Нынешний вечер был посвящен грандиозной прощальной постановке выпускников, приглашения на которую разлетелись по всей «влиятельной» части города. Многие важные особы неделей ранее имели удовольствие лицезреть за утренним завтраком более чем скромные конверты среди своей ежедневной почты.

Возможность внести неоценимый вклад в карьерное будущее талантливых энтузиастов, закончивших Академию, — нараспев вещали эти письма, — не это ли подлинная радость для настоящих ценителей искусств? Тем более, — вдохновенно продолжали они, следуя за полетом авторской фантазии, — за сим незамысловатым действием лежит нечто более глубокомысленное, нежели простое удовлетворение потребности в прекрасном. А именно, возможность скромно посодействовать развитию всего искусства в целом!

Не исключено, что, доведись Ки прочитать столь высокопарное и елейное письмо, его реакция ограничилась бы презрительным фырканьем. Однако оно возымело свое угодливое действие на польщенных дам и господ, которые, к своему неописуемому удивлению, вдруг обнаружили полное отсутствие хоть сколько-нибудь важных дел в указанный день.

Ки голову готов был дать на отсечение: нервный профессор Крафт тоже находится среди числа приглашенных, при том не относясь никаким задом к такому тонкому, на взгляд юноши, понятию, как «искусство».

Пока упомянутого ему удалось увидеть лишь мельком — в момент, когда тот резво взлетал по мраморным ступеням, надеясь успеть к началу выступления. Однако продолжительное театральное представление наконец окончилось, и юноша всей душой надеялся, что его терпение будет по праву вознаграждено.

Толпа, шумно делясь друг с другом впечатлениями, заполонила все пространство перед театром, а также высокую лестницу. Дамы в кринолинах деликатно улыбались в руку, господа во фраках важно топорщили тщательно причесанные усы. Возбужденный гул отвлекал Ки от важного дела, беспорядочные эмоции так и лезли в голову, не сдерживаемые ничем, кроме широкого экрана, мысленно выставленного перед собой им же самим.

Он досадливо чертыхнулся и, отвернувшись от угла, прислонился к холодной стене, в полном вдохе набираясь смелости для запланированного шага. Ему предстояло погрузиться в это кипящее море и умудриться не сойти в нем с ума. Принимая во внимание, что ему вдруг несколько полегчало после столкновения с «нечто» и воспринимал он окружающее теперь не в таком гиперболизированном свете, испытание ему все же предстояло не из легких. Ки и приблизительно не мог предположить, на сколько хватит его выдержки, поскольку выдающейся терпеливостью он не отличался.

Предпочтя не медлить, юноша выскочил на дорогу и решительно направился к гудящему людскому рою. Погрузившись в него, поначалу он чувствовал себя вполне сносно и даже ухитрялся связно мыслить. Время от времени происходили незначительные ментальные атаки, отбиться от которых не составляло труда. В большинстве же своем люди его не замечали. А те, кто по какой-то причине обращал внимание на то, как он рыщет по толпе цепким взглядом, мимолетно пробегались по его фигуре глазами и возвращались к своим нехитрым занятиям.

Однако вскоре события сделали стремительный разворот на все 180 градусов. В то же время изменения оказались столь неуловимыми для человеческого глаза, что поначалу Кибом и не осознал произошедшего.

Стало чуть светлее, но оно и понятно: он вышел из полумрака закоулка, площадь же была освещена десятками фонарей. Люди все также шумно разговаривали, но гвалт этот вдруг начинал давить на уши, стоило к нему прислушаться. И воздух из теплого и удушливого совершенно незаметно превратился в прохладный.

Маневрируя между людскими островками, он лихорадочно вертел головой по сторонам в надежде отыскать причину этих подозрительных перемен. Тем не менее, какое-то время спустя Ки уже стало не до них, поскольку все его внимание сконцентрировалось на внушительных размеров животе, выплывающем из огромных дубовых дверей. Застыв на ступенях в полушаге, он наблюдал, как несговорчивый профессор одобрительно кивал, изредка поглядывая на своего юного собеседника и слушая его пламенную речь. Бурная жестикуляция молодого человека отзывалась снисходительностью во взгляде и действиях профессора.

Изучая изборожденное морщинками хитроватое лицо, Ки рассеянно предположил, что говорящий мог быть одним из выступавших выпускников.

Перед глазами ни с того ни с сего все принялось расплываться, но юноша упрямо тряхнул головой, прогоняя секундную слабость. С самого утра ни крошки в его рту не побывало, но он не мог тратить время на еду, когда появлялась возможность решить часть важной головоломки.

У самого начала спуска двое расстались: молодой человек вприпрыжку поскакал к хохочущим сверстникам, тогда как профессор все с прежней ловкостью слетел со ступеней и, не заметив глазевшего на него юношу, направился в сторону поджидавшего его экипажа. Ки двинулся, было, за ним следом, но испуганно замер на последней ступени лестницы, видя, как две темные балахонистые тени с разных сторон приближаются к профессору и незамеченными плывут у него за спиной. Юноша поморгал, не решаясь верить своим глазам. Тени были похожи на дым и, фактически не имея ног, они действительно будто плыли по воздуху — юноша назвал бы их привидениями, однако, те были намного плотнее. Их никто не замечал, не замечал их и сам профессор. Временами невзначай они задевали широкими плечами кого-нибудь и… прямо на глазах не верившего в происходящее Ки проходили кусочек тела насквозь. Хотя пострадавший вздрагивал и начинал лихорадочно озираться, увидеть эти жуткие тени, судя по всему, он не был в состоянии.

А после юноша скорее почувствовал, чем увидел источник того странного света, что заливал всю площадь. Машинально взглянув в небо, он открыл рот: над всей гудящей поверхностью витали прозрачные энергетические шары. Сотни полупрозрачных шаров. Тысячи. Большие и маленькие, с ядрами и без, синие и желтые, розовые, белые, они передвигались с умопомрачительной скоростью, на время зависая то над одним, то над другим человеком. Они напитывались радостью, яркими эмоциями, которыми щедро делились беседующие друг с другом люди. Высасывали абсолютно все до последней капли, которая все не наступала и не наступала — в этот вечер люди очень живо генерировали их пищу насущную.

Безусловно, и этих круглых вампиров не замечал абсолютно никто. Разумеется, кроме самого Ки, с нескрываемым ужасом наблюдавшим за происходящим пиром.

Осознание невероятного вновь попыталось выбить почву из-под его вмиг ослабевших ног. Юноша уже подумывал присесть на ступни, пока внезапно ему не пришла мысль о том, что слабость эта появилась неспроста. Обнаружил он это «неспроста» прямо у себя над головой, активно пьющее из него энергию, тем самым забирающее сознание и путающее мысли. Спасаясь от возможных трагических последствий, Ки собрал остатки сил и подорвался с места прямо к экипажу профессора. Столь странный выбор объяснялся довольно просто: именно профессор занял его мысли на последние несколько часов, и именно мысль об экипажах всплыла на поверхности сознания первой.

Голова в очередной раз закружилась, и, отгоняя слабость, он припустился еще бойчее.

На середине пути снова что-то пошло не так, хотя ему уже казалось, что все более-менее подходящее под определение «не так», с ним уже произошло.

Сначала он увидел недалеко перед собой юного протеже Чжонхёна, исподлобья пронзающего взглядом во весь дух бегущего на него паренька. Мальчишка был похож на статую — единственным живым в нем казались злобно горящие глаза. Откуда-то слева вскоре нарисовался и сам Чжонхён, неторопливым шагом идущий в сторону несущегося Ки. И выглядел он настолько спокойным и собранным, будто и мысли не допускал, что юноша сумеет от него улизнуть. А после обнаружилась и причина его уверенности: его подчиненные близнецы наступали с боков на вставшего как вкопанный Кибома. Но грандиознее всего отличилась память, ехидно напомнившая Ки о том, что несколько дней назад он пообещал не соваться к профессору. Он в который раз за последнюю минуту проматерился. Угрожающе поблескивающие глаза Чжонхёна ясно свидетельствовали о том, что про обещание это он не забыл.