Ки подошел к ближайшему дверному проему и, осторожно заглянув внутрь, испытал горькое чувство дежавю при виде лежащего животом на полу окровавленного человека, над которым возвышался один из прихвостней Чжонхёна. Тот самый, который чуть не свернул ему руку. Стоя прямо над спиной покалеченного мужчины и склонившись к его мокрому затылку, он держал в руках концы цепи, обмотанной вокруг шеи жертвы, и со змеиным шипением шептал ему что-то. В силу своих возможностей, человек помотал запрокинутой головой.

Выглядывающий из-за угла юноша вцепился побелевшими пальцами в косяк двери, не в состоянии сделать и движения. Его слабеющие ноги приросли к полу, когда его глазам предстала ужасающая картина кровоподтеков, багровой сеточкой расходящихся по коже шеи от толстых звеньев цепи.

— Эти досадливые несговорчивость и упрямство, — послышался скучающий голос Чжонхёна откуда-то из сумрака комнаты. — Одни из худших черт, с которыми мне приходится в последнее время сталкиваться.

Ки испуганно сглотнул, не замечая, что делает это в унисон с тем человеком на полу. Однако ему это сделать было в разы легче, чем последнему, хрипящему и задыхающемуся в металлическом плену цепи.

— Что ты с ним церемонишься? — Чжонхён подошел к двоим и присел на корточки рядом с посеревшим грязным лицом жертвы. — Мы будем говорить? — мягко поинтересовался он.

Мужчина поглядел на него с беспомощной злостью, горящей в водянистых глазах.

— Мне… ничего… не известно… — прохрипел он сдавленно, сплевывая собравшуюся во рту кровь.

Чжонхён устало вздохнул и, выхватив цепь из рук своего помощника, затянул ее еще туже, глядя своей жертве прямо в мутные глаза. Помощник, держащий измученного человека за волосы, издал тихий смешок.

— Известно, — тихо возразил Чжонхён, продолжая безжалостно затягивать цепь, принося этим неописуемые мучения мужчине, валяющемуся на полу почти без сознания. Что-то вязкое и темное стекало из его нервно дергающегося рта по небритому подбородку на грязный неровный пол. Хотя через плотную ткань костюма Чжонхёна этого не было видно, но Ки буквально чувствовал, как вспухают вены на его руках от используемой им силы.

Юноша заткнул уши и с тихим стуком вновь лихорадочно прижался спиной к стене.

Он слышал хруст? Он слышал его? Как так можно? Этот человек едва жив…

Ки метнулся к двери, сдерживая рвотные позывы. Он не помнил, как добрался до кареты, краски калейдоскопом кружили перед его взором, пока он пропыленный и потный валялся в ближайших кустах и выблевывал на землю весь свой обед. Слезы самопроизвольно текли из его глаз, облегчая состояние близкое к шоковому, смягчая давление ужаса. Его желудок выворачивался наизнанку, и при каждой судороге Ки глубже зарывался пальцами в землю, отчаянно сжимая прохладные горсти в руках.

Этот человек мертвец. Его жизнь висела на волоске уже тогда, когда Ки заглянул внутрь. Как он продержался столько времени?

Как у этих людей хватает совести жить после подобного?

Устало забираясь в экипаж, он даже и не вспомнил, по какой причине ранее из него сбежал. Его сознание было разбито вдребезги и мелкими осколками валялось там — у входа в еще один персональный ад.

Кучер все так же отсутствовал на месте. Вполне возможно, его и не было, а лошадьми управляли те люди сверху. Юноша упал на сиденье, чувствуя себя еще хуже прежнего. Можно было бы сбежать, но в таком случае даже не стоило надеяться на какую-либо пощаду.

Вытирая слезы испачкавшимся рукавом, Ки вдруг понял, что, несмотря на всю свою неприязнь и отвращение к этому миру, невзирая не недовольство своим в нем положением, он все равно безумно хочет жить, он не до конца этот мир распробовал, он слишком молод для смерти. Для того чтобы жить спокойно, ему нужно расшибиться в лепешку, извернуться угрем, но научиться не перечить Чжонхёну. Он должен сделать все возможное для того, чтобы тот не добрался до его брата… братьев.

Ки никогда не откладывал дела на день завтрашний и приводил план в исполнение в минуту его одобрения, поэтому во избежание неприятностей в этот раз юноша решил притвориться спящим или на худой конец действительно заснуть. Все, что угодно, лишь бы избежать необходимости контактировать сегодня с Чжонхёном.

