За этим отчасти творческим занятием его и застал раздавшийся вне комнаты крик.
Чжинки подскочил как ужаленный. Новый крик оборвался, словно кричащему закрыли рот рукой или вставили в него кляп. Прислонившись ухом к дверной щели, он внимательно прислушался к звукам дома. Где-то дальше по коридору раздавались приглушенные стоны, среди которых он разобрал свое имя.
Тэмин звал его на помощь! Что с ним делают? Почему он так странно стонет? Как… как в вечера, проведенные вместе с братом в публичном доме.
Чжинки задергал ручку и затарабанил кулаком в дверь. Никто не отозвался. Тогда в спешке он попытался ее выбить, скороговоркой перечисляя все матерные слова, которые Ки когда-либо произносил в его присутствии. А выжав из себя все, принялся в заклинании тараторить их по второму кругу, раненным зверем бессмысленно долбясь в холодное дерево. Его яростные крики были слышны скорее всего по всему дому, но никто на них не откликнулся.
Постепенно стоны стихли. Вторя им, возница также затих, чутко вслушиваясь в подозрительную тишину.
Это был Тэмин, он уверен. Уверенность эта ничем не подкреплялась, поскольку Тэмин никогда не кричал в его присутствии. Кроме тех случаев в публичных домах, когда эмоции держать при себе становилось невыносимо.
Но… не насилуют же его там? Однажды какой-то извращенец, не зная о том, что разговаривает с братом Тэмина, едва ли не в подробностях расписал Чжинки все свои фантазийные действия относительно этого «сладкого мальчика». Чжинки тогда ужаснулся и не на шутку испугался. Позже вдвоем с Ки они подкараулили наглого смельчака, основательно с ним поговорили и, не добившись никакого прогресса, хорошенько отмутузили. Вернее сказать, мутузил его Чжинки, а Кибом сидел на заборе и яро за него болел, раздавая указания — как бить, с какой стороны и с какой силой.
Как бы возницу ни выводил из себя Минхо, Чжинки с трудом представлял его в роли насильника. Минхо не способен на подобное. Не способен?..
***
Ки чувствовал себя жалко. Так жалко, как не чувствовал себя уже очень давно. Но насколько велика бы ни была эта жалость, он вовсю старался себя уверить, что действует во имя своих дорогих братьев. Всю силу своей привязанности к ним он осознал лишь сейчас, после исчезновения обоих. А может, таким образом на него действовало вынужденное одиночество. Только этими причинами, и никакими другими, он решался объяснять свое нынешнее поведение.
Ки вел слежку. Да, за Чжонхёном. И за этой белобрысой бестией, с которой тот уже на протяжении целой недели развлекался. Первые дни приступы необъяснимой черной ревности не давали мыслить ясно, поэтому Ки едва удерживался от совершения ненамеренных глупых ошибок. Но теперь он слегка свыкнулся с видом мелькающей перед его глазами сладкой парочки и почувствовал неземное облегчение от того, что его больше не домогаются. Ки даже находил в себе силы безжалостно язвить в своей характерной манере, не срываясь при этом на слишком явные грубости, явившиеся бы доказательством того, насколько глубоко он в действительности уязвлен.
Неуемное любопытство терзало юношу, и вместе с тем он не желал знать никаких подробностей этих внезапных отношений. Возможно, и не было ничего. Возможно, ему не стоило беспокоиться. Да и вообще, с какой стати?
Однако он не мог устоять перед вовремя предоставленным ему шансом выяснить все наверняка. Поэтому шпионил, как самая последняя ревнивая женушка, неосознанно прикрывая истинные мотивы довольно просто: Чжонхён знает, где находится Тэмин, иначе не угрожал бы свернуть тому шею. А значит, он может в любой момент нагрянуть к истинному похитителю младшего братца. Тут-то Кибом и сумеет вытащить неиссякающий источник проблем из его темницы и удрать с ним куда подальше. А если ему очень повезет, то там же заодно отыщется и Чжинки.
Глупая теория, уверяющая, что стоит только позвать Тэмина и тот обязательно появится, провалилась с треском. Ки вовсю старался ее практиковать, развивать, выуживать из нее хоть что-то пригодное. Но не преуспевал.
Не появлялся Тэмин! Не появлялся Чжинки! Нет и все тут. Что он делал не так?
