- Приходило, но что-то мне подсказывает, что у вас в городе куда больше деморализованных личностей, нежели одни Петренко с Никифоровой. Может быть, немецкой интервенцией? Или залихватским разгулом армии Краснова? Если вы не назовёте хотя бы один весомый аргумент, подтверждающий всеобщую безопасность этих людей, то мне придётся приказать товарищам латышским стрелкам разогнать толпу. Федя, Надя, идёмте.

Когда на перроне появилась троица столичных большевиков, люди засуетились. Женщины тут же забыли о жаре, стараясь как можно выше приподняться на носках, чтобы увидеть наркома по национальностям, потому что никто не знал, как он выглядит и с чем его едят. Толкотня неожиданно усилилась, и вдруг прямо к Кобе из толпы неожиданно протиснулся человек с дыней и небольшим арбузом под мышкой. Его смешная торопливость сопровождалась попутными ругательствами рабочих, стоящих позади.

- Ну, куда ты полез! – кричали ему, на что человек лишь махнул рукой, дескать «отвяжитесь». Коба оценил эффектное появление мужчины, а более оценил отличное продовольственное снабжение в Царицыне. Человек этот был в военной тёмно-зелёной форме, которая ему была скорее велика, чем в пору из-за невысокого роста, но забавнее большевику показалось не его походка, а его лицо: мимика была проще и наивнее, чем у Кирова. И если продолжать сравнивать с ним, то глаза у Кирова были большими, невинными лазурно-голубыми, покуда у личности, стоящей перед Кобой, глаза были чёрными, маленькими, словно бусинки. Издали, да и вблизи черты лица человека имели схожесть с крысиной мордочкой: острый длинный нос и под ним – усики. Не зная отчего, но у Кобы этот субъект вызвал только положительные эмоции. Последний улыбнулся во весь рот и протянул большевику свободную руку.

- Мои войска вошли сюда несколько дней назад прямо из Донбасса, – пояснял он, крепко сжимая руку наркома по национальностям. – Мы, так сказать, охраняем покой и порядок на сегодняшнем вашем пути.

- Но на покой и порядок есть целый отряд латышских стрелков, которым поручил это дело Владимир Ильич, – со взаимной улыбкой ответил Коба.

- Фи. Всего одному отряду? Ничего, лишняя подмога не повредит! – поспешно воскликнул командир войска, тут же вручая грузину дыню.

- Клим, ну хватит позориться! – вновь крикнули отряды позади толпы. Человек нахмурился и уже демонстративно повернулся к своим людям, сказав:

- Я, между прочим, устанавливаю контакт. Как говорил Ильич: пролетарии всех стран – соединяйтесь! – затем он снова повернулся к Кобе. – Э-эх, вы так на меня отстранённо смотрите. Что же, неужели не узнали?

- Как не узнать – Климент Ворошилов. Вы же организовывали первоначальную работу в ВЧК, – Коба довольно усмехнулся. – Ну и как вам работалось с Феликсом Эдмундовичем?

Человек по фамилии Ворошилов расцвёл ещё больше, когда сам лично один из наркомов узнал его.

- Не спрашивайте, Иосиф Виссарионович, разве одним предложением ответишь. Товарищ Дзержинский… очень интересно организовывал свою работу: не подстроиться, не угнаться. Железо-человек. Не то, что председатель ВРК…

- Так-так-так, – Кобе стало интересно: встретить человека, который с таким заметным знаком критики отзывался о неприкосновенном Троцком – дорого стоит. Такой человек для Джугашвили был на вес золота, и если поначалу своей работы в Смольном, он буквально не замечал Ворошилова, который казался ему простачком, то теперь он в корне переменил свои настроения. – А чем же он не хорош?

- Ну, Лев Давидович хоть революцию и совершил, да порядком толком завершить – не завершил. Да и вон – отказался от должности наркоминдела – разве это дело? Не дипломат он, вы извините, – Климентий тут же перешёл на шёпот, – а гордец!

- Гордость не порок, – отстранённо пожал плечами Коба, абсолютно точно зная две вещи: то, что Климента нужно завербовать в друзья и то, что гордость – смертный грех.

