С резкой болью в затылке пришла тьма.

***

Предрассветный туман, зловещей волной затопивший окрестности, лизал красивые витражи, отбрасывавшие причудливые тени на серый каменный пол. Свет от сотен горящих у алтаря свечей безудержным заревом стелился по доступным ему поверхностям. Там, снаружи, цвета блекли и сливались в одну серую массу, унылую и клейкую. Этот же приют любому зашедшему на исходе ночи всегда сулил надежду и помощь.

На последнюю безумно надеялся лежащий у алтаря человек. На первый взгляд могло показаться, что одежда выдает его принадлежность к духовенству. Однако впоследствии выяснилось бы, что к этому сословию он не имеет никакого отношения, разве что косвенное. Его маскарадный костюм был безнадежно испорчен и не подлежал восстановлению. Ухоженные пальцы скребли по камню, пытаясь дотянуться до ножа, лежащего всего в каких-то десяти сантиметрах. Разорванная в лохмотья грудная клетка лихорадочно вздымалась до тех пор, пока боль не становилась невыносимой, после чего тут же рвано опускалась. В его растерзанном чреве поблескивали частично поврежденные внутренности.

Человек пытался сглотнуть собравшуюся во рту кровь, стекающую по щекам к ушным раковинам, но с каждой попыткой рана на горле кровоточила все сильнее. Напитавшись кровью и слезами боли, пряди волос на несколько оттенков потемнели.

По всему было видно, что человека отделял от спасительной смерти лишь один мучительный шаг, но по какой-то причине жизнь не спешила из него уходить, вытекая алая капля за алой каплей. Медленно она стекала в кровавую лужу, образовавшуюся под его искалеченным телом. Меж тем человек не терял рассудок, хотя боль была невыносима, а осознание увечий сводило с ума. Злой рок жаждал вкусить все страдания, острыми клиньями пронзившие его тело и душу.

Под равнодушным черным взглядом фигура человека в рясе содрогалась, сопровождаемая хриплыми стонами. Опершись правой рукой о деревянную спинку скамьи и закинув ногу на ногу, обладатель взгляда бесстрастно наблюдал за непривлекательным действом, не пытаясь каким-либо образом предотвратить надвигающуюся из темных углов смерть. Он скорее впитывал ее в себя, с каждым стоном насыщаясь ею все больше и больше. Свет свечей едва добирался до него, отчего на красивом лице залегли тени, непроизвольно подчеркивавшие хищность его натуры. Его пальцы были покрыты чуть подсохшей алой корочкой, такой же след небрежно красовался на его правой щеке, а гладкий подбородок был заляпан каплями.

— Что же ты за зверь такой, что даже святой дух церкви не в силах с тобой совладать? — с отвратным бульканьем в горле выдавил человек на полу. — После меня придет кто-нибудь еще. Рано или поздно, но ты будешь изгнан.

Ответа на эти слова не последовало, равно как и какой-либо реакции в целом. Человек вцепился жестким взглядом в страдающие голубые глаза и терпеливо хранил молчание, становясь свидетелем безнадежной попытки умирающего дотянуться до заветного ножа. Мужчина все еще не желал расставаться с надеждой, желая во что бы то ни стало совершить свою месть и не позволить этому существу вновь уйти безнаказанным.

— Уйди добровольно, оставь это тело, — прохрипел он.

Пыль, еще недавно взмывшая в воздух, плавала в предрассветном воздухе, прохладой льющемся из приоткрытой дубовой двери в конце залы. Туман словно бы не решался проникнуть через эту щель, нерешительно топчась на пороге. Если бы не кровавое зрелище на полу, то атмосферу можно было бы смело назвать безмятежной, поскольку один из участников выглядел вполне умиротворенно и даже слегка утомленно.

— Он никогда не даст тебе право на обладание и никогда не встанет на твою сторону, отпусти мальчишку и оставь это тело, — человек предпринял еще одну попытку лишить наблюдателя его раздражающего спокойствия.

— Он уже давно дал мне это право, — усмехнулся, наконец, черный взгляд. — Ты был слишком беспечен, старик, — слова легко слетели с растянувшихся в зверином оскале губ, и наблюдатель демонстративно облизал свои пальцы.

