Впрочем, дальше раздумывать над этой тревожной темой у него не было времени: Ки выгнал на улицу подозрительный шум, появившийся на верхних этажах. Шорохи и скрипучие голоса пугали своим неестественным звучанием.

Зайцем вскочив наружу и испуганно озираясь в поисках тени, вылетевшей из дома десятью минутами ранее, он понесся во весь дух вверх по дороге — предположительно в сторону парка. Улицы и дома этого мира казались чуть искаженными и разительно отличались от тех, что исчертили карту города в реальности. Но юноша надеялся, что не ошибся с выбором пути.

Чем дальше Ки бежал, тем интенсивнее в нем росло желание закричать, разбить жуткую тишину вдребезги. Но не позволял он себе совершить этот глупый поступок только потому, что боялся. Здесь определенно не обитало ни одной живой души, но это не касалось теней. Тени не были живыми людьми, их он не имел возможности почувствовать. Теней здесь могло оказаться довольно много. А он не мог быть уверен в их безвредности и относительном равнодушии к человеческим существам.

К тому же одну из теней юноша уже заприметил впереди. Кажется, это была та самая, от которой он прятался в прихожей. И, судя по всему, она его тоже заметила. Ки метнулся к ближайшему проулку, стоило только ей начать стремительное движение в его сторону. Снова тупик. В этот день ему подозрительно везло на тупики. Его мозг работал в усиленном темпе, тем не менее, не находил выхода из сложившейся ситуации.

Можно попробовать развернуться и приготовиться отбиваться, саркастично подумалось Ки, пока его глаза лихорадочно бегали по глухой стене в поисках зацепки. Кулаками он махать умеет, да вот только вряд ли такая мера возымеет свое действие на бестелесного противника, если тот надумает атаковать.

Встал. Встал! Чего он встал на месте?!

Дальше витать в своих истерически веселых мыслях Ки не дали, грубо толкнув его лицом к стене. Ки стукнулся лбом о кирпич. Боль не пришла, словно кирпич был не кирпичом, а мягкой стенкой в лечебнице для душевнобольных. Как бы то ни было, юноша затаил дыхание, радуясь, что не придется мучиться от невыносимой боли.

Более ничего не происходило. Не было ни ударов, ни попыток выдрать ему волосы или впечатать носом в стену, размозжить лицо, сломать его, вырвать внутренности. Только странное теплое покалывание в районе плеч.

И тогда Кибом решился. Ловкий разворот и вот он уже прижимается спиной к стене, отпрянув от тени, мерцающей буквально в паре сантиметров перед ним. Ки обомлел, узнавая в ней знакомые содрогающиеся очертания.

— Чжонхён? — недоуменно выдавил он.

— Кибом, черт тебя дери, очнись же, в конце концов, — послышался приглушенный рев, словно эхом прилетевший к нему издалека.

И внезапно мир обрел краски. Окружающие его предметы наполнились объемом, перестав походить на плоские рисованные фигурки. Неподвижный, ни теплый, ни холодный, воздух резко похолодел и стал насыщаться запахами живого города. Подул даже несильный ветер, несущий запах дождя. Исчезла голубоватая пыль, знаменовавшая собой запустение.

Словом, к своей неописуемой радости и облегчению, Ки вернулся обратно.

Аура Чжонхёна моментально укутала его, решительно отрезав от всего окружающего мира, — прямо как в день их знакомства. Только в этот раз юноша ощутил себя еще более защищенным. Он всем собственным телом чувствовал судороги, пробегающие по чужому сильному телу. С возникновением каждой из них Чжонхён усиливал хватку на его плечах, принося Ки невыносимую боль. Взглянув за его спину, юноша нашел кровожадную причину этого недомогания — все то же нечто, очевидно, пытающееся вновь словить бывшую жертву в свои черные сети, но натыкающееся на непреодолимую ограду. Нападающее существо пыталось зацепиться за Чжонхёна, добраться через него до задрожавшего Ки, но нити продолжали скатываться, словно тот весь с ног до головы был покрыт слизью. Пару раз темные прутья прошивали его насквозь, однако, надолго задержаться в его теле не могли. С шипением они растворялись в прохладном воздухе, точно пройдя не через человеческое тело, но сосуд с кислотой.

