Кто там что про актерство говорил?

Именно сейчас Ки чувствовал себя новоявленным театральным актером, одиноко стоящим посередине пустынной, облитой неприветливым светом сцены. Актером, волнующимся до испарины между лопатками, отчаянно силящимся вспомнить свои слова, но не смеющим поднять взгляд на своих зрителей. Вернее, зрителя. Хотя взгляд единственного зрителя по ощущениям был сравним с сотней взглядов разных людей, каждый раз бросаемых на него одновременно.

Его клиент, казалось, забавлялся происходящим. Или это юноше действительно только казалось?

Ки упрямо сжал губы и еще плотнее прикрыл ментальные дверцы в сознание, сосредоточившись на своих действиях. Тишина в комнате нервировала его почище круглосуточного галдежа, стоявшего за стенами ночлежки.

Ему определенно везет в столице. Что ни человек, то острый клинок, о который он изо всех сил старается не пораниться. Что ни день, то новые сюрпризы, на веревочке тащащие за собой проблемы.

Один Бог знает, как Ки выдержал это напряжение и не сломался под его давлением. Он словно стоял меж двух огненных стен, неумолимо надвигающихся на него с очевидным намерением раздавить и сжечь дотла. Обстановка не была враждебной. Но этот факт не отменял ее разрушительного действия на его психику. Через тридцать минут он готов был повалиться на пол, как какой-то немощный старик, и, попрощавшись со всем бренным миром, со спокойной душой закрыть глаза навеки.

Кроме того, он ощущал зверскую потребность съесть что-нибудь. Что-нибудь сладкое. И в как можно большем количестве.

Есть, есть и есть. Непрерывно, пока опустошенные резервуары вновь не заполнятся энергией, и Ки не воспрянет духом. Сейчас же он ощущал себя медленно тлеющим фитильком.

А день так хорошо начинался. Где то состояние парения, в котором он находился всего лишь час назад?

Покончив с работой, Ки устало оперся руками о спинку кресла, не в силах сделать ни шага. Помимо его собственных эмоций, в комнате пахло ожиданием, удивлением, довольством и… по-прежнему Чжонхёном.

Почему именно им? Ки не мог взять в толк.

Все же во всей этой смеси эмоций ему невзначай удалось почуять еще кое-что — очень знакомое и в то же время совершенно чуждое. Однако юноша был окончательно вымотан и не сумел разобраться в том, что его так беспокоило. Мысль махнула хвостом и была такова, прежде чем он успел ухватить ее за скользкий рыбий хвост.

Постепенно предметы в комнате теряли свою резкость, расплывались перед его глазами на темно-светлые кляксы и понемногу погружались в черноту. Находясь в прострации, но при этом четко понимая, что позорно теряет сознание, Ки собрал последние силы и, развернувшись в последнем рывке, нетвердой походкой направился в сторону двери, бормоча что-то, похожее на неуклюжие извинения. Он не собирался показывать свою слабость кому бы то ни было.

Видя перед глазами лишь черную пелену, в почти бессознательном состоянии Ки попытался нащупать ручку двери… и поплыл наконец по исцеляющим слепым волнам.

Сидевший в углу Чжонхён, вовремя подоспевший к заваливающемуся назад юноше, тихо цыкнул, когда тот ударился спиной о его грудную клетку. Вместе с тем он не выказал ни крупицы удивления произошедшим. Перехватив бессознательного Ки поудобнее, Чжонхён осторожно поднял его на руки и повернулся со своей легкой, как пушинка, ношей к сидевшему в кресле человеку.

— Ну и? — спросил он последнего.

— Вояка, — чуть насмешливо хмыкнул в свою очередь человек. — Держался до последнего.

— Значит, мне не показалось? — Чжонхён поглядел на сомкнутые веки юноши, прислонившегося головой к его плечу.

— Нет, в нем определенно что-то есть, — человек задумчиво приложил палец к губам. — Однако если он будет так агрессивно реагировать на раздражители, то раньше времени сведет себя в могилу, — наконец произнес он. — Будь с ним аккуратнее.

— Что? — вскинул голову засмотревшийся на безмятежное лицо Чжонхён, почувствовав в словах собеседника тайный смысл.

— Он еще не сформировался, — пояснил тот.

