Справа сидели лидеры левых эсеров: Борис Камков, Аполлон Карелин – оба евреи, гладко выбритые и хорошо одетые, и с краю сидела Мария Александровна Спиридонова — тридцатидвухлетний старожил Партии левых социалистов-революционеров.

Позади Президиума были ряды других членов ВЦИК. Здесь находились все главные большевистские силы от Троцкого до Крыленко – злого и вечно недовольного и дёргающегося государственного прокурора.

На высокой сцене, с которой Шаляпин дал бессмертное исполнение Бориса Годунова, теперь сидели члены ВЦИК — пёстрая смесь ста пятидесяти интеллектуалов с явным засильем евреев.

Все входы, выходы, и коридоры охранялись вооружёнными до зубов латышскими стрелками. Каждый из них имел ружьё, револьвер и гранату. Буквально через пять минут съезд открыл Свердлов. Он как всегда затрезвонил в карманный колокольчик, чтобы зал притих.

- За восемь месяцев существования Советской власти — с октября 1917 года до июля 1918 года, – начал он свою вступительную речь с воодушевлённой улыбкой, – в стране произошли огромные социально-политические изменения. Рабочие и трудящиеся крестьяне, руководимые Коммунистической партией, создали органы своей власти — Советы, вокруг которых сплотились многомиллионные массы трудящихся. Опираясь на поддержку масс и выполняя их волю, Советское государство национализировало банки, крупную промышленность и транспорт, конфисковало помещичьи, церковные и другие земли и передало их трудящимся крестьянам. Советское правительство добилось выхода страны из войны и, используя мирную передышку, приступило к созданию основ социалистической экономики, строило Красную Армию и укрепляло обороноспособность страны. Необходимо подвести первые итоги огромной созидательной работы трудящихся Советской республики, наметить новые задачи, связанные с обороной страны от интервентов и белогвардейцев. Для этой цели сегодняшнего числа был созван V Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. Прошу считать съезд открытым.

Противоречия, словно раскалённая вулканическая магма, сразу выплеснулись наружу. Как ждала этого момента Спиридонова – так ждут сектанты “второго пришествия”. По предварительному с нею сговору делегаты-эсеры ринулись к трибуне, едва ли втискивая во время регламента свои раскалённые речи.

- Украинские рабочие и крестьяне сражаются за свою землю, семью, за свою жизнь, а по Брестскому миру мы должны их бросить на произвол судьбы?! – возмущались они. – Это антиморально: использование украинского народа в качестве защитной подушки от немецкой интервенции! Они наши братья и сёстры, из покон веков мы жили душа в душу, а то, к какой линии склоняют съезд большевики непростительна и недопустима!..

Речи эсеров в целом содержали две мысли: освобождение кулаков, осуждение продразверстки и расторжение Брестского мира. Они требовали переизбрать мандатную комиссию на паритетных началах. Съезд превратился во взаимную ругань. Свердлов требования о мандатной комиссии ловко обошёл, а в ответ на все претензии по политике предложил проголосовать за проект резолюции, сводившей всё к благу Советской Республики. Левые эсеры за резолюцию голосовать не стали и демонстративно покинули заседание. Мария практически ликовала: половина съезда поддерживало её линию – было видно, что провокационные, гневные и расточительные речи действуют на публику. И как один из самых искусных мастеров ораторской манипуляции это заметил Троцкий. Однако в период дня открытия и первого полноценного дня съезда не проронил ни слова. Полноценные, жестокие дебаты продолжились и на следующий день, в четверг, пятого числа.

Поймав многозначительный взгляд Ленина, всем обликом кричащий: “эсеры раздувают скандал, предприми что-нибудь”, Троцкий спокойно кивнул. Однако этот кивок вовсе не значил, что наркомвоенмор вступил в полемику с соперниками – наоборот – Троцкий упорно молчал и внимательно наблюдал за процессом со стороны. Владимир Ильич немного смутился, подумав, что Лев не понял намёка, и обратился уже через записку, чтобы наверняка, к ведущему съезда.