Испуг в голубых глазах, вызванный новостью, вскоре сменился непоколебимой уверенностью.

— Ты врешь! — в силу своих возможностей воскликнул человек на полу и тотчас же закашлялся, а затем застонал он новой волны боли. — Конечно же ты врешь, — бормотал он, убеждая самого себя в правдивости своих же слов, но крохотной частью изломанного на куски сознания признавая свое поражение. — Он бы мне сказал сегодня, он достаточно прямолинеен.

— Как Бомми может утверждать то, чего даже не помнит? — раздался новый смешок. Еще недавно покрытые чужой запекшейся кровью пальцы теперь блестели чистотой.

— Отпусти меня, демон, дай мне спокойно уйти, — измученно всхлипнул человек и закрыл глаза, постыдившись своих эмоций. — Будь милосерден.

— Ты пропах им, сегодня ты позволил себе слишком много, — послышался ответ. — За это расплатишься сполна.

— На что тебе мои страдания?

Всего лишь на миллисекунду черный взгляд скрылся под веками его обладателя, и умирающий человек дернулся, в последний раз втянув со свистом воздух.

— Будь ты проклят, — беззвучно выдавил он перед тем, как упереться безжизненным взглядом в черный свод. Его тело, сведенное странной судорогой, приняло причудливую позу. Пальцы замерли в нескольких сантиметрах от коллекционного ножа, на костяной рукоятке которого были выведены какие-то символы.

Кровь все еще продолжала стекать на пол, но само тело замерло навеки.

— Больше ты не дотронешься до того, что принадлежит мне.

Звук удаляющихся по проходу между рядами скамей шагов разрывал студеную тишину. Свечи, резко потухшие с уходом души из тела страдающего, остывали в холодном утреннем воздухе.

Значительно позже истинный пастор и прихожане обнаружат странные восковые фигурки, натекшие у основания свечей. В недоумении они будут гадать и панически указывать друг на друга пальцами. Они будут искать друг у друга увечья, следы от которых остались на спинке скамьи, стоявшей неподалеку от изуродованного тела. Газеты будут трубить о новом убийстве, произошедшем в тихой деревеньке, расположенной неподалеку от города. Из уст в уста будут переходить слухи о возобновлении зверских убийств, подписанных одним незамысловатым кровавым знаком.

Но это будет позже. В данный момент густой туман, хлынувший через открытую дверь, осторожно ступал по холодному камню, сантиметр за сантиметром подбираясь к алтарю. Словно хищник к жертве.

А через огромное количество километров, где-то на краю города, резко открыл карие глаза спавший на скамейке молодой человек. Он проморгался, растерянно огляделся и взъерошил светлые волосы. А затем, немного подумав, перевернулся на другой бок, решив выспаться на парковой скамейке, а не идти под свой опустевший кров.

========== Часть 27 ==========

В кои-то веки случилось то, чего он желал на протяжении… на протяжении… на протяжении очень многих лет.

Ки медленно выдохнул и с довольным видом откинулся на спинку своего сидения. Ароматное облачко дыма, принявшее причудливую форму, потянуло куда-то вбок. Ки поленился проследить за ним, когда оно, неспешно поплыв по воздуху, исчезло из его поля зрения.

Сейчас он походил на большой кусок боли. У него болели абсолютно все мышцы. А все потому, что он без передышки бежал несколько километров за каретой, в которую на его глазах посадили бессознательного Чжинки. Он даже не подозревал, что способен совершать забеги на такие дистанции. Вместе с тем каждую минуту он выжимал всю скорость, на которую был способен. Злополучный экипаж словно дразнил его: он не становился ни на сантиметр ближе, но в тоже время и не удалялся от него. Он катился ровно, размеренно, и этот факт подгонял Ки, не позволяя остановиться и потерять возможность спасти брата. Однако вскоре он начал отставать: сначала на немного, позже разрыв стал очень заметным. Отчаявшись догнать злополучный экипаж, в конце концов, он был вынужден оставить эту глупую идею. Ему не угнаться за любимцами Чжинки. А раз уж те выехали за город, то путь, скорее всего, им предстоял долгий.