Этот мальчик невинен, понял вдруг Чжонхён. Как первые тающие снежинки в начале зимы. Как невесомый пух одуванчиков, еще не созревший и не разлетевшийся под порывом ветра. И он собирается испортить эту чистоту. Окропить белоснежное полотно алыми брызгами.
Этот мальчик еще не был тронут тленом. А у него руки по локоть в крови. Он пропитался ею, и, судя по тому, как все время морщится носик Ки, тот чувствует этот металлический запах, въевшийся в его одежду. В его тело. В его душу.
Он его боится. Но и правильно. Его нужно бояться.
Больше всего Чжонхёну хотелось податься вперед и опрокинуть пузырь с черными чернилами на тонкую и ломкую белоснежную бумагу. Без зазрения совести глядеть, как она послушно впитывает растекающуюся кляксу. А позже корить себя за совершенное.
— Больше не обменивай на деньги мои подарки, — произнес он и вышел из экипажа.
========== Часть 14 ==========
Выйдя из душной конторы на свежий вечерний воздух, Чжинки облегченно выдохнул. Дело было сделано, посылка отправлена, хотя не обошлось без щекотливых ситуаций, в которых его выполнение висело на волоске. Тут-то Чжинки и пришлось вспомнить свое детство и врать напропалую. И хотя лгать он, при всей своей наивности, умел мастерски, он редко пользовался этим и вообще не одобрял подобных действий. Но в нынешних обстоятельствах ему не оставалось ничего иного, раз он решился на столь рискованную авантюру.
— Да-а, это тебе не нянечки, — тихо выдохнул Чжинки, вспомнив, как, бывало, прикрывал частые шалости своих подопечных перед строгими детдомовскими воспитателями и наставницей.
Работник таможни на железнодорожном вокзале, откуда Чжинки было необходимо отправить партию запрещенных товаров, недоверчиво сверлил молодого человека своими почти желтыми глазами. И даже после тщательной проверки самого груза и приложенных к нему документов не желал отпускать его с миром, чуя подвох, но не в состоянии оный отыскать. Чжинки старался избавиться от нервозности, пытался выглядеть как можно невиннее и беззаботнее и со всей искренностью уверял мужчину в чистоте своих намерений. Он толком и не помнил, что наврал суровому дядьке, и, кажется, в отчаянии даже приют и детдомовских детей приплел, за что сейчас себя немало бранил. Но этой его глупости находилось слабое оправдание: человек, у которого он сегодня принял груз, своим видом буквально вытряс из него всю смелость, оставив убежденность в том, что он обязан все правдами или неправдами отправить товар. Иначе ему несдобровать.
Безусловно, Чжинки был предупрежден о том, что ему придется контактировать с разными людьми, поэтому ему следовало быть максимально осторожным. И человек, с которым ему пришлось иметь дело сейчас, был прямым подтверждением тем словам. Он производил впечатление личности безжалостной, способной ради цели пойти на любые жертвы, физические и моральные. Насколько Чжинки понял, его имя было довольно известно в их районе, если не во всем городе. Многие жители никогда в лицо не видели этого человека, тем не менее, стоило кому-то где-нибудь произнести «Ким Чжонхён», как окружающие дружно поеживались и начинали шушукаться по углам, способствуя рождению все новых вездесущих слухов.
Чжонхён был Чжинки незнаком, но отчего-то последний не мог отделаться от ощущения, будто ему уже доводилось сталкиваться с этим человеком. Быть может, он был одним из его клиентов? Его внешность, несомненно, достаточно примечательная, поразила Чжинки так же, как и внешность его нового знакомого, имени у которого он не додумался испросить. Но через трудолюбивого возницу за день проходило так много клиентов, что он приноровился не вглядываться в их лица. Непреходящая усталость вынудила его смотреть сквозь них, как сквозь стекло, не запоминая ни черт, ни жестов, ни даже голоса. Исключение составляли, пожалуй, люди, которые с ним заговаривали насчет портрета Тэмина, но таких было прискорбно мало. Тогда почему Чжонхён кажется ему смутно знакомым? Если он сталкивался с ним ранее, значит, слухи об ауре, витающей вокруг того, были правдивы, и Чжинки узнал этого человека не по внешности?
От этой мысли у него голова кругом пошла, поэтому он решил не думать об этом до лучших времен. Стоило подробнее об этом расспросить Ки, который в отличие от самого Чжинки был довольно сведущ в этой области.