Ки не знал, как выбраться из этой ямы. Никогда до этого ни о чем подобном ему не приходилось читать, слышать, не говоря о «сталкиваться». Порой ему даже начинало казаться, что еще немного и попытка Чжонхёна защитить юношу своим телом выльется в сломанные руки Ки. Хватка была нечеловечески сильной, вместе с тем, последнему даже в голову не приходила мысль попытаться каким-либо образом отцепить от себя Чжонхёна. Он видел перед собой бесстрастное лицо последнего и знал, что внутри него ведется нешуточная борьба. Отчего-то юноше казалось, что это была борьба с болью — возможно, по малейшим, почти незаметным изменениям выражения на волевом лице.

Неизвестно, что подтолкнуло Ки к следующему шагу: присутствие рядом живого человека, всепоглощающий страх, последующее облегчение, благодарность, воспоминание о схожих ситуациях у стены, давно и подпольно вынашиваемое желание поступить именно так, — что бы это ни было, сейчас оно не имело значения. Он всего лишь не стал противиться внезапно возникшему соблазну и крепко прижался к холодным губам, испивая тихий выдох, полный страдания и удивления.

Поначалу весь поцелуй ограничивался неподвижностью и потрясающим ощущением чужих губ, которым медленно передавалось тепло. Его тепло. Он прикрыл глаза, чувствуя, как к щекам приливает кровь. К своему стыду, он абсолютно не знал, что нужно делать дальше. Не знал, но очень желал продолжения. И боялся, что его вновь оттолкнут.

Чжонхён чуть отстранился, делая новый выдох и начиная терять сознание. Ки обхватил его за талию, когда он всем телом на него навалился. Изо всех сил стараясь удержать его, он даже запыхтел от прилагаемых усилий — Чжонхён был слишком для него тяжелым.

— Тяжело, Бомми, непослушный мальчик? — тот вдруг хрипло прошептал вопрос прямо ему в ухо и потянул зубами вставленную в хрящик сережку. Ки поежился, поскольку по телу прошла дрожь, вызванная не столько неожиданным ласковым укусом, сколько горячим дыханием, обжегшим тонкую кожу за ухом. Против воли он захныкал и тотчас себя оборвал.

Стоит ему поддаться эмоциям, потонуть в ощущениях, и они тут же оба скатятся на влажный холодный камень.

Недавно прошел дождь, а он и не заметил. Не заметил он и внезапного исчезновения черного круглого чудовища. Тем не менее, это не воспретило ему порадоваться временному избавлению от своего пугающего преследователя. Юноша питал непоколебимую уверенность в том, что рано или поздно нечто не преминет вернуться снова и щедро наградить его очередными проблемами.

Ки сдавлено вскрикнул. Новый укус был мстительно болезненным, не содержащим ни капли нежности или ласки. После уха досталось и местечку на шее, в котором родничком бешено билась жилка. Чжонхён безжалостно оттянул тонкую кожу белоснежными зубами. Ки закричал громче, не только восторгаясь определенной новизной происходящего, но и сходя с ума от боли. Боль сменилась теплом в тот момент, когда горячий язык прошелся по укушенному месту, возможно, в извинение за жестокость.

А потом все закончилось. Прохладный ветерок обдувал двоих, неподвижно застывших у стены. Ки понимал, что сейчас что-то происходит, однако, ему, очевидно, не доставало смекалки сообразить, что же именно. Единственное, что он понимал, что это нечто жизненно важное. Стараясь сполна надышаться свежим воздухом, но не особо в том преуспевая, в буквальном смысле задавленный юноша покорно ждал продолжения. И оно не замедлило последовать.

Взяв себя в руки, Чжонхён с трудом отлепился от него, и кое-как оперся руками о стену позади него. Силы были почти на исходе. Не сумев толком перенести вес на свои ноги, он тяжело ткнулся носом в теплую щеку Ки и с трудом сфокусировал взгляд на мутных глазах упрямца в сантиметре от своих собственных. В этих глазах вспышкой мелькнуло что-то неопределенное, и они тут же в смущении скрылись под тонкой кожей закрывшихся век.

Попытка Ки чуть отстраниться и произнести что-то была без сожалений сметена новым поцелуем, в этот раз более яростным и живым. Угольно-черные ресницы затрепетали, и юноша чуть приоткрыл карие глаза.