Все было неправильно, но он с трудом боролся со своим желанием повиноваться этому настойчивому шелесту. Ведь у него есть выбор.

— Нет, — простонал Ки, запуская руку в брюки.

Шепот по ту сторону перетек в яростное шипение, дверь сотряс удар кулака. Ки почувствовал, как на глазах чуть выступили слезы. Он никогда не был мужеложцем и не станет им по собственному желанию.

Ласковые уговоры превратились в грязные угрозы. Нежные обещания наполнились силой и злостью.

Ки слушал, как мелодичный голос, вызывающий мурашки по всему его зудящему от неудовлетворенности телу, сулит ему жестокую, но сладкую расправу. С замиранием сердца ловил угрозы и гладил себя, прислонившись лбом к плавящейся от гнева двери, тяжело дыша, словно в забеге на длинную дистанцию, не стирая мокрые дорожки со щек. Он был одержим этим дьяволом. Он ждал своей расправы.

Это не его рука водила по его члену, это не его пальцы размазывали выступающую смазку, дразнящим движением проходились по венкам. Это не его болезненное возбуждение. Не его. Дыхание на щеке, на губах — его нет, это просто терпкий сквозняк, задувающий в дверную щель. Губы, нежно сцеловывающие влажную соль с его лба, ему всего лишь мерещатся. Прикосновения по всему дрожащему от возбуждения телу — как легко себя обмануть. А жадные поцелуи — изощренная игра гораздого на выдумки воображения.

Ки забился в самый неприметный угол комнаты, ощущая, как судорожно сотрясается ослабевшее тело после оргазма. Сжавшись в комок и прощаясь с медленно отступавшим наваждением, он мелко, испуганно дышал. Там его утром и обнаружил Чжонхён — растрепанного, грязного, полуголого, свернувшегося тесным спящим клубочком на холодном полу и посасывающего большой палец руки, словно успокоившийся младенец — соску.

Молодой человек, и сам не лучшего вида, опустился перед сопящим юношей на корточки и, приложив некоторые усилия, с громким чмоканьем вытащил большой палец у того изо рта.

— Похоже, я перестарался.

========== Часть 34 ==========

Кожа на большом пальце, чуть сморщившаяся, в слабом утреннем свете блестела от слюны. За хныканьем, недовольно выплывшим из губ, приоткрылись подернутые дымкой карие глаза. Трогательное замешательство ярким огоньком вспыхнуло в них и тут же погасло. Чжонхён не удержался, провел пальцем по теплым губам и вздрогнул, когда сонный выдох обжег самый кончик влажным дыханием. Свежие цветы, стоящие недалеко от них, высохли, будто отдав последние капли влаги на борьбу со смертью. Холодный ветер тревожил их навеки уснувшие съежившиеся лепестки, оплакивал пошедшее трещинами дерево, из которого был сделан новый столик.

Ки неосознанно потянулся к молодому человеку руками, обнял за шею, когда он неуклюже попытался его поднять. Идея поиграть с мальчиком и проучить его поначалу казалась забавной и стоящей свеч, но последствия, разделенные на двоих, слишком невыносимы. Быть одному и кидаться во все тяжкие во стократ легче, нежели иметь за спиной еще один небольшой груз, полезный, но слишком хрупкий для привычных безумств.

— Я тебя… убью, — вяло прохрипел Ки, когда его заботливо уложили на нерасправленную кровать и прикрыли покрывалом. Чжонхён взял его руку и прислонился лбом к горячей ладони, прикрыл глаза.

— Успеется еще, — его хриплый голос разорвал дремотную тишину через какое-то время. Но к этому времени юноша уже провалился в беспокойный сон и не расслышал ответа.

***

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Плохо.

— Хочешь обратно?

— Нет.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

— Ничего.

— Меня не удовлетворяют твои ответы, малыш Бомми.

— Меня бесят твои вопросы, а про то, что малы…

— Мы можем…

— Мы не можем.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Тебя что-то волнует?

— Нет.

— Знаешь, что я думаю?

— Нет и…

— А хочешь узнать?

— …знать не хочу.

— Я думаю, что тебе это нравится.

Изумление вынудило Ки отвернуться от бархатной шторки оконца экипажа и поглядеть на Чжонхёна, весьма довольного тем, что сумел завладеть вниманием юноши, находившегося в самом скверном расположении духа.

