— Хрен бородавчатый, — полушепотом выдохнул Ки. — Ты же сам себе перечишь!
— Рад твоей внимательности, — ответом негодованию юноши послужила озорная ухмылка.
— Олень рогатый.
— Вновь хвастаешься своими познаниями.
— Горох обдолбанный!
— Согласен, твой словарь особенно богат, когда ты злишься.
— Овца остриженная.
— Просто мед, концентрация удовольствия.
— Дубина стоеросовая.
— Невероятно.
— Тля морковная.
— Чудесно.
— Селедка тухлая.
— Рукоплескаю твоей изобретательности.
— Бревно!
— Бревно? Причем здесь бревно?
Казалось, сравнение с бревном привело забавлявшегося молодого человека в недоумение. Но Ки, распалившись не на шутку, все не унимался:
— Людоед пожеванный.
— Не перегрейся, киска, а то задымишься.
— Не хочешь слушать сейчас, надо было задавать свои дурацкие вопросы тогда… — в который раз за день Кибом пожалел, что в злости открыл рот. — Ну… тогда. В первый раз. Я бы тогда тебе без обзываний все вы… бол… тал…
Увидев приподнятые брови и насмешливое ожидание в глазах Чжонхёна, юноша в замешательстве умолк. Неделя перед маскарадом была опасной темой для самого Кибома, но никак не для молодого человека у его ног. Раздосадовано покраснев, он приготовился к еще большим насмешкам.
— В первый раз, значит. В первый раз, Бомми, ты все время был в своей рубашке. Кочевали туда-сюда только твои штаны. Поэтому я и не подозревал об ошибках твоей… молодости, — Чжонхён махнул рукой. — А насчет того, что бы ты мне там выболтал. Увы, котенок, твой рот слишком стремился оказаться занятым иными делами.
— И почему же я был в рубашке?
— А мне почем знать? Ты истерил всякий раз, когда ее пытались с тебя снять, ты даже ванны принимал в ней, — Чжонхён отвесил похабный смешок, пройдясь по юноше раздевающим взглядом. — Благодарю за возможность в этот раз трахать тебя в чем мать родила, а не в ночнушке распутной монашки, все еще надеющейся сохранить свое лицо.
Ки открыл рот, намереваясь прокомментировать сказанное, но был перебит:
— Прежде чем ты выдашь мне очередную пешую эротическую путевку, попытаюсь тебя умаслить.
— Да? — карие глаза с подозрением прищурились. — Чем?
— Ты можешь идти.
— Куда?
— Куда угодно. Куда твоя душенька пожелает, зайка. Без оглядки бежать туда, куда глядят твои очаровательные глазки. Я отпускаю тебя.
— А ты меня держал тут насильно? — вполне искренне удивился юноша и наткнулся на хитрый взгляд. — Куда угодно? Совсем куда угодно?
— Абсолютно.
— И ты не будешь за мной следить?
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу тебе этого обещать. Твоя нечеловеческая выдержка и склонность к мазохизму мне не присущи.
— Ну… Спасибо и на том.
Со стороны молодого человека послышался выдох, несущий печаль неопрадавшихся ожиданий. Вторя ему, белесые клубы пара обвиняюще выдохнул и конь. Ки упрямо стиснул зубы.
— Принцесса бежит из замка своего чудовища.
— Что ты там бормочешь? — проворчал юноша, не в силах отделаться от неприятного привкуса, который оставила затронутая тема. Последнюю фразу Чжонхёна он, безусловно, услышал, пусть и предпочел бы обратное.
— Как бы далеко ты ни убежал, обязательно возвращайся время от времени.
— Для чего?
— Чжонхён тебя будет ждать. Мы оба.
— Есть ли тогда смысл в моем уходе? — продолжил Ки ерепениться, будучи чрезвычайно довольным внутри.
— Жизнь — странная штука, не правда ли? — вдруг обратился к нему молодой человек. Он остановил коня и, опершись руками о колено Ки, положил на них свой подбородок. Его искрящийся безумием черный взгляд был направлен на лицо юноши, пытался поймать его взгляд, найти что-то в потупившихся карих глазах. — Сегодня ты вытираешь обо всех ноги, а завтра тебя ебут в задницу.
— Куда уж страннее, — проворчал Кибом, криво улыбнувшись.
