========== Часть 45 ==========

Чжонхён пожелал, чтобы юноша возобновил уроки езды после столь долгого перерыва. Вернее, поставил его перед фактом, даже не позволив забавному упрямцу выразить возмущение. Он просто напросто взял его на слабо, хотя взамен Ки получил самую ценную в этом доме вещь — карандаш Чжинки.

— Можешь продырявить его и повесить на шнурок на шею, так ты над ним трясешься, — язвительно предложил молодой человек, пресытившись сполна его реакцией. Юноша бы и сказал ему что-нибудь в ответ, если бы не померещившаяся в этих словах обида. Поэтому он предпочел ограничиться грозным взглядом.

Чжонхён ему всегда представлялся этакой непреодолимой горой. Ничто не может поколебать его уверенности, ничто не может застать его врасплох. Он всегда ко всему готов, он всегда обо всем в курсе. Ки даже удивился, разглядев подо всем ехидством эту незаметную щепотку ревности и обиды. Ну… видимо, и на старуху отыщется какая-нибудь проруха.

К разочарованию Ки, коня привезли с фермы, тем самым лишив юношу возможности еще раз встретиться с дедом и узнать, что случилось с тем несчастным, подвергшимся пыткам в подвалах. Не сказать, что он стремился к тому, но и не подумать о необходимости узнать об этих двоих тоже не мог. Есть же у него совесть, в конце концов. Даже если в данный момент она спит без задних ног, не просто убаюканная, но насильно введенная в сон.

В итоге ныне Ки сидел верхом на вороном Чжонхёне, выдувавшим из ноздрей теплый белесый пар. Другой Чжонхён — тот, что в данный момент являлся олицетворением безопасности, — вел коня под уздцы. Только с таким условием взбрыкнувший юноша согласился сесть на жуткого жеребца. Ки пребывал в полной уверенности, что эта черная зверина не посмеет проявлять свой поганый нрав в обществе другого зверя.

Молчание между ними не было наполнено привычным напряжением. Чжонхён глядел прямо перед собой, идя размеренным задумчивым шагом. Ки с удовольствием созерцал окрестности, которые за свое короткое пребывание здесь уже успел исходить вдоль и поперек, но с места всадника все воспринималось иначе.

— Я выше тебя, — подал он чуть охрипший от долгого молчания и холодного воздуха голос.

— Угу.

— И красивее.

— Безусловно, котенок.

— И умнее.

— Не буду отрицать.

— И хитрее.

— О да, солнышко.

Ки недовольно замолк, прервав нарочито бодрое чириканье. Чжонхён был слишком задумчивым, он никогда не был настолько задумчивым в его обществе. Юноша ощущал его мрачность, она кололась об него обвинением во всех смертных грехах. Почувствовал ее и конь, тряхнувший гривой.

— Кто это был в зеркале? — задал Ки мучивший его вопрос, но Чжонхён лишь отмахнулся:

— Не сегодня, Бомми.

— Я тебе отомщу.

— Хорошо.

— За то, что ты мне сделал больно.

— Согласен.

Ки изо всех сил пытался вытянуть молодого человека на разговор, поскольку его немногословность чертовски нервировала юношу.

— Ты их действительно ел? — задал вдруг другой вопрос Ки. Он пожалел о своей несдержанности тотчас же и почувствовал себя неуютно, но решил не отступать.

— Ты в это веришь?

— Ел?

— Какой ответ ты желаешь услышать, Бомми? — Чжонхён поднял на поежившегося юношу мертвый взгляд.

— Я хочу слышать правду, — Ки с достоинством выдержал его.

— Правду для кого: для тебя или для меня?

— Истину.

— Надумаешь лопать их, лопай тех, кто не набивает брюхо всякой дрянью.

— Значит, ел?

— Да.

Простое слово отнюдь не утонуло в тишине. Он повисло на шее юноши камнем, самовольно снятым с чужой шеи.

— Ну, и?.. Как?

— Вопрос за вопрос, красотка.

— Нет, — сердито возразил Ки.

— Удовлетвори мое любопытство, котенок.

— Я сел на конюгу, этого вполне достаточно. Ты мне должен!

— Ты говоришь не жопой, а ртом, Бомми. Конь вряд ли помешает нашей беседе.

— Пошел ты!

— Пожалуй, так и поступлю, зайчонок.

Чжонхён отпустил поводья и ускорил шаг. Он вполне мог оставить юношу одного разбираться со своим страхом, поэтому Ки поспешил извиниться и с ноткой мольбы попросил его вернуться. Что тот не преминул сделать с легкой улыбкой на губах.

