— Ты наелся? — вопрос был задан самому Ки, когда его щеки сиротливо опустели. Тот замотал головой, облизывая губы. — Я тоже.

— О нет, — мальчик приложил ладонь к лицу.

— Гретта, принеси ему еще одну порцию.

— Только не это, — простонал он.

— Такую же большую.

— Только не здесь.

— И добавь в нее побольше сиропа.

— Да сколько можно-то?

— А то наш Бомми так старательно портил свое тесто, а его вдруг исправили.

— Ну хватит же, хватит, хватит!

— Ты волен уйти.

— Я… — мальчик недоговорил, глядя, как Чжонхён открывает рот и ждет, когда Кибом угостит его.

Ки по-прежнему действовал на автомате, не вполне ясно соображая и не очень понимая своих интуитивных поступков. Он делал то, что приходило ему в голову. Всего лишь. Ел, кормил и глядел… Глядел на вилку, пустые зубья которой Чжонхён все еще сжимал губами, читая что-то в карих глазах.

— Фу… Да что с вами? Нельзя без этого хоть пять минут обойтись?!

Черные глаза оторвались от пустого выражения на лице Ки и обратили все свое внимание на негодующего мальчика. Постепенно тот стыдливо сжался, сожалея о своей вспышке. Вернувшись глазами к Ки, судя по всему, немало завороженному вилкой, Чжонхён улыбнулся в своей привычной манере и разомкнул, наконец, губы, прожевывая угощение. Ки поднес к себе вилку и продолжил глядеть на нее так, словно видел впервые, а потом сунул ее в рот и направил горящий взгляд на полную тарелку перед собой.

— Приятного аппетита, детишки.

Он даже не заметил, как остался наедине с белокурым мальчиком и немой служанкой. Не заметил, с каким протестом первый встал и гордо прошествовал за дверь. Не заметил, как на кухне вновь появился дворецкий и, осторожно сняв заправленный за ухо Ки белый цветок, задал ему всего лишь один вопрос:

— Как Вы это сумели?

***

Чжинки раскачивался на самодельных качелях в тени большого дерева и с грустной задумчивостью глядел в глубину прекрасного сада. С каждым разом он все яростнее убеждал себя, что его обвинения, предъявленные хозяину дома, безосновательны, что они построены на ложных суждениях. Однако, проплутав в лабиринте мыслей, он приходил к своему прежнему мнению, которое опасался озвучить не только вслух, но и про себя.

К Тэмину его категорически отказывались пускать, особенно, после его последней вспышки. Попытки осаждать заветную комнату ни к чему не приводили: его целой толпой оттаскивали в комнату и надолго запирали в ней. А после, вырвавшись из нее он все равно не оставлял попыток высадить дубовую дверь. Только толка от этих его попыток не было никакого. Лишь руку теперь сводило сильнее и чаще.

С момента драки и Минхо не попадался ему на глаза. Скорее всего, он отлеживался в своей комнате, залечивая серьезные травмы, которые Чжинки и рад бы превратить в несовместимые с жизнью, да только случая подходящего пока не представилось.

Зато в спокойное время Чжинки было позволено бродить по дому и саду, огороженному глухой кирпичной стеной. Возница подозревал, что без помощи вездесущего доктора тут не обошлось. Ведь Чжинки ничего не стоит воспользоваться высотой здешних деревьев и перемахнуть с их помощью через забор, а потом дать деру. Но его похитители, и доктор в том числе, знали, что пока Тэмин находится в стенах этого дома, Чжинки не решится на побег. Побег ему невыгоден. Никто не поверит бредням почти нищего о похищении. Чего доброго, его еще упекут куда-нибудь, откуда он и вовсе не выберется.

Чжинки вздохнул и прикрыл глаза, плавно раскачивая качели под собственную колыбельную, сочиненную еще в детстве.

Мама-деревце качнется,

За дочуркою следя.

На мгновенье отвернется,

После глядь, а нет дитя.

Смысл песенки у него тогда получился грустным, да и придумана она была только для того, чтобы своевольный Тэмин, озадачившись нелегкой судьбою мамы и дочки, не сбегал больше от своих братьев. Колыбельная явно не способствовала улучшению настроения понурого Чжинки, поэтому он сердито оборвал ее на середине.

Возница хмуро наблюдал за бабочками и пчелами, порхающими с цветка на цветок, и понемногу злился, мучаясь от бездействия. Как же так все получилось? Какой план может ему теперь помочь?

Сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, Чжинки увидел, как красивый большой жучок приземлился на его ногу и, немного пожужжав, принялся расхаживать туда-сюда, будто хвастаясь своим переливчатым панцирем. Чжинки подставил храбрецу ладонь и поднес ее к глазам. Но жук тут же неуклюже повернулся к нему задом.

— Что за?..

— Чжинки, — послышался за спиной бархатный голос.

Испуганно вжикнув, жук сорвался с его ладони и улетел вглубь сада. Все еще находясь в ошарашенном состоянии, Чжинки не отреагировал должным образом на появление самого ненавистного ему ныне человека. А потом ему стало любопытно, какие извинения намеревался скормить ему этот плут.

Минхо сел прямо на траву у ствола и поглядел туда же, куда все утро глядел Чжинки, — в успокаивающую глубину сада.

— Хорошо я вас отделал, — отвесил возница смешок, увидев жуткие синяки на лице Минхо.

— Неплохо, — усмехнулся тот, дотронувшись до подбородка и тут же опустив руку. Он поглядел на свои пальцы, не решаясь продолжить. — Я должен у Вас попросить прощения…

— Попросить прощения?! — гневно прервал его Чжинки. — Вы в своем вообще уме? Вы были абсолютно пьяны! И в таком виде… — Чжинки задохнулся от негодования.

Минхо виновато поглядел на него, подыскивая слова.

— Я не мог ничего поделать. По-другому никак…

— Почему вы отнекиваетесь?! Для чего нужны эти мучения?

— Ну, я бы не сказал, что это мучения, — Минхо смущенно улыбнулся и почесал в затылке.

— Да как вы смеете! — Чжинки сорвался со всего места и налетев на Минхо, повалил того на землю. Минхо застонал, ударившись головой о торчащий из земли корень, но вовремя и вполне мастерски успел блокировать удар Чжинки.

— По-другому Тэмин не выживет! — выпалил он.

Фраза чуть охладила пыл возницы и заставила его отодвинуться с недоуменным выражением на лице.

— Что вы сказали?..

— Чжинки, с каждым днем сознание Тэмина все больше растворяется в… — Минхо неопределенно взмахнул рукой, — Вечном.

— В «вечном», значит, — скептически повторил возница.

— Универсальный разум. Вселенская копилка, если хотите. Единственный способ хоть как-то удержать его здесь — подарить ему частичку жизни, часть живого, понимаете?

— Нет, — капризно ответил Чжинки, начиная осознавать весь масштаб проблемы.

Минхо измученно вздохнул.

— Чжинки, я не понимаю, почему Вы упрямитесь.

— Что же… — протянул возница неуверенно, — получается, что Т… он овощем становится?

— Если Вам легче так думать, — через какое-то время пожал плечами Минхо.

— А без этого никак нельзя? — выпалил вдруг Чжинки.

Минхо покачал головой.

— Мы перебрали множество методов, но ни один из них не принес столько пользы. Этот метод предложила моя бабка. Она колдунья, — пояснил Минхо смешавшемуся Чжинки. — Она же и объяснила, что происходит с Тэмином. В этом способе нет ничего страшного, — продолжал он. — Не буду скрывать, я даже рад, что способ помочь Тэмину оказался именно таким. Так я лучше могу узнать того, кто мне дорог.

— Сняв с него рубашку? — не сдержался возница.

— Ну… — Минхо замялся, — рубашку снимать вообще-то необязательно.

Чжинки издал протестующий горловой звук.

— Тем не менее, это очень приятно, — намеренно проигнорировал его возмущение Минхо, — хотя и немного истощает в энергетическом и эмоциональном плане. А после тебя даже мотает, словно ты опустошил чан с алкоголем. Хотя чего я… Это безумно приятно! Настолько, что минусы меркнут перед плюсами.

Поначалу Чжинки презрительно скривился, потом засовестился, вспомнив, что несколькими минутами ранее обвинял Минхо в пьянстве, а после его глаза загорелись новым светом.

— Я тоже хочу помочь!

— Что?.. — Минхо, казалось, опешил.

— Я хочу помочь… ну… в этом… частичка жизни и все такое… — засмущался Чжинки. Ему вдруг захотелось во что бы то ни стало оградить Тэмина от Минхо и сократить их… встречи до минимума.