— Они заставили меня съесть ее, а потом я съел их, оказав им невиданную честь быть приготовленными по всем правилам традиционной кухни. Но даже нежнейший соус не сумел перекрыть отвратительный блевотный привкус.
— Почему?.. — не выдержал юноша. — Они это сделали. Заставили тебя есть св… ее.
— Почему? А на это должна быть причина?
Ки растерял все слова, обескураженный ответом.
— Прекрати так удивляться, Бомми, ты уже не маленький мальчик. Хочешь, я для тебя забью и приготовлю особенно вкусную овечку? У меня таких много на примете.
— А почему…
— Сперва ответь: хочешь или нет.
— Не хочу! — выплюнул Ки раздраженно.
— Весьма печально, я думал, ты пожелаешь отомстить им за меня повторно.
Последняя реплика Чжонхёна привела юношу в смущение. Ему вновь попытались приписать мысли, которые бы никогда не пришли в его голову. Тем более, подобные! И вообще он абсолютно не голоден. Последние несколько недель.
— Почему жертв так много было? Я слышал все эти слухи про твое возвращение и зверства.
— Потому что, малыш Бомми, каждая тварь посчитала своим долгом меня прикончить.
— Но их тела были найдены в их собственных домах!
— Естественно! Эти самонадеянные глупцы считали, что находятся в безопасности на собственной территории, не подозревая, насколько эта безопасность относительна, — Чжонхён погладил шею коня. — Протечки нужно вовремя затыкать. И людей при себе держать надежных. Вопрос за вопрос, Бомми. Расскажи мне про свою первую любовь.
По коже вдруг побежали мурашки, юноша втянул голову в плечи.
— Ты замолчал. Это кто-то особенный, навсегда оставшийся в твоем нежном сердечке?
— Не твое дело.
— Это девушка? Или… это парень? А, Бомми? Безответная любовь? Печальный конец? Не молчи так загадочно.
— Не твое дело, — уперся Ки рогами в ворота, не выказывая ни малейшего намерения отступать.
— Упрямишься.
— Пф.
— Чего ты боишься?
— Я не боюсь.
— Трусишка. Ответишь на вопрос?
— Нет.
— Не волнуйся, ласточка. Я не буду калечить твое сокровище.
— Еще б ты покалечил сам себя! — не сдержал юноша порыв и досадливо прикусил язык, залившись краской до самых ушей.
Чжонхён запрокинул голову и неприлично расхохотался. Так смеются идущие на холодное дно океана, вдруг обнаружив, что спасательная шлюпка ушла прямо из-под носа, жилет безнадежно разодран, а ноги уже сводит судорогой.
— Воинственный воробышек, я все ждал, когда ты сломаешься, и надеялся, что не придется ломать тебя самому. Сколько разочарования в один день! Бомми, я собираю свое счастье по крупицам, и ты мне совсем в этом не помогаешь, — покачал он головой и похлопал его по колену.
— Я тебе лукошко выделю, чтоб не рассыпалось, — вякнул Ки.
— Как благородно. И все же ты лукавишь, лапушка. Вовсе не мне принадлежит честь быть первым. Кто она?
Вообще-то была одна девочка, за которой Ки как-то пытался ухаживать, но ее он вряд ли бы записал в первую любовь, скорее, то был первый опыт. Очень печальный и оставивший свой неизгладимый след в его себялюбивой душе. После фиаско с публичным домом Ки попытался по-своему разобраться с этим «позже», которое являлось проблемой для всех других, но чем-то обыденным для него самого.
Понаблюдав за сверстниками, он решил последовать их примеру и завести себе подружку, а к выбору девушки для этих целей подошел со всей тщательностью. Его избранница была невероятно красивой и сообразительной. А также занятой. Но последнее не являлось проблемой для Ки, вознамерившегося добиться ее благосклонности, чего бы ему это ни стоило.
Стоимость оказалась размером со все его самолюбие, а результатов — идеальный ноль.
Поначалу его напор польстил девушке, тем не менее, через какое-то время его назойливость превратила ее симпатию в раздражение. Когда счастливица досыта наелась этой настойчивости, она прямо так ему и заявила, не забыв присовокупить слова про отвращение, которое она питает к узкоглазым занудам. Ки понимал, что слова слетели с ее губ в приступе злости, но менее уязвленным он себя от этого не чувствовал. И даже тот факт, что девушка ни слова не сообщила своему нынешнему ухажеру об ухажере новом, вовсе не смягчал нанесенную ему рану.