— Очень удачно, что вы попросили меня задержаться здесь на ночь. Сотрясение легкое, но, тем не менее, помучиться придется. Как вас, Чжинки, угораздило удариться, — обратился врач непосредственно к самому вознице. Последний лишь прикрыл глаза, похожий в своей неподвижности на мраморную статую. — Сейчас мы вам облегчим боль, — приободрил его врач, возясь со склянками в своем компактном докторском чемоданчике.

— Сколько времени займет выздоровление? — услышал Чжинки мягкий голос Минхо.

— Через неделю будет как огурчик, — излишне оптимистично, на взгляд Чжинки, заявил врач.

— Терпеть не могу огурцы, — слабым голосом заявил больной, укладываясь головой на свою подушку в надежде, что подступающая тошнота отпустит его желудок.

Врач бесконечно долго делал ему какую-то важную для его выздоровления инъекцию и одновременно давал Минхо ценные наставления. Отсутствие возражений, очевидно, свидетельствовало о том, что последний его внимательно слушает. Чжинки отнесся сравнительно безразлично к этому факту. Он надеялся выздороветь как можно раньше и накостылять негодяю, а затем отыскать Тэмина, схватить под руку Кибома и сломя голову бежать из этого треклятого города со всеми его треклятыми жителями.

Но для начала он собирался поднабраться достаточно сил во сне.

— Я бы вам посоветовал убрать эти цветы отсюда. Если не из самой комнаты, то хотя бы из этого угла, — услышал Чжинки как сквозь вату голос врача. У головы послышалось шуршание, страдающего возницу обдало легким ароматным ветерком, и озабоченный голос продолжил далее: «Я все понимаю, Минхо, мальчик выражает свою заботу, но вам не стоит потакать всем его капризам. Лучше для вас — и в особенности для него, — установить пределы, переступать за которые он не должен сметь».

Воцарилась тревожная, вместе с тем убаюкивающая Чжинки тишина.

— Я уберу эти цветы, — тихо произнес Минхо через какое-то время.

— Запах слишком силен, он лишь усугубляет состояние Чжинки, — на свой манер попытался ободрить его врач полушепотом, заметив размеренное дыхание Чжинки и спокойствие спящего на его бледном лице.

— Хорошо, доктор, — произнес Минхо в странно-печальном тоне. — Прогресса не наблюдается?

— Мне невыносимо каждый раз Вас огорчать, но я уже как-то высказал Вам свое мнение, — со вздохом проговорил мужчина, укладывая врачебные принадлежности в чемоданчик. — С тех пор оно не изменилось.

— Я помню, тем не менее…

— Минхо, я не думаю, что в такой болезни, — врач сделал особое ударение на слове «такой», — возможно какие-либо сдвиги в положительную сторону. Будем молиться о том, чтобы и ухудшения не наступило.

Прежде чем окончательно провалиться в сон, Чжинки рассеянно подумал о том, что разговор между двумя велся явно не о его ужасном самочувствии.

***

Рабочий день уже подходил к концу, а он до сих пор чувствовал себя бодрым и полным сил. Ки даже прыгать не отказался бы, настолько бурно кипел он энергией. Но, несмотря на разительные послабления, сделанные ему владелицей Салона, он не решался выражать все творившееся у него в душе таким необычным образом. Лишь пружинистая походка и широкая улыбка выдавали весь спектр владевших им эмоций.

Временами ему казалось, что его приподнятое состояние — всего лишь своего рода затишье перед бурей, вроде мнимого улучшения, предшествующего решающему, обычно — смертельному, удару болезни. Но мимолетные мысли быстро отступали, давая дорогу сказочному воодушевлению, в немалой степени являвшемуся результатом его странной реакции на работающих с ним бок о бок девушек.

Ки будто прозрел. Он вдруг увидел, насколько каждая из них красива и уникальна, насколько плавны их движения, насколько звонки их голоса. Его завораживали тонкие руки, пленяла фальшивая открытость белозубых улыбок. Он словно впервые рассмотрел, насколько изящно подчеркивала изгибы специально подобранная для каждой стройной фигурки одежда. Каждый взмах ресниц заставлял его сердце замирать испуганной птичкой перед своим преследователем. Каждый солнечный зайчик, скользящий по шелковистым волосам, слепил его.

Почему он не замечал этого раньше?

Ки чувствовал себя непривычно, странно; напряжение не отпускало его тело. Но разум не выражал ни малейшего желания противостоять новоявленному колдовству, бесстыдно предавая своего юного хозяина. Его взгляд сам непроизвольно увивался за мелькнувшей в проеме открытой двери девушкой. Проходило значительное количество времени, прежде чем он осознавал, что пялится на пустой проем, истуканом застыв на месте и невоспитанно открыв рот. Забавнее всего был тот факт, что сами девушки, судя по всему, с удивлением подмечали его заинтересованные взгляды, а потому, привыкнув к его относительной холодности и постоянному безразличию, весь день переглядывались друг с другом, польщенные неожиданным вниманием. Он часто встречался глазами с их улыбающимися взглядами и нередко ощущал ответные и любопытные — себе вслед.

Клиенты, ставшие свидетелями его нетипичного поведения, усмехались со знанием дела, видя, как он, очнувшись наконец от наваждения, быстро прятал смущенный взор. Он попал в кондитерский магазин, где десерты добровольно дефилировали перед покупателями, завлекая их своим внешним видом. А его алчущие руки жадно тянулись к каждому из них.

Схватить.

Откусить кусочек.

Насладиться вкусом.

Даже неловкость утра меркла перед этим невероятным открытием. Чтобы сполна насладиться им, он пожертвовал и обедом. Хотя, говоря по чести, Кибом находился в слишком большом смятении для обеда: он не чувствовал ни аппетита, ни желания вообще наполнять с вечера пустой желудок. Ему необходимо было время — переварить происходящее.

Почти в конце дня он с некоторой опаской приблизился к администраторскому столику, за которым пряталась Роксана. Перегнувшись через узкую высокую столешницу, он уперся взглядом в знакомую макушку и… соблазнительно приоткрытый ворот белоснежной рубашки. Роксана часто пренебрегала необходимостью носить на шее шелковый шарф.

Девушка что-то писала в журнале, ее рука легко бегала туда-сюда по страничке, но на всякое движение головы локоны, падающие на плечи аккурат рядом с воротом, чуть смещались, царапая острыми кончиками светлую кожу.

— Ки! — воскликнула она, выпрямившись на стуле. — Ты давно здесь стоишь? Я не слышала, как ты подошел.

Он оторвался от своего зрелища и бросил непонимающий взгляд на девушку, сидевшую с вопрошающим выражением на симпатичном лице.

— Я не хотел тебя отвлекать, — медленно выдавил он, придумывая причину своей неподвижности прямо на ходу.

— Я почти закончила! — мило улыбнувшись, Роксана вернулась к своему занятию. — Ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовалась она мимоходом.

Зачарованно следя за ручкой, легко порхающей по страничке, он кивнул. Но девушка осталась в неведении относительно этого жеста, поэтому подняла на него чуть требовательный взгляд. Заглянувшее в окна солнце бликами заиграло в ее очаровательных глазах.

— Ты бледен, сядь, отдохни, — она похлопала по сиденью рядом с собой, продолжив заполнять журнал.

Кибом не сдвинулся с места, приклеившись взглядом к злосчастной пряди, мягко проходившейся по нежной коже шеи при малейшем движении головы.

Он уже довольно продолжительное время наблюдал за поведением Роксаны. Еще с того момента, когда незнакомый мужчина в баре заронил в нем семена сомнения касательно честности окружающих его людей. Но никогда не смотрел он на нее, как парень на девушку. Теперь, взглянув вдруг на Роксану в таком необычном свете, он с изумлением отмечал охватившее его волнительное чувство.

Ки настолько увлекся, что не заметил, как рядом с ним выросла другая женская фигура и, подобно ему, перегнулась через стойку к Роксане. А вот и еще одна любительница игнорировать заведенный порядок.

— Ты все записала? — в своей резкой манере поинтересовалась Тара.

Ощущая себя этаким болванчиком, послушной овечкой, следующей за пастухом, юноша ошарашено уставился в чересчур откровенный вырез ее рубашки. На этой красивой лебединой шее шелковый шарфик тоже отсутствовал, а значит, нечему было прикрывать видные в вырезе рубашки женские прелести.