“- Зачем ты меня истязаешь? Разве я не доказала свою преданность? Или… я сама, я, думающая это, я – тень, я – призрак, я – отторжение. И в меня лишь перелились воспоминания, мысли и чувства той, другой меня, той настоящей. А в действительности я брошена в глубоких казематах собственной совести, где томлюсь в изнеможении. Ты ещё тогда убил меня, чтобы вернуться и воскреснуть самому. Я разоблачила твой план. Я же не желала власти, я желала быть свободной. Но я больше не желаю покоя, я желаю жить, желаю уничтожить тех, кто меня убил и заключил в эти нерушимые цепи!!! Будь ты проклят, призрак коммунизма, и твой злополучный медальон…”

Она вдруг осознала, что ничего из своих слов не произнесла вслух: из её губ не вырвалось ни звука. А дьявол стоял напротив неё, ехидно свергая ядовитой зеленью пронзительных, но прекрасных глаз. Девушка всхлипнула и в изнеможении скатилась на пол, к его ногам.

- Я мертва уже столько лет, – проговорила она. Голос её звучал с отстранённой нежностью. – Десять лет моего заключения остаюсь преданной тебе, и я всегда буду тебе верна… Ты умер для других, но остаёшься живым для меня. Я предаю тебя бесконечно, но никогда не смогу от тебя отказаться, словно Сигюн, навечно...

Казалось, призрак был удовлетворён этими словами – его черты вновь преобразились в девичьи, он опустился на пол вместе с ней и замер. И вновь тёмные круги под тусклыми, влажными глазами, и светлая копна взлохмаченных волос. Странно, что она вспомнила богиню из скандинавской мифологии, но этот персонаж как ничто иное бы олицетворял её эмоции. Подумав об этом, Вика глубоко вздохнула и в один миг лишилась чувств.

А на следующий день в Петербурге прошли три митинга. Первый – в девять часов утра рядом со станцией место «Невский проспект», второй – в полдень на Дворцовой площади, третий – в полседьмого вечера на Петроградской набережной недалеко от крейсера Авроры.

Все эти «флэшмобы» проходили нелегально, но и не носили радикальный характер, как митинг пятого мая. Полиция была начеку, но тандему словно везло: никто ни на кого не давил, всё проходило под мирными лозунгами, в честь “Дня победы”. А стоило всего-то назваться коммунистами и показать скаченное из интернета листок с легализацией пикетов. Дементьева, как и Анна присутствовала на всех митингах и контролировала ситуацию: несколькими уже заученными речами или импровизацией она разбавляла атмосферу, если та накалялась высказываниями предыдущих малоопытных ораторов: агрессия в сторону нынешней власти не должна была превышать речей, прославляющие победу Красной армии в 1945 году.

Брюнетка совсем не выступала и практически не высказывалась: она стояла в стороне, гордо скрестив руки на груди, покуда огромные, жёлтые глаза пристально следили за всем, что происходит; за всеми, кто присутствует, запоминая каждого в лицо, кто, во что был одет, каждую черту и выражение лица – её роль была проста – всего лишь провокатор. Виктория искоса наблюдала за ней в сопровождении совсем не лестных мыслей.

Как бы Орлов не убеждал её в том, что Анна – “потрясающая и клёвая” девчонка во всех отношениях, Виктория относилась к ней с величайшей осторожностью и антипатией. Никого ещё высокомернее межрайонки она не встречала: обе ходили с поднятыми носами, обе молчали, оставшись вдруг наедине – обе предпочли бы поскорее уйти из этого места. Между ними возникали распри на пустом месте: в начале спора обе говорили на низких тонах и завуалированными оборотами, которые были переполнены сарказма и презрения – Виктория побеждала благодаря богатству словарного запаса, а Анна из-за абсолютной наглости, упорства и фамильярности, которые не знали границ. В конце-концов кто-нибудь из них срывался на крик, пока другая глумилась над раздражимым фиаско. И чаще всего победительницей была именно межрайонка.

Виктория не могла простить ей того, что та превосходит социалистку: Анна была красивее, обладая незаурядными фигурой и формами, далеко не глупая, а способность быть одновременно раскованной и собранной, как железный кулак, делали девушку необыкновенно притягательной. Вокруг желтоглазой бестии всегда крутилось много людей, в основном это были представители сильного пола. И что Виктории было обиднее всего: Миша попал под удар её флюидов.