- Гордым Бог противится, а смиренным даёт благодать, – возразил Ворошилов. – Не порок, товарищ Сталин, только бедность и лень. А от всего прочего дурного нужно избавляться. Феликс Эдмундович всегда говорил, что характер нужно воспитывать…

- А вы не находите Троцкого схожим с героем пьесы Островского Гордеем Торцовым? – уже более многозначительным тоном произнёс нарком по национальностям, чтобы Климентий окончательно всё понял.

- Нахожу, – кивнул он. – Хоть и не читал целиком-то, но отчего не найти? Само имя у него говорящее: не у Троцкого, у Торцова, а сам Лев Давидович чем лучше будет? Как ни посмотрю, ходит всегда один, как отрешённый и загадочным таким взглядом всех одолевает. Нет, смотрит он не по-нашему, не по-пролетарски, а гордо, цинично, всем видом говоря: «так знайте же, что я вас лучше и умней».

Брат с сестрой, слушая завязавшийся диалог, переглянулись между собой. Фёдор знал, каковы сильны и серьёзны разногласия между его другом и наркомвоенмором, и сразу понял, что Коба ищет людей для будущего сопротивления.

Сам Коба в задумчивости своей вовсе не слушал Ворошилова: грузин не рассуждал о гордости своего соперника и прекрасно знал, что уровню его личности такое позволено и что в самом честном мнении Троцкий действительно был одним из самых умных большевиков. Дураков не посвящают в тайные сообщества.

Нет, Кобе было намного интересней знать уязвимые места – куда нужно было наносить удары. Джугашвили считал, что сама гордость является огромным недостатком у человека и от этого он делается бедным и одиноким, и уязвить человека с тщеславием было гораздо проще любого другого.

Ворошилов же, не понимая настоящей истины в беседе, продолжал перечислять отрицательные стороны личности Троцкого. Он понял лишь то, что «товарищ Сталин не любит председателя ВРК, а почему бы мне не изобличить его в негативном свете, дабы стать ближе к наркому по национальностям?». Но Кобе так было даже лучше – пускай недопонимает.

И действительно: на счастье Ворошилова, тот скоро очень сблизился с наркомом по национальностям: им предстояло вместе работать: решать проблему с доставкой продовольствия в Москву и чистить ряды красноармейцев. Как-то утром солдаты, найдя в подвале одного полуразорённого дома вино двадцатилетней выдержки, напились и с пьяным визгом преследовали кур, кошек и женщин. Веселье длилось недолго. Коба, узнав о мародёрстве и хулиганствах, приказал наказать красноармейцев.

- Они же неумышленно, Коба, – настаивал Ворошилов, понимая, что солдат в полку слишком мало. Однако тот знал, что хуже деморализованных разгильдяев и пьяниц в армии ничего нет. И как бы Коба не не любил наркомвоенмора, понимал, что смерть – единственное спасение.

- Расстрелять, – он вынес свой вердикт, закуривая трубку. Ворошилов беспомощно вздохнул. К этой короткой фразе ему предстояло привыкнуть.

Красноармейцев тем же днём ликвидировал отряд местного ЧК.

Май. 2017 г. Санкт-Петербург. РФ.

- И сколько примерно Коба пробыл в Царицыне? – Орлов старался не выражать удивления: он до углубления в историю прекрасно знал, какие по жестокости репрессии проводил Сталин. Страшнее ему от этого не было ещё по той причине, что, оказывается, он расстреливал не просто так, а только сильно провинившихся.

- Лето пробыл точно. И версий на тот счёт много и все они противоречивы, но что я знаю точно – Коба занимался не только расстрелами. Он бил Троцкого по его людям в Царицыне.

- Бил? Вместе с этим... как его... Климом? Ворошилова я знаю, в детстве как-то по телеку шёл фильм “Ворошиловский стрелок”.

- Фильм не видела, а вот, что Ворошилова знаешь – молодец.

- Только как мне знание Ворошилова поможет выяснить местонахождение политопа? – между прочим проронил Орлов. – Не обижайся, но раз тогда симплекс был у Троцкого, может, тогда будем рассматривать его, а не Сталина? Сталин – да, громкое имя, но Троцкий важнее. Вдруг тем летом он невдомёк занялся наукой да и создал политоп?

Виктория, слушая предположения собеседника едва не расхохоталась, но сдержала себя, и ответила с туманным придыханием: