— Чжинки, ты дурак? — с искренним интересом в голосе полюбопытствовал Ки и сделал еще один большой глоток под негодующим взглядом брата, отчаянно тянущего руку к горлышку своей бутылки.

— Кибом, ты уже того? — вернул ему Чжинки вопрос.

— Мне еще рано «того», я только начал, — сказал Ки, чувствуя, как перед глазами моментально принялось все расплываться. Расплываться стало и в голове: мысли развезло, как землю во время дождя. Ки попытался сосредоточиться.

— Тебе одного глотка хватает, чтобы сразу «того», — вырвав бутылку из рук среднего брата, Чжинки попытался глотнуть из нее, но разочарованно поглядел на брата, не обнаружив в ней ни капли. — Тут пусто.

— Да ладно, тебе вдвое больше досталось! Ты даже с Тэмином поговорил, а я — нет!

— Тэмин сказал, что все время хочет есть, — ни с того, ни с сего сообщил Чжинки. — Он сказал, что его недокармливают.

— И это все, что ты запомнил из вашего разговора? — съязвил Ки и довольно опрокинулся на спину. — Чжинки запомнил про еду.

Чжинки вздохнул с некоторой долей обреченности. То ли в подтверждение высказанного, то ли устав от навязанных стереотипов.

— Чжинки не едок, Чжинки тоже недоедает, — сообщил он Ки с обидой в голосе. — И вообще…— брат внезапно затих, потерявшись в своих мыслях.

— Ну, так ты его покормил? — счастливо причмокнул Ки и вновь захихикал, став похожим на маленького ребенка, уворачивающегося от щекотки. — Ай! — он приложил ладонь к засаднившей щеке.

Старший брат вдруг весь съежился и начал затравленно озираться.

— Ты чего? — недоумевал Ки, потирая щеку и наблюдая за его странным поведением.

— Я это… его не кормил, — опасливо прошептал Чжинки, прикрыв рукой губы. — Он не захотел. Он сказал, что я еще не умею на расстоянии.

— Мда?.. — отстраненно отозвался Ки, разглядывая свои пальцы в неясном свете, исходящем от стоящего на прикроватном столике огарка.

— А еще он сказал, что ты умеешь. Но ты закрыт, тебя трогать нельзя, и если он попросит тебя, его уничтожат.

— О-о, — протянул Ки, пропустив пьяную речь мимо ушей.

Безусловно, у него очень интересные руки, думал Ки, тщательно инспектируя упомянутые. А когда он кого-то лечит, на них вспухают противные синие вены, по которым проходит невыносимая ноющая боль. Невероятно интересные руки. Вон, Чжонхёну они тоже нравятся.

— А если я потрогаю тебя, меня тоже уничтожат?

— Да кому ты сдался? — Ки широко зевнул, почувствовав, как незаметно подобралась сонливость.

— Да… кому?.. — Чжинки медленно раскачивался из стороны в сторону, сидя на самом краешке кровати.

«Эх, у Чжинки случилась счастливая галлюцинация, — завистливо подумал опьяневший Ки. — Ну, так он сам ее к себе позвал, непрерывно думая о Тэмине, — тут же подсказал юноша сам себе. Он снова зевнул, издав при этом протяжный звук. — Мне бы тоже хотелось какую-нибудь счастливую галлюцинацию. Хотя бы во сне».

— Давай спать, что ли? — предложил Ки, поворачиваясь на бок и подкладывая ладони под пораненную во сне щеку.

— Давай, — с готовностью кивнул Чжинки, забираясь на кровать и неуклюже подползая к изголовью. — Я устал, — он рухнул на свое место и затих, то и дело тяжко вздыхая. — Я забыл… что-то…

Ки поерзал, устраиваясь с комфортом и призывая к себе в сон события, имеющие замечательный оттенок счастья.

«Чтобы проснулся и порхал весь день, как на белоснежных ангельских крыльях», — заказал он воображаемому сказочнику. Тот, внимательно его выслушав, педантично записал все пером в свой волшебный свиток, поклонился и растаял.

— Потом вспомнишь, — Ки улыбнулся, блаженно закрывая глаза. Его ждут интересные сновидения. Хорошо… — Чжинки? — не разлепляя глаз, тихо поинтересовался средний брат через какое-то время.

— М-м? — сонно отозвался тот.

— Ты, правда, встретил Тэмина?

Ответом засыпающему Ки послужил трубный храп, раздавшийся за спиной.

========== Часть 18 ==========

Рычание, раздавшееся за спиной, очевидно, было призвано устрашить незваного гостя. В этот раз, однако, оно не выполнило своего предназначения.

Фарс, рассчитанный на глупцов, небрежно подумал Чжонхён. Довольно жалкая попытка устрашения. Впрочем, на многих людей она действовала на удивление безотказно. Кто хочет быть напуганным, тот обязательно будет напуган.

Не прерывая своего пути, Чжонхён шел по коридору за старым слугой. Лысеющая макушка последнего блестела в свете установленных на стенах подсвечников, отвлекая молодого Господина от изучения попадавшихся по дороге настенных украшений: картин, гобеленов и памятных вещиц. Несмотря на старческую дряхлость, двигался слуга довольно плавно и почти бесшумно, вызывая у Чжонхёна не только удивление, но в какой-то мере почтительность к столь непривычному мастерству. Хорошего слугу, по его мнению, не должно быть ни видно, ни слышно, за некоторыми исключениями.

Они вошли в небольшую темную комнату, уставленную столиками и креслами, насквозь провонявшую какими-то травами и захламленную всякими таинственными предметами, предназначение большинства из которых молодой человек даже не мог себе вообразить. На каминной полке рядом с букетом белых орхидей стоял бутафорский череп.

Чжонхён изумленно приподнял брови. Если в остальных вещицах и была, возможно, заключена крупица смысла, то в этом гипсе ее не чувствовалось совершенно. И почему, скажите на милость, гипс?

Углей, тлеющих в камине, явно не доставало для приемлемого освещения комнаты, но хозяйка его, — а он знал, что это была именно «хозяйка», — судя по всему, не испытывала какой-либо потребности в ярком освещении и вполне комфортно чувствовала себя в полумраке.

Чжонхён продолжал оглядывать комнату с некоторым любопытством, редким светлячком мелькавшим в его черных как смоль глазах. Создавалось впечатление, словно он впервые попал в это место. Хотя бывал он здесь не раз.

— К чему вся эта атрибутика? — пробормотал молодой человек, взяв в руки нож, лежавший на одном из покрытых вишневой тканью столиков. Он с интересом покрутил его в руках, отметив красоту и крепость рукоятки, и через какое-то время вернул на место, произнеся мимоходом: — Пустышки.

— Итак, — послышалось со стороны одного из кресел, — ты здесь.

Раздался шорох, и глазам обернувшегося Чжонхёна предстала стройная рыжеволосая женщина, выглядящая утонченно и величественно в тяжелом изумрудном платье с высоким, наглухо застегнутым воротником. Пышная юбка шуршала при малейшем движении и странным образом дополняла общую атмосферу таинственности, царившую в комнате.

— Мое почтение, — чуть поклонился молодой Господин.

— Не таила и капли надежды на твой приход, — ответила женщина вместо приветствия. Ее лицо казалось белоснежным в более чем слабом свете, исходящем из камина за ее спиной. В то же время оно хранило каменную невозмутимость, точно вылепленное из гипса, как и бутафорский череп на каминной полке.

Чжонхён промолчал, не удостоив внимания столь явную ложь собеседницы, и продолжал взглядом изучать изящный силуэт, находившийся от него в шагах шести-семи.

— Что же тебя сюда привело?

— Всего лишь любопытство. И твое приглашение, разумеется, — в ответе Чжонхёна чувствовалась издевка и толика раздражения, вызванного нарочитой манерностью хозяйки и ее бессмысленными вопросами.

— Ты услышал мой призыв и принял приглашение, — женщина приложила руку к сердцу, — я чувствую себя польщенной!

— Не стоит, — сухо обронил собеседник и выжидающе замолк.

— Эта атрибутика помогает мне настроиться на нужную волну, — словно во избежание напряженного молчания, ответила женщина на ранее заданный им вопрос, — а значит, толк от нее уже есть. Кроме того, люди впечатлительные… действительно впечатляются, — добавила она, обведя комнату мимолетным взглядом, в котором внимательному наблюдателю могло почудиться удовольствие, вызванное тяжелой, давящей обстановкой. — Приветствую тебя, Демон, — женщина положила руку на высокую спинку кресла, в котором недавно сидела. — По глазам твоим вижу, победа над человеческим духом тобой одержана.