— Что мне нравится?

— Конечно же оказываемое тебе внимание, Бомми, — тот шутливо щелкнул его по носу, отчего Ки брезгливо поморщился и, сердито насупившись, безапелляционно отвернулся к окну, не подавая никаких признаков жизни до самого конца поездки. Его не пришлось просить выйти из экипажа: Ки выплыл из кабинки по собственному желанию, приняв протянутую ему руку. Но вид у юноши при этом был такой, словно он оказывает величайшую в мире услугу недостойнейшему из недостойных. Хотя Чжонхён по своему обыкновению лишь забавлялся устроенным спектаклем, хмыкал на каждую выходку, являвшуюся следствием его собственного желания подергать строптивую зверушку за пушистый хвост.

— Ты сегодня в плохом настроении?

Он крепко сжал кисть юноши, но тот вырвал свою руку и в сердитом безмолвии направился в небольшую рощицу, недалеко от которой остановился экипаж. Впрочем, молодой человек тут же не преминул последовать за ним.

Тонкие молодые деревца, росшие часто и беспорядочно, мягко разбавлялись густыми ягодными или цветочными кустами. Пару раз им встретились и настоящие деревья-старцы. Временами композиция казалась полотном, сотканным из разномастных кусочков, но во всем том присутствовало едва заметное и, тем не менее, успешное старание придать роще естественный вид. Очевидно, это был своеобразный сад, выстроенный человеческими руками вокруг нескольких исполинов.

Шумно вдыхая воздух, Ки не обращал на Чжонхёна никакого внимания и как будто совсем позабыл о его присутствии. Но если снаружи он и выглядел погруженным в созерцание красоты природы, зверек внутри него все время оставался настороже, вновь напряженно замерев при приближении хищника.

Спеша отвлечься, Ки прислонялся то одним, то другим ухом к стволам деревьев и слушал, прикрыв глаза, их неслышное дыхание. Чжонхён, намеренно отставший от него на пару шагов, не прерывал его и лишь неусыпно следил за каждым его движением, ощущая абсолютно непривычное умиротворение.

При каждом удобном случае Кибом исподтишка бросал на него настороженный взгляд и замечал, как черные глаза увлеченно следуют за движением его пальцев по нежной коре или считают кивки веточек куста, возле которого он недавно прошел. Юноша заходил за ствол, словно за крепкую стену и, выглядывая по другую его сторону, неизменно натыкался на безмятежную улыбку. Он знал, что чужие пальцы касаются ровно тех мест, которых касался он парой минут ранее, и эмоции возникают ровно те же, которые испытал в эти моменты он сам.

Паутина, растянувшаяся меж двух тонких деревцев, была похожа на невесомую вуаль, и в нее Ки по неосторожности завернулся, сорвав ткань с корнем. Паучок, стремительно выбравшийся было из своей норки, заметил, какая добыча попалась в его сеть, и поспешил забиться в свою норку поглубже, махнув всеми лапками на трудолюбиво сотканную ловушку.

Ки завертелся на месте и неосознанно замахал руками, пытаясь сорвать налипшие щекочущие нити и очистить от них лицо. Мысль о пауке, наверняка, уже пробравшемся в его волосы или за шиворот, придавала его копошению прыти.

— Попался! — незаметно подобравшись к нему, Чжонхён схватил его в объятия и закружил на месте.

— Ни фига себе паук! — выдохнул Ки, когда тот остановился.

— Где?

— У тебя на голове, — по-детски съязвил юноша.

— Сними его, — возможно, Ки и показалось, но Чжонхён несколько напрягся.

— Дурень, я вообще-то тебя имел в виду! — захохотал юноша, даже не пытаясь вырваться.

— Дурень, значит? — заулыбался Чжонхён, вмиг расслабившись при ощущении веселья, которым искрился паренек в его руках.

— Ну а кто же еще, — в порыве радости Ки заключил его лицо в ладони.

— Ты нанюхался чего-то вновь, а, Бомми? — прошептал он, крепче стискивая паренька. Последовал выдох, и на смеющуюся пару посыпался волшебный дождь из зеленых листьев и белых плодовых лепестков.