— Что ты хочешь знать? — угрюмо спросил его, наконец, Ки. Его раздирало собственное любопытство. Но коня он боялся еще больше. А вот молодого человека, несмотря на раскрытую правду, он не боялся совсем.

— Кольцо.

Ки далеко не сразу понял, о каком кольце шла речь, но сообразив, залился краской стыда.

— Все настолько ужасно? — Чжонхён заметил его смущение.

— Так получилось, — промямлил юноша неохотно.

— Это не ответ.

— А какой ответ ты хочешь услышать? — с вызовом спросил Ки.

— Не стоит.

— Что не стоит?

— Подражать мне в манере вести диалог.

Юноша подавил раздражение, проглотил очередное вертевшееся на языке «Пошел ты» и монотонно пробубнил:

— Меня и еще нескольких отправили от детского дома на прокладку железной дороги. Ну, мы много пили всякой чепухи и постоянно обкалывались. И курили траву. Однажды кто-то притащил какую-то новую смесь, типа вставляет не по-детски. Никто не решался, про нее всякие слухи ходили. Ну, я и вызвался первым, мне же больше всех нужно было.

— Вызвался? — с недоверчивым смешком переспросил Чжонхён.

— Проиграл пари, — со вздохом поправил себя Ки. Ему хотелось выглядеть смельчаком в его глазах, но он совсем позабыл о феноменальной способности Чжонхёна распознавать ложь. — Принял дозу. Ну, и в итоге — кольцо, — закончил юноша неуклюже и поспешно присовокупил: Не то чтобы я делал это с большой охотой, так получилось. Твоя очередь! Как это было на вкус?

— Моя сестричка была вкуснее.

Ки зашелся в сухом кашле. Чжонхён прочмокал, прикусил кончик красного языка и поблескивающим безумием взглядом посмотрел на юношу. Конь встал на месте и беспокойно перебирал копытами.

— Не то чтобы я делал это с большой охотой, — вернул он фразу, вновь взяв коня под уздцы. — Но она определенно оказалась вкуснее.

Ки замахал руками, призывая его к молчанию, продлившемуся минут десять. Чжонхён же его и прервал по прошествии оных.

— Бомми.

— Что?

— Кто сделал прокол?

Ки хранил молчание.

— Кто?

— Я сам.

Чжонхён, казалось, расслабился, услышав ответ, впрочем, юноша не решился бы утверждать это наверняка.

— Ты это помнишь ясно?

— Да.

— Хорошо.

— Что хорошего? — пожалуй, чересчур резко поинтересовался Ки, на время отвлекшись от темы людоедства.

— Все могло бы обернуться очень и очень печально.

— Насколько печально?

— Ты явно с неохотой изуродовал свое тело. Но если верить твоим словам, сделал это сам, хотя и по-пьяни. Другое дело, если бы тебя продырявили без спроса и против твоей воли.

— Хочешь сказать, что если бы его сделал не я сам, а кто-то…

— … то он распрощается с жизнью, — как ни в чем ни бывало кинул Чжонхён. — Но я потратил бы уйму времени и денег на его поиски, на организацию всего торжества, а потом на возможные похороны. Разве ты был бы мне за это благодарен? Эта цель не стоила бы затраченных средств.

— Совсем с катушек съехал? В дерево въебнулся? Мозг повредил?

— Никто не смеет прикасаться к тебе, кроме меня, — со всей серьезностью напомнил юноше Чжонхён. — Так и быть, сделаю скидку твоим братьям за прошлое, а то ты мне и впрямь мозги потом заебешь. Однако с нынешнего момента только попробуй к кому-нибудь приблизиться и можешь начинать сочинять надпись на надгробной плите счастливчика. Если от него вообще что-нибудь останется для похорон.

Ки не поверил. Он ждал, что Чжонхён сейчас, вот-вот, расплывется в хитрой улыбке и посмеется над его наивностью. Вопреки его ожиданиям тот продолжал хранить молчание и неторопливо шел по расчищенной от снега тропинке. Может ли быть, что Чжонхён настолько его ревнует, что готов убивать?

— Не льсти себе, зайчонок, — произнес молодой человек, будто отвечая на его мысленный вопрос. — Всякий, к кому ты испытываешь теплые чувства, будет питаться от тебя. Ты мой источник силы, усек? Не пытайся разбазаривать запасы или я выдру тебя плетью, как бездомную шавку.