Чжонхён самолично передал груз Чжинки, как говорится, «с рук на руки» и попутно дал несколько полезных наставлений. Выглядел он при этом довольно бесстрастно, однако молодой человек подозревал, что за маской безразличия кроется желание познакомиться с ним, возможно, узнать, кто он такой и с какими намерениями прибыл в город. Оно и понятно. Скорее всего, Чжинки еще и проверка на вшивость ждет. И тот намерен был с блеском ее пройти. Не потому что он этого хотел — у него просто не оставалось другого выхода.
Чжинки видел, насколько расторопно работники выполняли указания хозяина, и ему невольно пришло в голову, что, несмотря на возраст, этот человек имел впечатляющую репутацию, шедшую несколькими шагами впереди него и пресекающую любое неповиновение. Приближенные к нему вели себя смелее тех, кто выполнял мелкие поручения и грязную работу, но и те и другие не могли чувствовать себя свободно в его присутствии. Чжинки не требовалось быть ясновидящим, чтобы понять это. Все лежало как на ладони. Глядя на лебезящее поведение окружающих и всеобщее напряжение, Чжинки с легкостью сделал вывод, что вряд ли в мире нашелся бы кто-нибудь, кто осмелится перечить Чжонхёну.
Хотя нет, тотчас же поправил он себя, есть один такой вредный человек, у которого и клубника станет вишней, если он удумал варить вишневое варенье. Ни в коем случае нельзя, чтобы Ки каким-либо образом встретился с Чжонхёном, забеспокоился Чжинки. Иначе не сносить ему его гениальной головы, уже не раз доставлявшей юноше неприятности своей поразительной несговорчивостью. Мало кто выдерживал капризы Кибома, когда у того было плохое настроение, а портилось оно у него на удивление быстро. И никакое ангельское терпение не сможет посоревноваться с этой безумной переменчивостью.
К примеру, накануне вечером, придя домой после тяжелого дня, Чжинки намеревался растормошить спящего брата и рассказать о том, как днем он случайно познакомился с тем самым «подозрительным брюнетом». Вопреки установившемуся обычаю, Ки не спал. Хотя свеча была задута, Чжинки отчетливо слышал взволнованное тяжелое дыхание среднего брата. Ему даже показалось, что тот облегченно выдохнул, когда старший осторожно поинтересовался, спит ли он.
Обычно молодой человек старался не докучать Ки бесполезными расспросами о его проблемах, поскольку знал, что тот все сам расскажет. В случае если Ки действительно захочет поделиться наболевшим, его не остановит ничто. Он вполне мог поднять брата посреди ночи и, нервно потирая запястье, выложить Чжинки все, что его гложет. А потом вновь растолкать старшего брата, беззастенчиво заснувшего в сидячем положении, и выложить ему все повторно. Оставлял его настойчивый юноша в покое только после того, как уверялся, что до отключенного сознания Чжинки дошел весь ужас ситуации, в которой он оказался. Ки мог вести себя очень скрытно и держать проблемы в себе, но в таком случае пытаться чего-нибудь от него добиться было чревато скандалом, щедро пересыпанным нецензурной бранью и правдой о том, насколько бестолковыми родились его назойливые братья.
Когда встревоженный Чжинки зажег свечу, на миг ему показалось, что в глазах Ки проскользнула тень страха. К тому же он выглядел так, словно очень долго плакал навзрыд. Подтверждением тому был и тот факт, что братишка все время шмыгал носом. Старший брат забеспокоился пуще прежнего, но Ки вяло отговорился тем, что простыл из-за открытого окна в его рабочей комнате, которое кто-то забыл закрыть на ночь. Чжинки сделал вид, что поверил этой неуклюжей лжи и не стал развивать щекотливую тему, переключившись на собственную ошеломительную новость.
Вот тогда он, наверное, испытал неподдельное разочарование, не получив со стороны истеричного брата должной реакции. Сидя в позе лотоса посередине огромной кровати, Ки слушал его. И довольно внимательно. Однако в то же время он выглядел слишком отстраненным, мыслями отсутствуя в комнате. Чжинки ожидал от Ки воплей о том, что старший не только имени незнакомца не сподобился узнать, но даже ничего толком не расспросил насчет Тэмина. И вообще на слово поверил этому человеку, об искренности которого еще бабка надвое сказала. Чжинки даже приготовился защищаться, подготовил с десяток аргументов, начиная от «Я растерялся» и заканчивая «Я знаю, где его можно искать». Он вполне четко осознал свою оплошность и уже сделал себе выговор, но необходимость выслушивать то же самое еще и от брата его отнюдь не радовала. Впрочем, выслушивать-то ничего и не пришлось.
