Ответ вызвал смех, и бледные щеки юноши раскрасили пятна гнева. Что лучше: удавить этого обольстительного гада прямо сейчас, но при свидетелях или позже разобраться с ним куда более кровавым и беспощадным способом?
— Актеры, что с них возьмешь, — со снисходительностью, чрезвычайно задевшей Ки, произнес жених. Кибом намеренно не стал запоминать ни имени, ни фамилии этого человека и про себя называл его только так, если не хуже.
— Актеры. Нежные души, капризные характеры, — это заговорил голубоглазый старик, имени которого Ки до сих пор не знал. Лия, по случайности или нет, представила его лишь как своего дядю. Как ни странно, его реплика не вызвала в душе Ки бурю раздражения, поскольку тон произнесенных слов смягчал их смысл. С этим стариком явно творилось что-то странное.
Хозяйка стола бросила на своего юного гостя извиняющийся взгляд, но юноша не заметил его, поскольку сердито глядел перед собой, как ей показалось. На деле же он смотрел в смеющиеся глаза Чжонхёна, неосознанно стиснув в кулаках и нож — в левом, и вилку — в правом. Воистину, его терпение проходило невиданную проверку. И проходило, стоило признать, с блеском. В то же время в голове крутился вопрос: причисляет ли Чжонхён себя к числу упомянутых обожателей? За искрами веселья в черных глазах ответа не находилось.
Когда фальшивое внимание к его персоне ослабло, с кислой миной Ки принялся гонять кусок картофеля по тарелке, рассеянно слушая скучный разговор. Его тарелка была полна, в то время как тарелка Чжонхёна планомерно пустела, несмотря на то, что Ки ни разу так и не увидел, как тот ест. Поначалу юноша мимолетом удивлялся, но вскоре отыскалась причина пустеющей тарелки. Обронив по-случайности вилку, краснеющий Ки сунулся под стол и обнаружил у его ног небольшого лопоухого пса, тут же поднявшего голову и приветливо замахавшего хвостом. Толстячок лежал тихо, как мышь, но глаза его радостно блестели в предвкушении очередного жирного куска. Собаку привыкли перекармливать, чему она сама, собственно, не очень противилась.
Кулак Чжонхёна, адресованный зазевавшемуся Ки под столом, заставил юношу опомниться и вынырнуть из-под стола.
Безусловно, он нарушил правила этикета, но он бы нарушил с сотню их, если бы была возможность исчезнуть с этого обеда. Раздевающий взгляд Чжонхёна, который, похоже, замечал только Ки, нервировал юношу. Не самые подходящие время и обстановка для игр, вполне справедливо считал Кибом. Но Чжонхён на этот счет придерживался другого мнения и продолжал проделывать свои фокусы как с едой, так и с попытками довести юношу до точки кипения. В обоих смыслах.
Ки хотел видеть Чжонхёна? Чжонхён пришел. И в его глазах Ки уже лежал обнаженным на этом разнесчастном столе, задыхался и просяще мяучил под нависающим над ним человеком, десятки раз кончая и требуя еще. Юноша очень четко увидел эту сцену, даже почувствовал, как легкие сжимает от недостатка воздуха, вследствие чего сердито выдохнул.
Таким был их самый первый раз, разве что происходило все не на обеденном столе, а на полу в кабинете Чжонхёна. И вот за этот раз юноше было больше всего стыдно. Они не просто не разлипались ни на секунду, они будто склеились навечно, перекатываясь по покрытому ковром полу и покрываясь новыми слоями пота, самозабвенно целуясь и доводя друг друга до сумасшествия. Перед глазами непрерывно взрывался фейерверк. Ему даже в голову не могло прийти, что он способен так много за раз… ну, в общем, с ним тогда явно было не в порядке. Впрочем, то же самое можно было сказать и о Чжонхёне, ныне явно готовом устроить незабываемое фейерверк-шоу на глазах посторонних.
Ки засопел недовольно. Неудивительно, что он так отощал за неделю, они же не ели ничего, только бесконечно трахались во всех мыслимых и немыслимых местах и во всех… ахм… На этой мысли юноша залился краской и поглядел в потолок, надеясь, что своей алебастровой белизной тот сумеет отвлечь его от непристойных мыслей.
Но неудача…
Во всех позах. Да, во всех немыслимых для него, но не для Чжонхёна, позах, про которые юноше не хотелось даже мельком вспоминать и в которые он себя больше не позволит поставить! И уж тем более никогда не позволит он себя больше связать!
Не раз и не два Ки встряхивал головой, отгоняя навязчивые образы и звуки, на что получал с ворох недоуменных взглядов и неизменную хитрую ухмылку. Не удержавшись, Лия в который раз заботливо справилась о его здоровье, намекая на его полную тарелку. Ки отшутился и поднес вилку с многострадальным куском картофеля ко рту. Он даже умудрился его немного пожевать. Но стоило центру всеобщего внимания сместиться на жениха Лии, как тут же выплюнул кашицу в свою салфетку. Его проделка не была замечена никем, кроме играющих с его выдержкой озорных черных глаз.
Чжонхён по привычке водил пальцем по скатерти стола, прислушиваясь к застольной беседе и изредка вставляя в нее свои мысли, словно напоминая всем о своем присутствии. И гладил взглядом юношу напротив, готового от неудобства, возбуждения и чувства вины вот-вот сорваться с места. От молодого человека не укрылись ни мимолетные переглядывания Кибома со стариком, сидевшим с ним по соседству, ни счастливая улыбка, появлявшаяся на губах хозяйки стола при взгляде на его мальчика, ни виноватая неловкость, сквозившая временами во всем облике юноши.
Когда Чжонхён поднялся со словами о том, что у них с Ки намечена на сегодня еще пара важных дел, юноша поглядел на него с благодарностью. Благодарность исчезнет сразу же, как только он начнет его поддразнивать, но именно сейчас она была важна. Она грела, она сближала их, сплавляла две очень разные и похожие детальки. Шов был грубым и крепким. Крепче дерганных швов их сумасшедшей близости. Еще одна весомая копейка в копилку.
Ки может быть очень отзывчивым, если его всячески ублажать и ни в коем случае не перечить. Первое доставляло удовольствие и самому Чжонхёну, а с последним… у него имелись известные проблемы. Этот зверек еще не до конца приручен, он вспыхивает праведным огнем от любой искорки, тем не менее, молодой человек уже не был уверен, желает ли полного подчинения. Кому нужна марионетка? Чем непредсказуемее реагирует на него этот бесенок, тем живее чувствует себя он сам.
Чжонхён поглядел в спину устало бредущего перед ним мальчишки.
Вот, например, весь обед Ки с превеликим трудом сдерживал себя. Молодой человек был уверен, что останься они наедине, он поплатился бы за свои едва осязаемые поползновения в сторону Его неприступности, после чего был бы обязательно вознагражден сбитым дыханием, жаркими поцелуями и испариной, выступившей на коже. Ну, а потом Чжонхёна обязательно бы проинформировали, что такое харакири и на его собственном примере показали бы, как его правильно делать.
А парой десятков минут ранее, к примеру, прижатый к стене в каком-то переулке, вопреки ожиданиям юноша не визжал от недовольства, но прятал виноватый взгляд и проявлял удивительную покорность.
— Лие приходили письма с угрозами, — бормотал тогда мальчишка себе под нос, явно стараясь отвлечься от того, что его тревожит и вызывает в душе чувство вины. Временами он и впрямь верит в то, что Чжонхён читает его мысли, поэтому старается лишний раз не думать о запретном. Впрочем, даже если молодой человек и не обладает сим чудесным даром, происходящее между ними двоими вполне может сойти за чтение мыслей. — Вроде как она должна перестать общаться со мной, — добавил Ки, прожевав половину слов, как ту протравленную картофелину на обеде.
— Ты думаешь, это я?
Мальчик лихорадочно мотает головой, но Чжонхён выхватывает из какофонии уличных звуков тихий выдох облегчения.
Кто-нибудь другой, слабее его, ранимее его, чувствительнее его, наверное бы, обиделся, но не Чжонхён. Он понимает логику Ки, он следит за всей цепочкой размышлений и отрывистых выводов так, словно они — его собственные. Он всегда с легкостью читал его — в списке подозреваемых, способных завалить девушку угрозами, Чжонхён стоял бы на последнем месте, однако, стоял бы. Нельзя отмахиваться от невероятных предположений, иначе рискуешь проморгать истину. Именно так мыслил бы и сам молодой человек в подобной ситуации.