До этого девушка никогда не испытывала подобных чувств: лицезрение того, как Анна кокетничает с юным Орловом, каким взором парень смотрит на обольстительницу в момент её обворожительной улыбки, вызывали отвращение и некую обиду. С собой Виктория никогда не позволяла такого, но тогда Миша был в абсолютном разобщении с кем-то другим, а теперь… словно на пути появился конкурент. «Что за фарс – флиртовать в момент продумывании стратегии очередного политического пикета?» – негодовала Дементьева. Она боялась, что Орлов после того, как Анна окончательно вскружит ему голову, перестанет воспринимать всю серьёзность ситуации, которая под личиной страсти может показаться романтическим приключением, как в фильмах с участием Бреда Пита и Анджелины Джоли. Перестанет следить за причинно-следственной связью в истории, она окончательно ему надоест, и он бросит её теперь раз и навсегда.

Таким ходом прошли две недели. Девушка злилась, но поговорить тет-а-тет с Мишей не решалась – теперь Виктория в свободное от приготовления пикетов время предпочитала сидеть на чердаке и разбирала документы в гордом одиночестве, срываясь в искренних откровениях мыслей призрачным видениям.

- Сегодня была акция протеста из-за очередной поставки миллиарда на Чемпионат, – жаловалась она вслух, сидя на краю матраса. – В следующем году в России будет чемпионат мира по футболу, который ещё больше укрепит наше позорное положение на международной арене. С ужасом вспоминаю весну 14-ого года: жутко возросли цены благодаря послеолимпиадному кризису, несмотря на спортивные успехи. За три года вроде бы попривыкли, а тут новый виток: народ не переживёт этого. Хорошо, что теперь многие понимают, к чему могут привести бюрократичные игрища, и не верят государству. Знаю, что тебе совершенно не интересно состояние Российской экономики, – произнесла девушка с улыбкой, – а митинг был залихватским! Плюс ко всей заварушке с чемпионатом на радостях вспомнили о том, что наш ВВП снова предоставил поставку нефти безвозмездно. О правах даже модно не говорить: народ ругается, но сегодня число митингующих перевалило за... тысячу человек было точно. Но разогнали быстро, без камер: пустили слезоточивый газ, вот сижу и рыдаю.

Но двадцать пятым днём мая социалистка всё же пришлось откровенно поговорить с напарником. Оказалось, что ему не давало покоя фраза, брошенная, казалось, совершенно случайно: “Потомок белогвардейца”. Виктория, узнав об этом, удивилась, ведь она совершенно забыла об этом – от коньяка похмелье, как никакое похмелье.

- Ты прав, я не обзывалась, – согласилась девушка, покуда Миша упрямо глядел на неё. Виктория позвала его на прогулку, чтобы бродяги-межрайонцы не задавали лишних вопросов. – Помнишь, когда мы изымали документы твоего отца из сейфа? Одним из пакетов было нечто вроде биографий. Твоей и моей.

- Теперь понятно, почему ты от родства с Троцким отпиралась, – опечалился парень. – Ну вот, такую историю обломала...

- Не суть, сейчас не обо мне, – присев на ближайшую лавочку на аллее, Виктория достала из сумки несколько листов, половина из которых была написана вручную. – Тебе же от Октябрьской революции интересно?

- То есть я не потомок графа Орлова? Я был уверен в этом...

- Нет, не Григория Орлова, – поправила девушка, – а Владимира Григорьевича Орлова.

- Ну и кто это? – уныло произнёс Миша.

- Как кто?! – воскликнула Дементьева. – Владимир Григорьевич Орлов – потомственный дворянин, юрист и профессиональный контрразведчик, участник антибольшевистского подполья в Петрограде,позднее служил в контрразведке у самих Деникина и Врангеля!.. А это тебе не хухры мухры. Не то что обыкновенный пролетарий с Урала... Ты прочитаешь три, можно сказать, детективные истории, которые, казалось, не связаны между собой. От них ты многое узнаешь о деятельности своего предка. Но в них играл он второстепенную роль, а остальные, впрочем, тебе знакомы...