— И все же это крайне ненадежный носитель Ваших сил. Он может разрушить все одним неверным движением.

— Однако же я выбрал именно его и именно он сделает все так, как нужно.

— Хорошо, Господин, — Минхо пошел на попятную, почуяв неудовольствие собеседника.

— Такая вера в человека видится тебе смешной, я понимаю, но она имеет под собой основания, мой изворотливый Минхо. Я уже проложил для него дорогу, и он пойдет по ней. Разве что придется ему еще и защиты оставить, иначе шпионы доберутся до него раньше времени. Но с этим проблем не возникнет.

— Чем дольше Вы будете находиться в этой камере, тем меньше вероятности удачного исхода задуманного.

— Не пытайся меня отговорить.

— Прошу прощения.

— В момент, когда ты исполнишь свою роль, твой возлюбленный вернется к тебе, — молодой человек ловко переменил тему и направил мысли Минхо в иное русло. — Хотя я не уверен, что он захочет с тобой остаться, Минхо, — Чжонхён внимательно изучил человека, сидящего рядом с собой. — Твои делишки… Вряд ли после всего ваши отношения окажутся прежними. Его старший брат из той породы людей, которые всегда начеку. А он узнал очень много о тебе.

— Я знаю, — в бархатном голосе Минхо зазвенели виноватые нотки, — что Чжинки не позволит мне общаться с Тэмином, но мне хватит и того, что Тэмин будет жить. В собственном сознании.

— Весьма благородно от столь неблагородного человека, да, Минхо? — Чжонхён улыбнулся. — Сдается, вместо одной у тебя появились целых две слабости. Раз ты теперь решил встать на дорожку исправления, мои детишки потеряют довольно ценный источник увеселений, но что поделать. Благородство — такая зараза, легко подхватывается, как только заболеет симпатией сердце.

Слушать подобные речи от существа, во многих умах едва ли имеющего связь со столь нежными вещами, оказалось настолько непривычно, что Минхо растерял на время слова. Но мимолетное воспоминание заставило его очнуться.

— Господин, у меня к Вам просьба, — произнес он с необычным смущением.

Чжонхён с любопытством поглядел на него. Не прошло и секунды, как он с мягкой понимающей улыбкой протянул руку, в которую тут же опустился свиток, перевязанный синей лентой.

— Тэмин и Чжинки настояли на этом.

— А ты не можешь им отказать.

— С некоторых пор не могу.

Чжонхён кивнул, давая понять, что разъяснения излишни.

— Думаю, что ты не будешь против, если на этом свитке и я оставлю для Бомми пару слов?

— Как посчитаете нужным.

***

Перед тем как привести не столь уж и хитросплетенный план в действие, Чжонхён пришел в последний раз насладиться прелестями земной жизни в своем неземном обличии. А так как прелесть этой его жизни составляло всего лишь одно, он явился к Ки, безмятежно спящему на застланной кровати. С целью убить или ублажить двух зайцев. Позже, когда на дежурство заступит солнце, Минхо заберет его тело из его светлой квартиры, передаст это тело, наделенное сиротливым обломком разума, колдунам и начнет понемногу открывать для него замки в толстых дверях. А сейчас…

Ранним утром, когда рассвет только-только с тихим хрустом смял полотно ночи, он ступил на пол скромной обители из темного тумана, нерешительно клубящегося в углу комнаты. Тьма все еще властвовала в этом более чем убогом месте и, стремясь угодить своему хозяину, скрывала неприглядные стены, покрытый пылью пол, но касаться не смела того, чего касаться ей было запрещено. Оттого освещенный тусклым сиянием Ки казался прекрасным неземным существом, волею судеб заточенным в эту комнату, словно в тюрьму. И даже помятая одежда вкупе с тихим сопением не портили этого волнующего впечатления.

Именно таким юноша сейчас предстал перед Чжонхёном.

Намереваясь сполна насладиться каждым кусочком этого шелковистого тела, первым делом он пристроил перевитый синей лентой свиток на подоконнике маленького окна, а затем склонился к юноше и испил тихий сонный выдох с его приоткрытых губ. Ки ворчливо задвигался, но не сумев проснуться, затих. Все это время затаившийся в ожидании молодой человек не спускал с него черных глаз, запечатлевая в памяти каждый изгиб, каждое движение, каждый звук. Он приник губами к его запястью, много лет назад помеченному крестом. Тонкая кожа горела, маленький родничок пульса забился под ней, точно почуяв его присутствие.

Стараясь сохранить хрупкий сон, он действовал аккуратно и осторожно, хотя и довольно быстро расправился с одеждой юноши. Тело Ки засеребрилось в тусклом свете окошка и окружающей его тьме. Охваченный благоговейным восторгом, Чжонхён позволил себе выпустить на свободу жившее внутри существо, питая необоримую уверенность, что в этот раз юноша сумеет принять его. Он прислонился губами к обнаженному животу, чувствуя, как сонно ворочается в своем убежище золотистая искорка жизни, продлевавшая земную жизнь демона и дававшая ему силы в моменты полного истощения. Такая же искра жила и в нем, при необходимости подпитывая юношу. Ее знанием и жизненной силой он собирался поделиться с Ки.

Сняв одежду и с себя, молодой человек лег рядом с юношей и вновь много времени посвятил изучению красивого умиротворенного лица. Это могло бы показаться невиданной расточительностью, ибо холодное зимнее солнце грозилось в скором времени взойти на небосвод и растревожить волооких жителей света, о чем своему хозяину ворчливо напомнил туман. Тогда, точно опомнившись, Чжонхён провел пальцами по мягкой, как бархат, щеке юноши и спустился рукой к его паху.

Довольно скоро на бледных скулах появился румянец, а дыхание участилось, впрочем, сон не прерывался, пусть со всей очевидностью и свернул в иное русло. Чжонхён нежно покусывал приоткрытые губы, массировал член и пропускал через чрево первые магические ростки.

Ки застонал, прорываясь сквозь томное забытье, и через силу приоткрыл глаза, подернутые поволокой сна. К нему не сразу пришло осознание собственной наготы, но кожу покалывало сотней тончайших игл, вгонявших ядовитое опьянение под кожу. Сон незаметно влился в реальность.

Чжонхён, заглатывающий его член, с нескрываемым удовольствием посасывающий и облизывающий его, навел сонного юношу на мысль о том, что он все еще находится в своих сахарных грезах. Потому Ки просто погладил его по волосам и ласково запустил в них руку, устроившись на подушках удобнее и тихо постанывая в такт движениям. Его мутный взгляд временами бродил по тьме комнаты и вновь скрывался за веками. С трудом переносимое наслаждение заключало его в тиски, заполняло его сливочной сладостью, ввергало в огненную агонию. Он весь сжался, когда синее пламя медленно поползло по его телу и в виде черного взгляда Чжонхёна материализовалось перед глазами. И без возражений принял властный поцелуй, позволяя жидкому огню без остатка заполнить внутренности, а языку – завладеть своим ртом.

Он не предпринимал даже слабых попыток взять все в свои руки и, сгорая в лихорадке, с привычной покорностью шел за чужими желаниями. Откидывал голову, если чужой язык касался его шеи, только поводил плечами, когда молодой человек покусывал их, и нетерпеливо выдыхал, ощущая мягкие поцелуи на ключицах. Его тело горело, его разум требовал больше.

Дразнящими движениями Чжонхён терся об него, но не входил, что вынуждало юношу тянуться к нему самому и, не находя облегчения, разочарованно стонать. Ки обхватил молодого человека за шею рукой и впился в его губы, мучимый безысходностью, а затем другой рукой вцепился в его ягодицу и попытался сократить разделяющее расстояние, проговорив что-то.

Однако этот дьявол только сильнее отстранился от него, отчего юноша с укором и мольбой заглянул в его полные вожделения черные глаза. Разыскать он в них ничего другого так и не успел, после чего, повинуясь сильным рукам, перевернулся. Тут же под ним оказалась подушка, а по плечам прошлись уверенными движениями пальцы. Ки захныкал не столько от соприкосновения члена с грубоватой тканью подушки, сколько от горячих ладоней на плечах. По телу побежали мурашки — жест казался ему слишком заботливым и непривычным, но он позабыл об этом, когда что-то влажное ласково прошлось по промежности. Юноша нетерпеливо и пошло проныл — касание отозвалось по всему телу. Он двинулся навстречу головокружительным ощущениям.