Лия поймала изучающий взгляд Ки и попыталась его о чем-то предупредить. Не сумев расшифровать сигнал, юноша отвел глаза, опасаясь привлекать к девушке нежелательное внимание.

— Поднимайся, замухрышка, — поддела Одра Ки, сердито засопевшего в ответ на подколку.

Финик, словно не замечая происходящего, глядел ему за спину, а затем вдруг принялся ощупывать воздух, в сонных глазах полыхнула паника. Усевшись на согревшемся камне, ослабевший от кровопотери юноша с легким недоумением наблюдал, как его пальцы с неверящей лихорадочностью скребут по невидимой стене и не отыскивают ни одной выемки. Ки нахмурился, всерьез опасаясь, что голова так называемого «предводителя» дала сбой. Но ответ нашелся чуть позже.

Предварительно юноша услышал дыхание над собственным ухом, а затем что-то изменилось. Что именно, Ки не мог сказать наверняка. Изменилась сама атмосфера, словно время остановило свой ход, а стрелки замерли на месте. Нож, который он и в самом деле по подозрительной неосторожности потерял на пути к освобождению Чжонхёна, вдруг оказался торчащим рукояткой из его живота. Смуглая рука, еще только недавно стискивающая плиту, в кулаке сжимала костяную ручку. Вены на этой руке вспухли, отчего браслеты, к слову все так же выгодно глядевшиеся на руках Чжонхёна, только подчеркивали силу, заключенную в сухих мышцах.

Не было боли, не было страха, рану покалывало, а пространство наполнилось чем-то, похожим на прозрачное желе, поймавшее всех присутствующих в свои тиски и обездвижившее их. Или так только казалось.

В расширившихся глазах Тэмина, давно принявших свой темный цвет, виделся страх. Тэмин рванул было к Ки, но сопровождающий в плаще с капюшоном вовремя перехватил его. Тэмин кричал что-то, он больше не походил на безмятежного ангела и тянул руки к опешившему брату так, точно еще один шаг и он до него дотянется, укроет его своим золотистым крылом. Но его удерживал колдун в капюшоне, а того в свою очередь отделяла от юноши угрожающе обнажившая клинки гарда.

Картинка перед глазами принялась раскачиваться маятником в напольных часах, Ки начал заваливаться на спину, не спуская глаз с младшего братишки. Вокруг все вдруг пришло в движение. Финик криком отдавал какие-то приказания, кашей смешавшиеся в сознании юноши. Люди копошились, бегали, выкрикивали что-то, сражались. Суматоха по кругу обходила лишь пару на алтаре.

Кто-то поймал Ки в объятия — конечно же, обладатель смуглой руки, про которого он успел забыть. Чжонхён оставил легкий извиняющийся поцелуй за его ухом.

— Прости, Бомми, малыш, — прошептал он, одним уверенным движением вытащив нож из его нутра.

Ки не ответил, расслабляясь в его руках. Что-то важное с жизнью вытекало из него безболезненными толчками, но взгляд сфокусировался на темных глазах Тэмина. Ничего четкого вокруг не существовало, кроме этих глаз, все расплывалось, бесновалось громким оранжевым ревом сотен голосов.

Постепенно белизна затопила окрестности, и две темных бусинки казались единственными живыми пятнышками на сотни километров вокруг. В ушах тикали часики, отсчитывая секунды перед. Глаза-жучки шевелили беспокойно своими крылышками, жужжа и жужжа. Мелкие лапки перебирали по тонкой грани стакана. Шаг влево — кристальная вода и узкое дно, шаг вправо — молочная бездонная белизна.

Рука поперек его груди вдруг напряглась и налилась огнем. Покалывание в красной ране превратилось в боль, синие червяки огня вылезли из нее. Языки разрушающего пламени поползли по его одежде, сжигая ее дотла, добираясь до нежной кожи и любовно плавя ее. Ки закричал, его тело словно окунули в чан с кислотой. Мир вокруг поглотили безжалостные синие лепестки. Они сожгли волосы на голове. Шипя, они забирались ему в рот, огненной водой заливали глаза. Шипами вспарывали зажившие раны на запястьях. Кончики пальцев лопнули, как надутые шарики, хриплое дыхание разрывало горло, волдыри на теле вскрывались, как нарывы и рассыпались песком. Осыпалась вся его плоть, прежде налитая соком жизни. Огонь стерег его кости, забирая их теплую белизну и окрашивая их в печальный синий.

И в этом безумии он все еще был способен следить за ярким хвостом мысли, бежавшей впереди него, подобно крысе, улепетывающей с тонущего корабля. Ему чудилось, что земля перевернулась вверх ногами и небо обрушилось на него, но оно оказалось не таким прохладным, как ему представлялось ранее, оно было горячее огня, безжалостнее голодного хищника. Синие волны жадно ели живые ткани и облизывали его обуглившиеся кости, как пес, обгладывающий остатки своего трофея. От него остался лишь пепел и на пепле победно танцевал синий огонь, причиняя невыносимую боль при каждом яростном па.

Прошли годы, прошли века, а он все горел в своей боли и, горя, не до конца сгорал сознанием.

Была ли грань у этой боли? Достигнет ли он ее когда-нибудь?

Кто он? Почему он? Что он здесь делает?

В его ушах звучал тихий шепот, но он не понимал ничего из того, что буквами сыпалось рядом с ним. На обуглившейся груди лопнул очередной ядовитый пузырь, камнем всю жизнь висевший на его шее.

Когда наступит конец?

========== Часть 56 ==========

Столетия спустя огонь стих, ушла синева, оставив обласканное болью тело тяжело вздыхать на безжизненном пепелище. Ки распахнул глаза. Пепелище вовсе не было безжизненным. Вокруг все еще сновали люди, пытающиеся пробить невидимый барьер. Барьер шел рябью при каждой попытке. Лопнувшие кончики пальцев оказались совершенно целы, хотя и изрядно пожеваны. Сердобольная Вертушка приложилась зубами к четырем пальцам, прежде чем Ки, наконец, очнулся от наведенного сна. И в настоящий момент страдал пятый его палец.

Предпочтя не ломать голову над тем, каким образом неугомонная зверушка пробралась туда, куда даже даровитые чародеи пробраться не могли, он пошевелил пальцами. Черный нос тут же задвигался и уставился на него наряду с укоряющими черными бусинками-глазами. Вертушка странно крякнула, лихо слетела с алтаря на пол и пустилась наутек через барьер так, словно того и не существовало.

Не теряя времени даром, Ки подавил в себе мысли о пережитом ужасе и сосредоточился на происходящем. Кое-как оценив обстановку он обнаружил, что фактически вновь лежит на камне, спиной опирается о человека позади себя. Человек в свою очередь шепчет что-то рядом с его ухом и собирает в ладонь вытекающую из раны в его животе субстанцию. Синего цвета с золотистыми прожилками.

Ки повернул голову, хотя удивительная слабость в теле делала это движение едва возможным. Чжонхён сидел, крепко обхватив его одной рукой и прижав к себе, склонив голову и закрыв глаза. Тарабарский шепот лился с его губ убаюкивающей шелестящей песней. Сложив ладонь другой руки лодочкой и подставив ее к ране, чародейскими словами на незнакомом юноше языке он притягивал в нее золотисто-синюю жидкость.

Ки все еще чувствовал покалывание, но боль ушла, добротно покрутив его мышцы. Движения давались с трудом, а все же упрямство было в разы сильнее. Юноша пошевелил левой рукой, правой, а затем заворочался, высвобождаясь. Однако Чжонхён вцепился в него рукой, не на шутку перепугав. Казалось, когти острее ножей приставили к его сердцу.

Замерев, юноша позволил себе на пару секунд призадуматься. Не переживи он адскую боль, возникшую благодаря той синей жидкости, покоившейся внутри него, он бы поостерегся идти против демонов и их когтистых лап. Но боль во стократ сильнее порезов вынудила его пересмотреть свое мнение.

Сделав неимоверное усилие над собой, мысленно он воспрепятствовал бессовестной краже из своего тела чего бы то ни было. И к своему удивлению обнаружил, что родничок на его разнесчастном животе перестает бить, а рана неуклюже затягивается. Чжонхён чертыхнулся и открыл глаза.

— Сам себе расставил силки, — хмыкнул он, поняв, что его обставили. — Бомми, хитрец, отдай мне мое, воришка этакий!

— Черта с два, — Ки дернулся и, обнаружив долгожданную силу в ногах, тут же поднялся, правда, едва не споткнувшись. Чжонхён, не ожидавший от него никаких действий, не успел перехватить его уверенное движение. С веселым изумлением он глядел на то, как Ки успешно прорывается сквозь возведенный барьер и бросается к младшему брату, одиноким ребенком стоящему посреди толпы борющихся людей.