— Перестань ходить вокруг да около и говори напрямую.

— Здесь особо не разгуляешься, так что я прямолинеен как никогда, — человек заинтересованно разглядывал свои руки.

— Еще дитя? — казалось, в голосе Чжонхёна прозвучали легкие нотки изумления.

— Именно.

— Почему? Не понимаю.

— Думаю, что ему не была предоставлена возможность развиваться в его пыльном городишке.

— Не подойдешь ближе? — предложил он.

— Нет, — отрицательно помотал головой человек. — У меня еще есть голова на плечах. Это не мой… — он на момент запнулся. — Типаж. Ты с ним лучше сработался.

— Типаж, — с издевательским смешком повторил Чжонхён.

— Думаю, «вид» прозвучало бы слишком оскорбительно для него. Кто знает, может, он все слышит.

— Я бы не удивился, если это так. Бомми тот еще хитрец.

— Маньяк, — прокомментировал выражение лица Чжонхёна его собеседник.

— Кто бы говорил, — невозмутимо парировал он. — Твой так называемый типаж вообще еле языком ворочает, — напомнил ему Чжонхён, особо выделив слово «типаж».

— Не моя вина, — лицо сидевшего в кресле помрачнело. — Впрочем, я знаю, как исправить эту неприятность. И в скорейшем будущем собираюсь этим заняться.

— Ну-ну. Может, подойдешь все-таки? Издалека ты мог что-нибудь упустить.

— Во-первых, я уже находился достаточно близко к нему и успел разглядеть все, что требовалось. Во-вторых, я не обязан что-либо для тебя делать. А в-третьих, меня твое существо убить может своей несдержанностью. На сегодня с меня, пожалуй, хватит.

— Боишься.

— Я-то? Я думал, что вознамерившись меня убить, ты это сделаешь сразу, одним движением. Выходит, я ошибался?

Чжонхён поморщился и бросил исподлобья угрожающий взгляд на говорившего.

— Что, действительно будешь мучить? — наигранно удивился человек в кресле.

— Я подумаю над твоим предложением.

— Над которым из?

— Над «помучить».

— Стоило ли сомневаться, — пробормотал собеседник. — Сдается мне, я сам глупо подал тебе идею.

Чжонхён вновь поглядел на находящегося в обморочном состоянии юношу, расслабленно висевшего на его руках. У него была очень гладкая кожа, идеально ровная, но ее истинный цвет скрывался под светлым тоном. Черные длинные ресницы чуть подрагивали, в то время как глаза быстро бегали под тонкой кожей покрытых темной краской век. Будто смоченные бальзамом точеные губы были приоткрыты, и дыхание вырывалось из них резкими толчками. От Ки пахло все теми же запомнившимися ему орхидеями, правда, в этот раз запах был намного слабее, окутывая его легким ненавязчивым облачком и возрождая в Чжонхёне смутные воспоминания. Сейчас юноша казался очень хрупким и беззащитным.

— Он уже спит, — ворвался в мысли молодого человека низкий голос его собеседника.

— Так быстро.

— Такие юные, как он, быстро восстанавливаются.

— Бомми, — пробормотал Чжонхён. — Я получил вчера твою помощь. Надеюсь, и ты хорошо поспал.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Пока ничего.

— Гляди в оба. За ним уже хвост тянется.

— Кто?

— Тебе лучше знать. Хвосты твои.

— Мои? — встрепенулся Чжонхён. — Что тебе известно?

— Абсолютно ничего, лишь общеизвестные слухи, — человек встал и принялся стряхивать со своего костюма несуществующие пылинки. — Но я бы посоветовал тебе поставить на нем свой знак, если только, конечно, ты собираешься с ним возиться в будущем.

— Он не животное, чтобы его клеймить.

— А твои подчиненные — животные? — скептически поинтересовался человек.

— Знак на моих подчиненных — их собственный выбор, — возразил Чжонхён.

— Тогда найди иной способ заявить на него свои права. Послушай моего совета, иначе рискуешь потерять свою находку. Бьюсь об заклад, тебя уже не раз посещали подобные мысли.

Чжонхён бросил на своего собеседника один долгий взгляд.

— Может быть, — неторопливо протянул он, внимательно изучая красивое лицо напротив.