Звук волочащихся цепей вывел его из оцепенения. Молодой человек протягивал к нему руки.

— Сними, — он указал взглядом на кандалы.

— Каким образом, интересно?

— Таким же, каким снял решетку.

— Решетка была не иначе как подпилена, я ее просто дернул на себя.

— Дергай и сейчас.

Где-то за дверью, в самом конце длинного коридора раздался гулкий звук открывающихся дверей, за чем последовала возня. Ки не на шутку перепугался и тут же начал действовать. Он подлетел к предупредительно протянутым рукам и задергал цепи, тянущиеся от широких железных браслетов к жуткой стене. Попробовал силой выдрать скобы, намертво замурованные концами в ней. Не выходило.

Вряд ли Чжонхён не попытался первым делом провернуть все то же самое, так что Ки со своим хилым телосложением и вовсе на роль силача не годился.

Тем временем, шум приближался к двери темницы, спутывая мысли. Попытка отыскать дырявые звенья в цепи тоже не принесла успеха. Широкие браслеты на запястьях тускло мерцали во мраке, отрицая всякую возможность разомкнуть их без ключа. И вправду, едва ли он мог наспех придумать что-нибудь, чего уже не предпринял Чжонхён. Да и в голову лезли какие-то прохожие мысли: например, что такое грубое украшение очень идет этим сильным рукам.

Что делать дальше?

Повиснуть на Чжонхёне и пищать, чтобы чудо свершилось, проворчал кто-то в голове.

Юноша настолько ярко представил описанную картину, что оторопел на мгновение. И не сразу сообразил, что его собственный писк, звучавший в голове, оказался писком настоящим, тихим эхом заполнившим комнату.

В лаз, из которого явился юноша, просунула непрерывно двигающийся нос светящаяся энергичной жизнью Вертушка. Она проверещала что-то на своем ежином языке и шустро сбежала по невидной стене на пол, взяв курс на Чжонхёна и проигнорировав удивленный возглас Ки. Одновременно с этим распахнулась дверь и, не давая времени на раздумья, в затхлую темную комнату влетела гигантская собака.

То есть, в свете факела, прикрепленного к стене коридора за спиной лохматого гостя, очертания казались собачьими. Но дверь со спехом захлопнулась. Тьма и ослепительный свет коридора благоразумно скрыл от его глаз детали, но ясно дал понять о росте — ростом пес доходил Ки почти до груди.

Ему сразу же стало ясно, что псина натаскана на растерзание Чжонхёна, ибо с громогласным рыком она немедля рванула к молодому человеку, минуя застывшего с открытым ртом Ки.

Все его игнорируют сегодня, словно юноши не существует и вовсе!

О звериных передвижениях дал понять железный привкус на языке, оставшийся после того, как псина в прыжке стремительно пролетела мимо. Она в темноте не светилась.

Вот на арену и вывели зверя. Жертва спустилась на пол, гремя крепкой цепью, и, чуть пригнувшись, приготовилась к защите, невзирая на скованность собственных движений. Ки вмиг стала ясна природа растерзанной одежды Чжонхёна и его загнанный взгляд. Значит, через это действо он уже проходил не раз и, скорее всего, никогда не выходил победителем.

Одно оставалось загадкой — почему на нем не было никаких ран? Что за извращенная бесконечная пытка?

Тем временем, чудовище творило свое страшное дело, щелкая массивными челюстями и орудуя когтистыми лапами, встречая менее сильный и все же умелый отпор. Насколько позволяли кандалы заключенного, неравные соперники кружили по одной стороне комнаты, то сходясь в драке, то напряженно следя — каждый за своим врагом в ожидании атаки. Ки знал, что именно так все и обстоит, хотя видел только слабо светящегося Чжонхёна.

Запах ненависти и злобы забивал ноздри и ложился на язык несглатываемой пленкой. Запах осел на пол, впитался в стены, по которым ползали отвратные кровавые червячки — загубленные души, некогда влачившие в камере последние дни своего существования. Эти алые подвижные черточки освещали поверхность, и юноше предстал чудовищный вид стен темницы. Стены были такими же живыми, как и стены лаза. Но не темными, а нежно розовыми, как вывернутая наизнанку плоть. Исчерченные бордовыми прожилками, содрогающимися от каждого движения запертых в стенах существ.

В какой-то момент Ки не выдержал собственного ужаса и отвращения. Он бросился на пса, стремясь хоть как-то прекратить бой, от которого питались окрестности. Но был откинут к противоположной стене, даже не поняв кем именно: чудищем или молодым человеком. Съехав по мягкой стене на пол, он ударился головой о решетку, собственноручно снятую десятком минут ранее с лаза, и вяло подумал о том, как сильно на нервы действует скрежет. И что тело слабеет подозрительно быстро. Не хотелось ничего, только лежать, глядя в невидимый потолок до бесконечности долго.

Сколько железа вокруг. Тяжелая железная тьма. Железные столы и стулья, железные цветы на железных скатертях. Железные портьеры, железные обои. Железные двери, железный пол. Железные леди и железные джентльмены. И сам он железный с ног до головы. Даже во рту у него вкус сплошного железа. И в нос забивается исключительно железный запах. Скрежет похож на движение железа о железо. Ну, конечно, так звучат несмазанные железные петли, плохо подогнанные друг к другу. Кто-то вошел в комнату и двинулся к нему. Кто-то совсем не железный, кто-то живой. Мертвым взглядом железной куклы он вглядывался в полутьму. Кто это? Незнакомец замахнулся рукой и влепил ему звонкую пощечину.

Ки распахнул очумело глаза.

— Какого черта!

— Мы будем просыпаться, соня? Свет на дворе, а ты храпака даешь, — Чжонхён грубо тряхнул его за плечи.

Проморгавшись, первым делом Ки бегло оглядел его тело, словно его даже не выкидывало из сознания на какое-то время. Ни одной раны. Но одежда в полный утиль.

— Эй! — воскликнул юноша. — Ты что тут делаешь, а как же кандалы?!

— Этого ежа, видно, так заморили голодом, что он, бедняга, зачарованное железо перегрыз.

В доказательство своих слов Чжонхён потряс руками. Цепи болтались, как длинные подвижные отростки, уцепившиеся за запястья. Их кончики, вновь червячками свернувшиеся на полу, когда молодой человек опустил руки, словно окунули в чашу алой боли, не такую большую, как человеческая, но от того не менее соленую.

— Его не морили, это он сам такой прожорливый, — с показным ехидством ответил Ки, забеспокоившись. — То есть она. И куда она делась, могу я узнать?

— Сгинула куда-то, — Чжонхён безразлично пожал плечами. — Мне, увы, не до нее было. Я думаю, это она прокусила решетки, но не сумела их вынести.

Скорее всего так и было, поскольку ячейки наружной решетки были достаточно широкими для ежа в противоположность ячейкам внутренней решетки — через первую решетку Вертушке пролезть удалось, а для второй требовались модельные формы, коими толстушка ежиха похвастаться не могла. Удовлетворившись ответом, юноша перевел взгляд на поверженного зверя, забрызганного светящейся кровью Чжонхёна. Гигантская пасть была раскрыта под неестественным углом, точно кто-то открывал ее и открывал руками, пока она не переломилась надвое. В полутьме силуэт походил на покореженную груду, источающую характерный запах, от которого шла кругом голова.

Дай обезьяне гранату, уныло подумал Ки. То есть, дай рукам Чжонхёна свободу. И он пойдет рубить всех налево и направо, пусть и истекая кровью. Впрочем… имеет право.

— Ты не ранен? — на всякий случай уточнил он.

— Экие мы любопытные тут нарисовались. Ну, смотри, — подойдя к развороченной пасти, Чжонхён саданул ладонью о торчащий клык и вернулся к громко воскликнувшему юноше. Ки тотчас же лихорадочно схватился за его ладонь и затаил дыхание. На удивленных глазах рана затягивалась, сходились рваные края, светлела алая полоска, а вот сам Ки тотчас же почувствовал сонливость и полное отсутствие желания к действию. — Эй-эй-эй, сонная тетеря, хватит заваливаться на бок, давай выбираться.

Окрик вывел его из оцепенения. Ладонь Чжонхёна была цела и невредима.

— И так было каждый раз? — позволил себе полюбопытствовать юноша, не спеша подниматься.