Он глубоко вдохнул, черпая из душного воздуха успокоение, и подосадовал на отсутствие воды. Во рту было кисло. По телу проходила мелкая нервная дрожь, совершенно неприемлемая в данной ситуации. Он ничего не видел, он ни о чем не знает, его не должна сотрясать неоправданная дрожь. Он обязан взять себя в руки и сыграть роль безупречно. Он сотрет из памяти все неугодные воспоминания и постарается исчезнуть из поля зрения Чжонхёна.

***

Тридцать минут спустя Чжонхён открыл дверцу кареты и забрался внутрь. Ки сидел, забившись в дальний угол, и довольно ненатурально на взгляд молодого человека изображал из себя спящего. Его подрагивающие ресницы слиплись и казались угольными мазками намного чернее бровей, подбородок был чем-то испачкан. Грязными были и ладони, которые он сжал в кулаки.

Чжонхён сел рядом с Ки и его же шейным платком принялся вытирать лицо юноши, серое от остывшего пота и налипшей пыли. Юноша чуть заметно вздрогнул. Белые соленые разводы наподобие гусиных лапок в наружных уголках глаз подсказали Чжонхёну, что недавно из этих глаз текли слезы. Скупые или безудержные, но текли.

Напряженная поза юноши выдавала безраздельно владевшую телом нервозность, отчего весь спектакль, несомненно, разыгранный специально для Чжонхёна, шел насмарку.

Боится, чертенок.

И совершенно правильно боится.

Отбросив шарфик в сторону, молодой человек с усталым выдохом откинулся на сиденье, а затем аккуратно опустился головой на колени застывшего в напряжении Ки. Он неимоверно устал от всего и готов был надолго закрыть дверцу во внешний мир, вновь запершись со своим лисенком в четырех стенах.

Но лисенка больше нет в живых, он позабыл.

— Бомми, детка, не стоит притворяться, — сонно пробормотал Чжонхён.

Ки поморщился, но не шелохнулся, лишь приоткрыв глаза и поглядев вниз на профиль лица человека, безмятежно лежавшего головой на его коленях. Чжонхён нащупал его руку и положил ее себе на волосы, намекая на желание ощутить ее животворное действие, однако, юноша только крепко зажмурился, не в силах справиться с собой и продолжая бездействовать.

Сила, скопившаяся на дне ладони Ки и в кончиках его дрожащих пальцев, давила на Чжонхёна, но не переходила к нему, точно отгороженная прочным стеклянным листом. Молодой человек приподнялся и, увидев забавно скорченную рожицу юноши, невольно улыбнулся.

Это было прямое неповиновение его приказам, но отчего-то он не испытывал совершенно никакого желания наказывать это смешное существо. Его скорее хотелось поощрить на еще большие чудачества, чем жестокостью навсегда от них отвадить.

Чжонхён провел ладонью по щеке Ки, бархатной и чуть шершавой от засохшей пыли, и вдохнул слабый аромат его туалетной воды — выбор столь неординарный для мужчины, но немало ему шедший, вынужден был признать молодой Господин.

Ки испуганно распахнул покрасневшие глаза и уставился на него, словно ребенок на опасного хищника в зоопарке.

— Бомми, ты был когда-нибудь в зоопарке? — спросил Чжонхён, приподняв голову юноши за подбородок и заглядывая в его дерзкие, ныне заплаканные глаза. Ки безмолвно помотал головой, словно проглотив язык, и крепче вцепился рукой в край сиденья. — Значит, нужно будет тебя туда сводить, — произнес Чжонхён так, точно дело было уже решено. Ки дышал мелко, точно запыхавшееся животное, и не смел даже моргнуть. — Успокойся, иначе тебе светит гипервентиляция легких, и мне придется тебя тащить на руках до твоей комнаты. Или до моей? — спросил он чисто из желания потешить себя очередным забавным выражением на лице юноши. И ничуть не ошибся с предположениями. Ки еще сильнее забился в угол и вжал голову в плечи, настороженно на него поглядывая из своей оригинальной норки. — Тебе не нужно меня бояться, — едва слышно пробормотал Чжонхён, погладив большим пальцем его нижнюю губу, и ощутил, как юноша весь мгновенно подобрался, готовый в любую минуту дать отпор.