За всей суматохой он и подзабыл, что обновлять свою угрозу было необходимо с определенной периодичностью, иначе народ, не имея перед глазами наглядного примера, распускался, терял всякий страх, не располагая при этом никакими на то основаниями, кроме отсутствия вполне реального предостережения, подкрепленного действиями. Однако сегодня он упрочил наконец свой авторитет, хотя событием это оказалось незапланированным и крайне неожиданным. Что для подобного дела подходит лучше алой крови или запаха выпущенных кишок?

В общем-то, ничего особенного на взгляд Чжонхёна и не произошло. Капризный призыв Ки он ощутил как раз тогда, когда столкнулся с третьим за день отказом повиноваться, невиданной дерзостью сорвавшимся с обветренных губ владельца кабака. Нетерпение Ки немедленно передалось ему по магической цепи, и в момент напряженной битвы взглядов молодой человек внезапно двинул рукой по храбрецу с намерением серьезно покалечить. Не будь тот на свое несчастье обладателем потрясающей реакции, остался бы без половины головы. Вместо милосердной быстрой смерти человек горел в адских муках около часа, прежде чем испустить дух. Так Чжонхёну, в ожидании стоявшему снаружи, было сообщено: характер нанесенной раны не имел ничего общего с силой жизни.

Вспоминая распаханную грудь, в которой виднелись обломки ребер, тонувших в абсолютной каше, мокрой и хлюпающей, он не испытывал ничего, кроме привычного удовлетворения. Он даже не мог припомнить, когда испытывал сожаление, оно будто ни разу и не приходило к нему в страшных кошмарах. Никогда ранее он не терял над собой контроль таким образом, поэтому его собственные действия оказались полной неожиданностью и для него самого. Но об этом не полагалось знать никому, и можно было не сомневаться, что к утру о его безжалостности вспомнит полгорода, как минимум.

Ки почувствовал запах крови, легким шлейфом тянувшийся за ним от самых дверей кабака, но не произнес ни слова. Он позволил вовлечь себя в поцелуй такой глубокий и развязный, какого хотелось Чжонхёну, позволил вновь уложить себя на эту чертову дюжину подушек. Позволил довести себя до оргазма, развалившись при этом на своих обожаемых подушках, словно морская звезда, выброшенная на камни приливной волной, запрокинув голову, раскинув ноги и исторгая из груди низкие стоны. А потом долго-долго слизывал собственный сок с подбородка Чжонхёна, будто бы невзначай добираясь до его губ и лаская их языком. После чего осторожно уселся между его ног, завернувшись в его руки, как в теплую шубу зимой, и сладко прикорнул, положив затылок на его плечо.

К слову, о сне. В данный момент Ки снился один из тех терпких снов, изобличающих его неподобающее поведение в предмаскарадную неделю забвения. И насколько активно разум отвергал эти четкие воспоминания, настолько радостно на них реагировало погруженное в сон тело.

Ки открыл глаза так резко, будто закрыл их за пару секунд до, а не проспал несколько часов. Руки, мягко гладящие его живот, ни поднимаясь выше, ни опускаясь ниже, нервировали его даже во сне. А тут, оказывается, его наяву дразнят.

— Хорош руки распускать, — сипло проворчал он.

— Как скажешь, — прошептал тихо Чжонхён, послушно замерев и довольно глядя на результат своих трудов.

— Черт бы тебя побрал, — Ки смущенно поерзал.

— Скажи «нет», и я прекращу.

— Нет, — тут же воспользовался он представленной возможностью.

— Прости, я соврал, — без малейшего сожаления в голосе разочаровал его Чжонхён.

— Будь ты неладен!

— Слишком часто твоя совесть поднимает свою головку. Продай мне ее, Бомми.

Ки фыркнул. И почему у Чжонхёна каждая чертова фраза звучит крайне двусмысленно?

— О чем ты вообще думаешь, когда говоришь подобные вещи? — хмыкнул он едва слышно.

— О том, в какой позе я буду тебя трахать, — последовал немедленный мурлычущий ответ.

— Очень мило.

— Рядом с тобой у меня случается размягчение мозгов, и они перестают должным образом функционировать, — Чжонхён сцепил руки в замок у него на животе.

— Это, что, обвинение? — Ки недовольно зыркнул на эту конструкцию, по-хозяйски устроившуюся, между прочим, на его теле, и без какой-либо цели потыкал в нее пальцем.

