Чжонхён даже назвал бы Ки имя ревнивицы, если бы ему не было интересно понаблюдать за шагами, которые юноша предпримет в поисках обидчика своей ненаглядной девчонки. Насколько они будут соответствовать его ожиданиям? Молодой человек уверен, что на все сто процентов, а то и на двести.
А потому, поддавшись очередному приступу ревности, запретил Ки искать. И снова — просто взяв с него обещание, которое мальчик, находясь в уязвимом положении, охотно дал. Как легко красть у него эти обещания, стоит лишь подойти ближе, включить обаяние на полную мощность и Ки уже плавился, как нежнейший шоколад под солнцем.
Однако Кибом не был бы Кибомом, если не пытался противиться запретам. Временами у него выходило весьма недурно, иногда он почти перекрывал волю Чжонхёна. Но к радости молодого человека, юноша довольно быстро выдыхался и тут же спешил в свою норку набираться сил.
Вот тут-то нездоровилось уже Чжонхёну, ибо сил Ки набирался исключительно от него. Вернее, не набирался, а бессовестно крал, вытягивал, одновременно выматывая его. Раньше слабым источником сил являлись сладости, к которым ныне Ки потерял всякий интерес, обнаружив заветную дорожку к источнику помощнее, и природные материалы, которые чаще всего составляли деревянные изделия. Ирония, но собственным бездонным резервом юноша воспользоваться не мог. Этот резерв предназначен для окружающих и в первую очередь для Чжонхёна, как для того, кто подарил ему, как это ни парадоксально, такую жизнь.
А была еще влюбленность, которая тянула их друг к другу, создавала дорожку из мыслей, поступков и слов, противоречащих друг другу, но оставлявших стежок за стежком, сшивая края разорванной когда-то ткани. Еще одна весомая монета в копилку, о которой Чжонхён позволял себе говорить лишь изредка.
Все в том же переулке после выпущенных на свободу слов он сорвал с точеных губ сладкий поцелуй и отпустил размякшего виноватого парнишку. Он знал причину, вынуждавшую того ощущать вину. Он знал про все делишки, в которые его мальчика за ошейник пыталась втянуть шайка колдунов. И он знал, как Ки поступит, поэтому был готов к последствиям.
— Ты сегодня вновь не голоден?
— С чего ты взял? — едва слышное бормотанье доносится до ушей Чжонхёна. Сбитое дыхание Ки все никак не восстановится, и молодому человеку это немного льстит. Ему льстит, что Ки возится, вставая то так, то эдак, делая вид, будто ищет удобного положения, тогда как на деле просто трется об него.
— Бомми, когда в следующий раз встретишься с… — Чжонхён с трудом пересилил себя, — девушкой, поинтересуйся у нее здоровьем собачки.
— Что? — удивление в карих глазах и резко замершее тело.
— Думаю, нас… — Чжонхён отошел от Ки на несколько шагов, лишив того тепла своего тела. Взгляд юноши на миг наполнился разочарованием, после чего в них засветилась трезвость рассудка. — Ну, хорошо, так и быть, меня сегодня пытались надуть. Крайне неудачно.
— Причем здесь собака?
— Так ты не голоден?
Раздражение вновь поднялось в Ки, Чжонхён это чувствовал ярко — кожу словно усеяло тонкими иглами.
— Я не до-го-ня-ю, — последовал членораздельный ответ, свидетельствовавший о том, что раздражение перетекает в ярость.
— Ау, в этой головке еще остались мысли? — Чжонхён мягко постучал набалдашником трости по лбу юноши.
— Съешь пончик.
— Я доверяю твоему чутью, — произнес он вдруг доверительно, нерешительно поднеся руку к лицу Ки. Юноша дернул головой.
— Тебя пытались сегодня отравить?
— Ты мне скажи.
— Я не знаю.
— Знаешь. Именно ты — знаешь.
— Я не знаю! Что я должен знать?
— Ты совсем сегодня не голоден?
— Нет! Я не голоден. Я никогда не голоден. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра, ни через месяц, ни через год! Я только трахаться хочу, но я не голоден!
— Значит, собачке не повезло.
Выдав гневную тираду, юноша, очевидно, задохнулся в эмоциях, и потому не ответил. Улыбнувшись вспышке, молодой человек подошел к нему ближе, мягко обнял его рукой, нежно скользя пальцами по талии, и прикоснулся к его губам в поцелуе. Вот так просто. Настолько просто и бесхитростно, что Ки от изумления первое время не мог пошевелиться. Не было ни уловок, вроде предварительных заманивающих слов, ни отвлекающих маневров. Только взгляд, схвативший его в капкан. И невесомое желание. Его, его тела, его губ.
Ну… тоже своего рода уловка.
Ки схватил Чжонхёна за шею, прижимаясь к нему изо всех сил.
Гнев погас так же быстро, как вспыхнул. И его место по новой заняла вина, ядовитое действие которой усугублялось нежностью.
«Время настало, юноша».
Настало. Что-то страшное и необратимое чудилось ему в этих словах. Наставал конец безмятежному и даже скучному ходу времени. Стрелки часов незаметно разгонялись до неимоверной скорости.
Он разорвал невесомый поцелуй. И где-то в глубине проскользнуло сожаление.
— Откуда ты знаком с этим стариком, дядей Лии?
— Этот вопрос настолько важен? — приподнятые брови говорили о недовольстве Чжонхёна.
— Да, — Ки выбрался из его объятий и засунул руки в карманы от греха подальше.
— У нас с ним дела.
— Какие у тебя с ним могут быть дела?
— А какие дела с ним могут быть у тебя?
— Никаких, — произнес Ки, жалея о том, что вопрос сорвался с губ, прервав более приятное занятие. — Нас Лия сегодня познакомила.
Полуправда и снова чувство вины. Он не врет, вот только Чжонхён усмехается уж слишком самоуверенно.
Ки запоздало сообразил, что допустил очередную оплошность. Обмануть того, кого не смогли обмануть и более изощренные лжецы. Не слишком ли он много на себя взял? Что еще знает Чжонхён? Или не так: как много он уже знает?
Недовольно запыхтев, Ки развернулся и вышел из неприметного закутка на безлюдную улицу. Коря себя за редкостный идиотизм, юноша не обратил на окружающую тишину никакого внимания.
Молодой человек молчаливой тенью следовал за ним, вслушиваясь в него и всматриваясь в напряженный профиль. За время их долгой разлуки Ки успел сменить свой гардероб. Вопрос средств отпадал сам собой: видимо, что-то от участия в спектакле ему перепало. Чжонхён был осведомлен о неудачных попытках юноши добраться до сбережений, хранящихся в банке. Иных способов добыть деньги у него не имелось, об этом молодой человек знал наверняка. Чего он не знал, так это причины подобных перемен. Ки менялся на глазах, это он чувствовал. Но менялся неуловимо — только трехмесячная разлука смогла показать насколько неуловимо.
Юноша недовольно повел плечами, словно услышав чужие мысли. Чжонхён улыбнулся, но промолчал. Рисковый врунишка, не раз выходивший сухим из воды благодаря везению и, чего греха таить, очарованию, которое засияло ярче, когда он приоделся. Его очарованию даже эта чертова прожорливая собака поддалась, что говорить о людях, всю трапезу невольно украдкой бросавших на него заинтересованные взгляды.
Тем не менее, вопросы компании, собравшейся за обедом, откровенно веселили Чжонхёна, ибо искренности в них не было ни на йоту, разве что девушка отличилась повышенной заботливостью. Неужели им и впрямь интересно узнать, какого композитора он причисляет к своим любимым? Знал бы мальчишка хотя бы одного.
Но забавнее всего оказалась реакция Ки — белый дым из его ушей не шел только потому, что он валил прозрачными клубами из его раздувающихся ноздрей. В этот момент юноша подходил на разозленного быка, того и гляди начнет копытом рыть землю и присматривать первую мишень.
Они остановились у дома Чжонхёна — Ки прямо рядом с низкой калиткой, молодой человек в паре шагов от него. Юноша задумчиво поглядел на окна его квартиры, витая где-то в своем мире и даже не осознавая своего местонахождения.
Братья, он снова думает о братьях.
Но юноша недолго задержался у калитки. Пройдя мимо, он продолжил путь по улице, немало заинтриговав Чжонхёна.
Даже не зайдет?
Они пробродили на морозе около трех часов. Не знай молодой человек город как свои пять пальцев, он бы побился об заклад, что они вдвоем истоптали все имеющиеся в нем улицы. Можно было бы облегчить свою участь и забраться в экипаж, следующий за ними чуть поодаль, но что-то удерживало его от этого поступка. Кто-то, необычайно глубоко погрузившийся в свои мысли. Такое поведение не очень вязалось с образом, сотканным сознанием Чжонхёна из тысяч мелких деталей. Посему, вполне возможно, младший братец вновь бесцеремонно пытается завладеть мыслями Ки.