Ки перебрал все способы вплоть до самых забавных и отчасти даже бредовых. Тем не менее, ощущение, словно он со всей дури бьется лбом об стену, оставалось неизменным и скорее укреплялось с каждым позорным провалом. Временами слезы бессилия наворачивались на карие глаза, а едкая тоска выедала все внутри. Но горько проплакав ночь напролет через несколько дней после исчезновения Чжинки, более Ки не позволял себе подобной слабости.
За неимением удовлетворительного результата от предпринимаемых попыток оставалось надеяться на свои силы. И благоволение судьбы. А также на внезапно проявившиеся в нем шпионские таланты.
Пока что, в хорошем или плохом смысле, ему посчастливилось лицезреть лишь несдержанные поцелуи в глухих переулках или подвальных гостиницах. Благодаря интуиции всякий раз ему удавалось вычислить комнату, в которой парочка предпочла провести друг с другом время. Обычно шторы в пустующих номерах не задергивались. Поэтому проходило некоторое время, прежде чем посетители замечали этот факт и немедля его исправляли. Однако Ки, удостоверившись, что за окошком действительно не пытают его братьев, не дожидался, пока голубки придут в себя, и оставлял их, занятых друг другом, в относительном покое. Он скорее предпочитал, сердито пыхтя, пинать камешки неподалеку от гостиницы в ожидании, когда преследуемые закончат развлекаться и позволят ему наконец возобновить свою слежку.
Но до того, впервые осторожно заглядывая через прозрачное стекло в поисках братьев, каждый раз он с трудом подавлял дрожь, яростными волнами проходящую по всему телу. Тем не менее он был настолько заворожен картиной, что не находил сил оторвать от нее взгляда. Но… Это ведь были простые поцелуи, в которых он даже не участвовал. В которых он даже не хотел участвовать. Хотел. Не хотел…
Перед глазами все расплывалось, и тогда возникало ощущение сопричастности, фейерверком взрывающееся в самой глубине его естества. Он чувствовал себя на месте Ее, ощущал Его руки на своей талии, нежные пальцы в своих волосах. Это он терся о чужое тело, он разделял поцелуй, он несдержанно стонал, он кончал прямо на месте, даже не сняв одежды и не дотронувшись до себя. Не было Ее, был только он. Измотанный морально, ничтожный человечишка, покрытый испариной, дрожащий. Он представлял себя на Ее месте… Нет, он всего лишь чувствовал. Он шпионил. Он был жалок. Отвратительно жалок.
Каждое утро Ки брезгливо морщил нос, чуя, как от Тары несет Чжонхёном. Тошнотворное свидетельство того, насколько эти двое тесно общаются. Носясь по всему Салону в заботах, Тара невольно оставляла эту назойливую смесь запахов повсюду. Реакция юноши на нее ограничивалась кривой улыбкой на губах и непременным фырканьем, своей необоснованностью сбивавшим остальных девушек с толку. Угрюмо зыркая по сторонам и поедая работниц глазами, перед внутренним взором он видел совершенно другую картину.
Какой бы едкой ни была скопившаяся в нем желчь, Ки не смел высказывать свое недовольство. Именно он то со всех ног носится от Чжонхёна, то сам жаждет с ним встреч. В таком случае может ли он считать себя вправе предъявлять какие-либо претензии?
Даже подробности, которыми девушка все время делилась с окружающими, подробности, которые он мог бы подсмотреть сам, всего лишь позволив себе зайти настолько далеко, даже эти туманные подробности не могли заставить его изменить решение, хотя и подводили к грани. За грань он не переступал только потому, что видел, как день за днем тускнеет Тара. Странная оживленность отнюдь не скрывала усталости, во всей красе проявляющейся на ее лице. Она словно сморщилась, высохла. Ужасающие мешки под ее лихорадочно горящими глазами дополнялись не менее пугающими темными кругами. Наблюдая за метаморфозами, юноша ощущал легкую мстительность и вызванное этим чувство вины.
Однажды, в очередной раз занимаясь своей шпионской деятельностью, Ки зазевался и не заметил, как объект преследований исчез из его поля зрения. Все бы ничего, но в этот раз юноше удалось случайно подслушать пару сведений о том, насколько важна предстоящая встреча Чжонхёна с каким-то неизвестным. Несмотря на собирающиеся тучи и запах надвигающейся непогоды, слежка шла довольно успешно. Однако настолько скучно, что Ки начал время от времени отвлекаться на окрестности, подмечая их знакомый вид.