— Это комплимент, — молодой человек мягко похлопал по его животу ладонями сцепленных рук, отчего мышцы пресса судорожно сжались. Ки хватил его за запястья, думая расцепить его руки, но те ни в какую не поддавались.

— Ну что ж, с комплиментами у тебя не очень, надо заметить, — Ки разочарованно качнул головой, с негодованием глядя, как чужие руки вдруг медленно задвигались по его телу вниз.

— Правда?

— Ага.

— Что поделать, — изящным движением Чжонхён пожал плечами, чем отвлек юношу от его бесполезного занятия.

— Тут уж ничего не сделаешь, — Ки повернул голову и поглядел в смеющиеся глаза. Яркие огоньки плясали в черноте, точно светлячки в темном лесу.

— Это точно, Бомми. Это точно, — Чжонхён чуть нагнул к нему голову с очевидным намерением нагло своровать поцелуй, но Ки не замедлил от него отвернуться. — Шкодливый котенок.

— Я устал, — шепотом пожаловался юноша.

— Верю.

— Я действительно устал, — Ки неохотно отвел чужие руки от своего паха. Он сел и чуть развернулся к Чжонхёну, тут же пожалев о своем опрометчивом поступке. Юноше едва удавалось удерживать взгляд на подтрунивающих черных глазах. В особенности трудным это являлось, когда те без утайки сообщали о том, что ведали. Ведали о желании Ки изучающим движением опустить собственные глаза и в неощутимом прикосновении провести алчущим взглядом по всему красивому телу. Это желание тут же бесстрашно выплывало на поверхность при неосторожно брошенном на Чжонхёна взгляде, чем временами пристыживало Ки. Но только временами. — Что ты со мной делаешь?

Молодой человек даже не шелохнулся, только склонил голову набок и улыбнулся со своей обычной насмешливостью во взгляде.

— Тебе расписать все по пунктам?

— Я серьезно, — Ки насупился и даже сложил бы руки на груди, не бойся он упасть при этом на Чжонхёна боком. Как ни крути, а достоинства это ему не прибавило бы ни в коем разе. Однако его деланная злость не произвела должного впечатления.

Впервые на памяти Ки Чжонхён раздраженно закатил глаза и вновь пристально уставился на него, но уже без прежнего лукавства.

— Согласись, Бомми, глупо строить из себя невинную овечку с такой пошлостью на теле, — с этими ехидными словами Чжонхён без колебаний стрельнул глазами в то самое кольцо, неслучайным обладателем которого юноша стал много лет назад.

— О, так ты мне прикажешь его снять?! — угрожающе повысив голос, поинтересовался Ки.

— Оставь, если тебе так нравится эта штучка, — Чжонхён с ухмылкой осторожно подергал за упомянутую, отчего Ки невольно дернулся в сторону. — Я вполне могу потерпеть до тех чудесных пор, когда ты сам дорастешь до приобретений, продиктованных хорошим вкусом.

Чжонхён твердо обхватил его рукой и заставил вновь опереться спиной о свою грудь.

— На много не надейся, — сердито вякнул Ки, устраиваясь удобнее и стараясь при этом не принести боли молодому человеку.

— Доверься мне, Бомми. Отдай свое тело на мое попечение.

Ки неслышно проворчал о чем-то. Но юношу, к его вящему разочарованию, не стали переспрашивать. Чжонхён вновь устроил его голову на своем плече, прикоснулся губами к его виску и с упоением насладился тихим выдохом. Ки была приятна эта неутомимая настойчивость, хотя подобного он и под угрозой смерти бы не признал. Разве что на кон будет поставлена не его жизнь.

— Я не хочу стать, как Тара, дохлой кошелкой, — громче повторил юноша.

— Не станешь, если не будешь пытаться перерезать мне глотку, — рассеянно пробормотал Чжонхён, увлеченно водя губами по его шее.

— А она пыталась?

Чжонхён вновь пожал плечами. Ки не видел ни первого движения, ни этого, но он чувствовал их легкость. Словно он вовсе не давил на одно плечо Чжонхёна весом собственной головы.

— Я знаю, что я не обычный человек, но даже для меня это перебор, — сообщил он, тотчас же подумав о том, что в данный момент, несмотря на все пространные рассуждения о переборе и неправильности, он уже был готов позволить Чжонхёну снова зайти дальше ласковых поцелуев в шею и дразнящих прикосновений. Молодой человек же в который раз словно прочитал его мысли, что уже понемногу начинало казаться Ки правдой.