— Ты надо мной смеешься?

— Зачем вы здесь? — Ки нахмурился, проигнорировав предыдущую реплику собеседника.

— Идем по второму кругу? Пришел справиться о твоем здоровье.

— О моем… что? — остолбенело раскрыл рот юноша.

— Что за удивление? Неужели я не могу узнать, как ты поживаешь?

— Я? Поживаю?

Либо он чего-то недопонимает, либо упустил какую-то важную деталь, пришло Ки в голову. С чего вдруг этому человеку интересоваться им?

— Какое вам вообще до этого дело? И откуда вы знаете о моем?..

— Птичка на хвостике донесла.

На взгляд Ки Чжонхён обладал потрясающей выдержкой и терпением. Любой другой человек давно бы взорвался негодованием, столкнувшись с подобным хамством, будь он хоть сто раз вызван страхом. А этот мало того, что сохраняет спокойствие, так еще и издевается над ним.

— А, ну да. У вас там целая птицефабрика должна быть, — пробурчал Ки едва слышно. — Осталось выяснить, какая курица донесла на меня.

— Что ты бормочешь?

— Я говорю, что у меня нет денег на неустойку.

— Не волнуйся, твои гроши мне без надобности.

— А со здоровьем у меня все в порядке.

— Не могу поверить тебе на слово.

— Что?

— Бомми, детка, ты все еще сидишь слишком далеко.

— Мне здесь удобно.

— Зато мне неудобно, когда ты там. Сядь ближе, я тебя не съем.

— Зачем вам это?

— Хочу убедиться самолично, что со здоровьем у тебя все в порядке, - вернул ему его же слова Чжонхён.

— Вы мне не верите? У меня с ним действительно все в порядке.

— Артачишься?

— Это мой дом, в конце концов. Я не на работе. Что хочу, то и делаю.

— Конечно, это твой дом. И ты можешь делать в нем все, что пожелаешь. А можешь и просьбы изредка выполнять.

Ки уловил смутную угрозу в довольно вежливых словах гостя и медленно придвинулся еще ближе к изголовью, в которое упирался подлокотник старого кресла. Падающий из мутного окна тусклый свет тут же высветил появившиеся днем микро-болячки, о которых юноша уже успел подзабыть. Но теперь он был даже рад, что сел ближе к Чжонхёну. Может, тот увидит все это уродство, примет за какую-нибудь заразную болезнь и покинет наконец комнату к чертям собачьим.

Ки вновь взволнованно потер запястье, надеясь на чудо. Мгновением позже это же запястье было схвачено чужой рукой, резко дернувшей юношу за него в свою сторону. Очухался он только когда сидел на коленях Чжонхёна, что есть сил упираясь ему в плечи руками, ощущая, как нарастает внутри паника.

— Успокойся, что ты барахтаешься? — одернул его строгий голос у уха. Ки застыл, напряжено глядя на подлокотник и медленно заливаясь краской. Его словно шалью из острых игл укутали и выставили в таком виде на всеобщее обозрение. Малейшее движение означало новую рану, любой стон вызывал насмешки над его достоинством. — Бомми, детка, перестань себя так мучить. Не защищайся.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — просипел юноша.

— Посмотри на меня.

Ки упрямо помотал головой. Получив отказ, Чжонхён взял юношу за подбородок и мягко повернул к себе его голову.

— Что такое? Опять боишься? — участливо поинтересовался он, внимательно разглядывая его лицо.

— Ничего я не боюсь, — возмутился Ки, ощущая напряжение в каждой мышце тела. — Вы не могли бы меня отпустить?

— Не мог бы, — отрезал Чжонхён, схватив взметнувшуюся вверх руку Ки и с любопытством разглядывая чудной узор на коже.

— Тем не менее, я вас очень прошу, — настаивал на своем Ки.

— Вынужден отказать.

Взгляд Чжонхёна переместился на шею юноши. Пальцем он осторожно отвел правый край расстегнутого ворота рубашки Ки и удивленно присвистнул, обнажив ключицу. Ки нервно втянул носом воздух.

— Бомми, ты слишком напряжен.

— Нет, — он процедил сквозь зубы, разглядывая рисунок обоев у Чжонхёна за спиной.