Свердлов не был обескуражен политиков эсеров, он знал, что Спиридонова стремится занять ведущее место во властной структуре государства, и потому решила при удобном случае сбросить большевиков за борт. Следовательно, необходимо парировать раньше. “И ничего это нам не напоминает, – вздохнул он. – Разве не то же самое мы сделали с Керенским? Скудное у вас воображение, Мария Александровна”.

- Что с эсерами? – прошептал Зиновьев так, чтобы не услышали представители вышесказанной фракции. – Я был уверен, что они поддерживают нашу позицию по поводу Бреста. А теперь что – обострение?

- Это сложно назвать обострением, – так же тихо ответил Свердлов. – Это их продуманное решение.

- Но раньше они не были так настроены, – возразил Григорий Евсеич. – Такое чувство, будто их кто-то спровоцировал на это.

В это самое время за тем же столом шли перешёптывание и левых эсеров.

- Большевики и максималисты как на иголках, – Камков нервно вздохнул. – Возможно, стоит принять более радикальные меры? Мария Александровна, может быть, вы выступите?

- Нет, – жёстко отрезала она. – Мы и так раскалили атмосферу. Мы должны ждать, что скажет Ленин и Свердлов, а он наверняка будет охлаждать ситуацию. И только тогда я произнесу речь.

Спиридонова оказалась права: Свердлов с лёгкостью отбивался от огненных шаров эсерских возмущений: “изверги”, “палачи”, а чуть позже объявил пятнадцатиминутный перерыв.

Все делегаты повалили из раскалённого зала в вестибюль первых и вторых этажей. Неумолкаемый спор разразился между ними: эсеры, агрессивно жестикулируя, объясняли большевикам, почему необходимо разорвать Брестский мир, последние же ни в какую не шли на уступки, объясняя своё несогласие неминуемой войной РСФСР с Германией. Спустя пару минут контраргументы эсеров носили личный характер, а вспыльчивые большевики терпеть оскорбления не были намерены. У одного из руководителей ПЛСЛ Бориса Камкова и заместителя председателя ВЧК большевика Мартына Лациса распри раздулось до общеделегатского масштаба.

- Вы не можете понять угрозу украинских людей по вашей необразованности! – заявил Камков, надменно смотря на разозлённого, потерявшего всякое смирение латыша Лациса. – Ваш Брест на соплях висит, только какой из него прок?

- Не гоните лошадей! – прошипел второй по значимости чекист в стране. – Представьте хотя бы на секунду, что будет, если Бресту придёт конец! Немцы итак осели у Петрограда, не вышли из Республики. Желаете, чтобы интервенция приобрела законный характер? Чтобы немцы до сюда дошли?

- Надо дать им бой! – воскликнул Камков, привлекая тем самым делегатов к обсуждению. – Вы же большевики, те, кто совершили Октябрь, а теперь ухватились за власть и трясётесь за неё?

- Намекаете на то, что большевики – трусы? – сквозь зубы спросил Лацис, сжимая кулаки.

- А я не намекаю, я прямо говорю!

Не выдержал не только Лацис. На Камкова набросились все большевики, кто был в тот момент в холле. В отместку на помощь своему руководителю пришли на помощь эсеры. Шум драки долетел до главного зала съезда.

Ленин обернулся на крики, доносившееся из вестибюля, хмыкнул про себя и, наконец, обратился к Троцкому, который сидел за столом Президиума и смотрел куда-то вдаль задумчивым, сосредоточенным взглядом. Медный свет ламп освещал только половину лица, оттеняя пенсне и ресницы.

- Что-то ты, батенька, тихий в последнее время. Не хочешь выступить с докладом о военной политике?

- Возможно, но сейчас не время, – Троцкий медленно повернул голову в сторону Ильича – наркомвоенмор был обеспокоен. – Что-то твориться на Волге – явная чертовщина! Все мои... поручители в Царицыне смещены с постов, а некоторых расстреляли по личному приказу Сталина.

- Сталина? – удивился Ленин, подсаживаясь к товарищу, игнорируя к привыкшей недоговорённости. – Уж ли не хочешь ты сказать, что Сталин специально именно на твоих людей нападает?