из кабинета, отправляясь за Вацисом.

Рано утром 7 июля против мятежников начали наступление латышские части, вооружённые пулемётами, орудиями, броневиками. В течение нескольких часов мятеж был ликвидирован.

Очевидцы событий указывают, что большевики в ходе подавления восстания использовали артиллерию. По согласованию с заместителем Троцкого Склянским Э. М. был левоэсеровский штаб отряда Попова, хотя в нём в этот момент находились большевики, захваченные левыми эсерами в заложники. Троцкий Лев Давидович в официальном докладе V Съезду Советов заявил, что штаб отряда Попова был обстрелян артиллерией «с исключительной меткостью».

Нерешительность левых эсеров привела их к провалу. Они были исключены из состава ВЧК, левоэсеровские делегаты V съезда были арестованы. Большевикам удалось заменить всю левоэсеровскую охрану ВЧК и левых эсеров в охране Съезда Советов. Проинструктированный Свердловым Петерс, став председателем ВЧК, руководит арестом 450 делегатов съезда.

Несколько активных участников мятежа, среди них заместитель председателя ВЧК Вячеслав Александрович и 12 сотрудников ВЧК из отряда Попова были расстреляны на следующий же день, 8 июля.

11 июля партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона.

7 июля Троцкий лично вручил Вацетису пакет с деньгами, двусмысленно заметив: «Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили». Впрочем, по мнению Ричарда Пайпса, Ленин особой благодарности к Вацетису не испытывал, всё ещё продолжая в нём сомневаться. 31 августа 1918 года он предлагал Троцкому Вацетиса расстрелять, а в июле 1919 года Вацетис всё-таки был арестован по подозрению в измене, и просидел несколько месяцев в тюрьме.

Попытка левых эсеров спровоцировать немцев на возобновление войны также не удалась. Германия никак не отреагировала на убийство своего посла графа Мирбаха, хотя новый посол Курт Рицлер потребовал разорвать дипломатические отношения. Рицлер потребовал от Ленина лично явиться в посольство, и принести извинения.

По свидетельству немецких источников, Ленин действительно явился в германское посольство 6 июля в 17: 00 вместе со Свердловым, однако его интересовали лишь «технические подробности» теракта. Осматривать тело Мирбаха Ленин отказался, и принёс извинения, которые были, по выражению немцев, «холодны, как собачий нос».

Германский дипломат также свидетельствовал, что 7 июля в 5 утра в германское посольство прибыл вооружённый пистолетом «размером с небольшое осадное орудие» Карл Радек с отрядом красногвардейцев, и заявил, что «социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом. Рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся. Он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы».