Попечалившись пару дней, Ки подсыпал ей в обед щепотку одного из своих самодельных снадобий и красавица засела в уборной до самого прихода врача. Но и после этого пострадавшая гордость не была до конца отомщена, хотя и замолкла ненадолго.

Надо было про нее рассказать, как про первую любовь, угрюмо подумал Ки. Тогда Чжонхён наподдал бы ей и от себя. В том случае, если бы поверил, что Ки и в самом деле до сих пор не пережил жестокого отказа и настолько расстроен, что в одиночестве льет горючие слезы. Но Ки упустил свой шанс, ляпнув сгоряча, к слову, абсолютную правду.

— Почему трупы находили в их собственных домах? — благополучно справившись с приступом жгучего стыда, полюбопытствовал юноша слабым голосом не столько из интереса, сколько из желания заполнить пустоту в разговоре и отвлечься от пережитого позора. Чжонхён принял его игру и сделал вид, что не слышал слов, неосторожно сорвавшихся с его уст парой минут ранее.

— Потому что под плохо замаскированным предлогом эти трупы, как ты выразился, приглашали твоего покорного слугу погостить. Лестницы в домах высокие, окна широкие и прочее и прочее, весьма полезное для обладателя неиссякаемой фантазии, коей, по-видимому, эти гостеприимные хозяева не обладали. Я всегда оказывался ловчее и проворнее.

— Что случилось с тем, кто застукал тебя на месте?

— Она осталась без языка.

Ки поперхнулся собственной слюной.

— Так значит, это правда?

— Что именно?

— Это ты ей язык отрезал?

— Бомми, — Чжонхён покачал головой, улыбнулся и фыркнул. Круглые глаза Ки изрядно его позабавили. — Скрывать от чужих ушей что-либо не входило в мои планы.

— Но эта женщина без языка! Ты, садист затраханный! — заорал Ки и, не справившись с эмоциями, привстал в седле.

— Из нас двоих садист затраханный — ты. Плюс, к тому же, мазохист. Сядь, Бомми, детка, не кипиши, она сама себе отрезала язык. Сдается, я ее слишком напугал. Видишь, у вас даже есть что-то общее: оба редкостные идиоты.

Юноша на время потерял дар речи. Его терзала и жалость, и ревность, и злость.

«Да она же в тебя по уши», Ки не озвучил мысль, опасаясь новых подтруниваний в свой адрес. Кроме того, вне всяких сомнений, Чжонхён был осведомлен относительно этого. Не стоило напоминать ему об этом лишний раз. Замечание про идиотов он решил пропустить мимо ушей.

— Тебе это помогло? Когда ты их разделал, тебе полегчало? — было произнесено взамен.

— Не очень. Я целую неделю мучился несварением, — с этими словами Чжонхён внимательно оглядел пораженного Ки — от кончика шлема для езды до ног, обутых в сшитые на заказ сапоги.

— Примериваешься? — ядовито выплюнул Ки.

— Угадал, — осклабился Чжонхён, медленно ведя рукой по его бедру.

— Ты поэтому не даешь мне наркотики?

— А ты как думал?

— И меня слопаешь? Предварительно почистив мое мясцо от вредных примесей и высосав все силы?

— Высосав, высосав, — на губы кивнувшего Чжонхёна легла озорная улыбка. — Ты, как всегда, невероятно сообразителен и зришь исключительно в корень, Бомми, детка. Холю, лелею и выращиваю тебя на убой. Чтобы потом съесть, — Чжонхён отвернулся и повел коня дальше по дорожке. — Не волнуйся, киска, тебя я приготовлю по-королевски. Выделю для тебя огромное серебристое блюдо. Натру твою нежную шкурку специями. Обложу сладостями. И яблочко суну в ротик. Хотя нет, твой ротик мне понадобится для других целей.

Ки вполголоса выругался, весьма ярко представив на блюде вовсе не себя. В лицо бросилась краска, а в штанах стало подозрительно тесно. Эта игра в слова ему не пришлась по вкусу. Какой бы смысл Чжонхён ни вкладывал в них, в любом случае юношу они не радовали. Словно почуяв его переменившееся настроение, молодой человек втянул носом воздух и одарил Ки требовательным взглядом.

— Бомми.

— Что еще?

— Прежде чем ты сбежишь из этого дома, бросив меня на съедение волкам, я хочу, чтобы ты просто ел. А также пробовал еду, которую я тебе позволю пробовать.

— Что за нахер? Какого черта?

— Мне нужно знать, кто пытается меня травить. Только тебе я могу в этом довериться.

— С какой это стати?

— Ты никогда не сумеешь меня обмануть, маленький лгунишка. Особенно, если очень-очень сильно этого захочешь. Чем больше ты стараешься, тем хуже у тебя получается.

— А если я помру от яда?! Помру, тогда точно не смогу лгать! — взвизгнул Ки, вырывая поводья из рук улыбающегося Чжонхёна. — И силы от меня ты не заберешь! И сожрать ты меня не сможешь, потому что я буду дохлый! Дохлый и ядовитый!

С этими словами он неудачно пришпорил коня и после скоростной скачки в сопровождении собственных же воплей оказался в одном из сугробов, образовавшихся на краю тропинки. Там его и застал Чжонхён, не позволивший юноше подняться на ноги и проведший с ним в сугробе незабываемые пятнадцать минут. Пятнадцать минут, после которых оба долго отогревали конечности у горячего очага.

========== Часть 46 ==========

Разбудил Чжинки вовсе не птичий гомон за окном, как могло ожидаться, а шумное теплое дыхание, душным надоедливым облачком сообщающее ему прямо в лицо о присутствии кого-то рядом. Возница состроил недовольную физиономию, сморщил нос и перевернулся на другой бок. Попытка продолжить прерванный сон не увенчалась успехом. Некто, дюже назойливый, принялся бесцеремонно переворачивать сонное тело молодого человека к себе, не удовлетворившись видом сердито согнувшейся под одеялом спины. Терпеливое сопение колокольным звоном звучало в еще не до конца проснувшейся голове возницы.

Смекнув, что выспаться ему, судя по надоедливым обстоятельствам, не удастся, Чжинки с крайне раздраженным видом принял сидячее положение, даже так умудряясь пошатываться. Но просидеть в подобном виде ему довелось недолго. Стоило только Чжинки продраить глаза и одарить новоявленный будильник возмущенным взглядом, как его неподъемное тело немедля налилось подозрительной энергией и тут же поспешило оказаться по ту сторону кровати.

Сердце возомнило себя заправским зайцем и пустилось вскачь, а глаза все никак не могли решить, выглядеть ли им заспанными или все же шокированными. Некоторое время спустя выбор был сделан в пользу последнего.

Тэмин, вздрогнув, прямо на глазах старшего брата тотчас покрылся зачарованной оболочкой, то и дело взволнованно рябившей. Чжинки недоверчиво разглядывал младшего, осторожно выглянув из-за баррикады в виде кровати, которой братья были разделены. Ему еще не выдавалось счастливого случая наблюдать Тэмина во всей «красоте», облитой солнечными лучами. Хотя в последнее время на удивление «горе-лекарей» уродство Тэмина стало сменяться его прежней красотой, что-то от безобразной внешности все еще проявлялось в его облике. А свет предательски выставлял на всеобщее обозрение эти неприглядные неприятности. В присутствии Чжинки младший частенько забывался и не скрывался за красивой маской, что с одной стороны льстило старшему брату. С другой же, каждый раз становилось невероятно больно наблюдать, как Тэмин приходит в себя и прячется от него за волшбой.

И в этот раз слишком поздно Чжинки спохватился и попытался скрыть свою реакцию. Миловидная маска схоронила настоящую внешность младшего и возможный шанс завоевать доверие или симпатию. После случая в снежной ночи Чжинки ни разу не посетил Тэмина и по возможности старался отбрыкиваться от всякой необходимости с ним встречаться. Тэмин же, похоже, не простил ему выбор, сделанный той ночью в пользу Минхо, поскольку при всякой случайной встрече разъяренно кидался на брата и оттаскивали его от опешившего Чжинки с трудом.

Не отрывая немигающего взгляда от старшего, Тэмин, сбежавший из-под не очень бдительного ока охраны, с медлительным спокойствием забрался сначала на кровать, а через какое-то время сполз с нее, следуя за Чжинки, в свою очередь суматошно отползающим в сторону дальней стены. Когда отползать оказалось уже некуда, возница вжался спиной в стену, надеясь слиться с интерьером, стать куском обоев, например, а может, и вовсе просочиться сквозь толщу. До сих пор он не знал, каким образом в ту ночь Тэмину удалось создать своего физического двойника. Минхо был поражен не меньше Чжинки, но разъяснять последнему ничего не удосужился, а Чжинки предпочел не интересоваться, о чем временами немало жалел, тем не менее, заполнять сей пробел при помощи Минхо не намеревался. К слову, и с хозяином дома он старался без особой надобности не контактировать.