— Пререкаешься. Даже твоя кожа со мной согласна, — Чжонхён тыкнул пальцем в область рядом с ключицей, заставив юношу от неожиданности подпрыгнуть на его коленях и поспешно отпрянуть. Ки и на жесткий пол упал бы, заработав себе при падении пару болезненных синяков, но был вовремя подхвачен крепкими руками. — Расслабься, ежик, — Чжонхён вернул юношу в прежнее положение. — Не реагируй на все так остро, — увидев, как Чжонхён вновь потянулся рукой к его вороту, Ки в который раз дернулся в стремлении избежать прикосновения. Но, к изумленному облегчению юноши, прикосновения этого не последовало. Чжонхён аккуратно расстегнул еще пару пуговиц поношенной рубашки и, осторожно подцепив пальцем шнурок, вытащил на свет амулет с почерневшим камнем. — Я так и думал, — он осуждающе поглядел Ки в глаза. — Ты чересчур эмоционален. Ты защищаешься.

Ки отвел взгляд и растерянно посмотрел на покрытый сажей камень.

— Я не защищаюсь, — неуверенно произнес он.

Чжонхён щелкнул у него перед носом пальцами, отчего Ки непроизвольно вздрогнул.

— Ты это видишь? — спокойно спросил молодой человек, имея в виду камень, болтавшийся на шнурке, и, дождавшись кивка, продолжил: — Камень сгорел из-за тебя. Не борись с этим, принимай то, что льется в твою голову, не закупоривай канал.

— Я не могу.

— Можешь.

— Нет.

— Ты затыкаешь уши, когда идешь по людной улице? Ты слышишь гвалт, но не обращаешь на него внимания.

— Это не то же самое.

— Постарайся, Бомми, ты способный мальчик.

Совершенно позабыв про головную боль, мучившую его с самого утра, Чжонхён наблюдал за смешавшимся юношей у него на коленях. Ки робко взял камень в ладонь, и розовую кожу тут же покрыла угольно-черная пыль. Чжонхён отпустил шнурок, следя за сменой эмоций на красивом лице. За целую неделю случайных столкновений он успел заметить, что хотя в его присутствии Ки не может скрыть ураган, бушующий у него в душе, несмотря на все прилагаемые усилия, у парнишки легко получалось делать это в присутствии обычных людей. Тем очаровательнее он выглядел сейчас, похожий на маленького, сбитого с толку лисенка, даже принимая во внимание тот факт, что мальчишка был примерно одного с Чжонхёном возраста. По крайней мере, именно такими сведениями располагал сам Чжонхён.

Заметив еще что-то у Ки на груди, он вновь потянулся к его вороту. Казалось, юноша в сотый раз за вечер испугался, но в противоположность предыдущим реакциям на этот раз он застыл, словно изваяние, глядя, как Чжонхён медленно отодвигает пальцем ткань рубашки. На левой стороне груди, прямо над самым сердцем, краснел свежий шрам, полностью совпадающий с формой защитного камня. Багровый пузырящийся овал окружала черная сажа, заключая его в плотную скорлупу, точно подчеркивая его безобразность.

Затаив дыхание, Ки смотрел на него, пытаясь уложить новость в голове. Смотрел на шрам и Чжонхён, борясь с собой. Он бросил опасливый взгляд на лицо юноши, зная, что тот пока не готов, еще не успел нащупать правильный путь.

Ки досадливо вздохнул. Мышечное напряжение достигло своего предела, преобразившись в назойливую ноющую боль. Он никогда не сидел в детстве на коленях у отца по той простой причине, что отца как такового у него не было. Тем не менее, именно сейчас он ощущал себя маленьким мальчишкой, которого строгий родитель в целях воспитания посадил к себе на колени, дабы одарить благосклонностью и пряником или пожурить за непослушание. Это ощущение было невероятно сильным. Поэтому, всякий раз дергаясь при резком движении Чжонхёна, Ки приходилось неустанно напоминать себе, что этот человек немногим старше его самого, а значит, в этом плане они находились на равных. Зато в плане комплекции он явно проигрывал тому, на чьих коленях в данный момент не по своей воле восседал.

— Бомми… — привлек его внимание Чжонхён. — Бомми, почему ты пользуешься женскими духами?

На мгновение в комнате повисла звенящая тишина. Левый глаз Ки нервно дергался, предупреждая о том, что взрыв должен неминуемо последовать.

— Что? — задохнулся Ки от охватившего его возмущения. — Й-я? Женскими? Я?! — казалось, он не мог подобрать слов, чтобы как можно полнее выразить все свое негодование. — Я не пользуюсь женскими духами! — наконец неуклюже выдал юноша визгливым голосом.