Минхо на некоторое время лишился дара речи и слегка шокированным взглядом невежливо таращился на угрюмого собеседника. Что-то новое начинал он выхватывать в этом человеке, неуютно мнущемся в кресле.

— Камешек, — с нервным смешком повторил хозяин дома, перекатывая это слово на языке и пытаясь вообразить, каково это — получить этим так называемым камешком по голове. — Надеюсь, рана не очень серьезная?

Чжинки мотнул головой.

— Все уже зажило.

— Это хорошо, — последовал облегченный выдох Минхо. Он завозился на подушках, устраиваясь удобнее, и Чжинки тут же поспешил ему помочь. Минхо с благодарностью принял его помощь, после чего возница вновь устроился в собственном кресле и замолк, потирая пальцем все тот же солнечный зайчик, прыгавший на подлокотнике кресла.

— Я поднял на него руку, — потерянно проговорил вдруг Чжинки, нарушив повисшую между собеседниками неловкую тишину. — Поднял руку на того, кого люблю, ради того, кто достоин худшей из участей.

— Не забывайте о причинах, Чжинки. Вы это делали ради младшего брата, а не ради меня.

Чжинки стрельнул в него взглядом из-под отросшей челки.

— Да, — согласился он.

— Значит, вам незачем терзать себя.

— Возможно.

— Чжинки, вы от меня что-то скрываете?

— Нисколько.

Минхо утомленно вздохнул. Капризный Чжинки — то еще испытание, а так как в подобное состояние он впадал нечасто, то выматывала окружающих эта временная вредность с неимоверной силой. Сильнее всего она выматывала дружелюбно настроенных, приближающихся к нему с целью помочь.

— Что теперь сталось с Тэмином? — задал Минхо иной вопрос, немало подивившись тому, что тот не пришел ему в голову первым делом. Ранее все его мысли занимал Тэмин и только Тэмин, с мыслью о нем он засыпал и просыпался. Весь его мир вертелся вокруг Тэмина. Теперь этот мир так и норовил развалиться на части.

— Он спит, — Чжинки нервно поковырял этот назойливый солнечный блик, неспокойно прыгавший на подлокотнике кресла. — Мне пришлось самому его покормить. Поскольку он был немного не в себе, ваши подчиненные боялись к нему подходить ради… этого.

Минхо неприкрыто рассмеялся, откинувшись на пышных подушках. Чжинки вздрогнул от того, насколько чисто и искренне звучал этот смех, и исподтишка глянул в сторону смеявшегося. Ему никогда не доводилось слышать настолько открытый смех в исполнении больного. И он даже залюбовался видом этого нового Минхо, ни с того ни с сего проступившего в суровом и крайне сухом характере хозяина дома.

— Вы один из самых скупых кормильцев, каких когда-либо мне приходилось встречать, Чжинки, — отсмеявшись, проговорил Минхо. Он смахнул выступившие на глазах слезы.

— Не вижу ничего смешного, — расстроено проворчал возница.

— Нельзя было найти более сурового наказания для Т… того, кто совершил проступок. Тэмин, верно, полуголодный теперь сидит.

— По крайней мере, не голодный, — пожал Чжинки плечами.

Абсолютно не вдохновлял его способ, который Минхо нашел для кормления существа, живущего в теле Тэмина. А поэтому, несмотря на собственное желание во что бы то ни стало помочь, делился Чжинки своей кровью весьма неохотно и даже несколько брезгуя при этом. Вдруг перестал он видеть младшего брата в этом прожорливом существе, из-за чего никогда не чувствовал приятной расслабленности, в очередной раз открывая для него вену. Как следствие, у Тэмина не получалось затуманить ему разум, особенно при том минимуме стараний, которые это существо прилагало, а значит, положенного при отвратительной кормежке возбуждения Чжинки также не испытывал. Что сводило все его попытки быть полезным к едва переносимой боли и лютой ненависти к тому, кого он вроде любить должен бы. — Ваша бабушка имела честь явиться сюда и поправить ваше заклинание, — резко сменил тему Чжинки. — И сказала, что вы и есть тот сильный колдун, который ставил вам защиту.

— Мне следует попросить у вас прощения, — Минхо не спускал немигающих шоколадных глаз с собеседника и голос его звучал глубоким урчанием. — Не будь я таким рассеянным в тот вечер, не отнесись к рутинной обязанности с такой безалаберностью, то вспомнил бы о том, что нужно подновить заклинание, тогда ничего бы не случилось. Вам бы не пришлось ничем жертвовать. А я положился на случай и просто заснул рядом с кормящимся Тэмином. Невиданная глупость с моей стороны.

— Будет вам уже извиняться, — Чжинки передернул плечами, бегая взглядом по комнате. — Что сделано, то сделано, в следующий раз головой думать будете, а не уставшей частью тела. Главное, что вы сами понимаете, в чем ваша ошибка.

— Видит Бог, благодаря вам я себя сейчас чувствую нашкодившим малышом.

Чжинки пожал плечами. Слишком часто приходилось ему делать выговоры своим младшеньким во время их взросления. Он привык реагировать на их проказы спокойно и наказывать за оплошности разумно. Поэтому, наверное, в более-менее осознанном возрасте их начало волновать его мнение по тому или иному вопросу и оба, сами того не подозревая, старались его ожидания оправдать. Хотя частенько получалось иначе. Благими намерениями вымощена дорожка и в места куда хуже ада.

— Вы и есть… — Чжинки с опаской поглядел на Минхо, но продолжил иначе запланированного, — сделавший ошибку человек. Пока вы учитесь на своих ошибках, все поправимо.

— Темните вы, но дело ваше, — Минхо недовольно нахмурился, явно ощущая осторожность, с которой возница обходил какую-то весьма важную для него тему. Подозрение о том, что она, возможно, связана с родом деятельности Минхо, озарило больного. Неужто Чжинки вознамерился переделать его, перевоспитать?

— Мое.

— О нет, Чжинки, не занимайтесь бессмыслицей.

— О чем это вы говорите, Минхо? — Чжинки решил прикинуться дурачком, осознавая, что тратит при этом силы впустую.

— Я прожил половину своей жизни так, как прожил. Не нужно питать бессмысленных иллюзий насчет того, что вам удастся сделать из меня порядочного человека.

— А вы непорядочный человек?

— А вы теперь буквоед?

— Приходится им быть. С вами, по крайней мере, всегда.

— Я усложняю вам жизнь, — в реплике слышалась нота неуверенности и чуть сожаления.

— Надеюсь, я вам тоже, — слова Чжинки наоборот несли совершенно противоположные эмоции.

— Можете не сомневаться, когда вы не в духе, с вами особенно трудно иметь дело, — Минхо педантично поправил свое одеяло и снова воззрился на нервничающего Чжинки.

— Рад это слышать, — ответил тот.

— Рады? Вот уж не ожидал подобного от вас.

— Вы меня не знаете, Минхо. Ни капли.

— Пожалуй, соглашусь, — кивнул хозяин дома. — Вы всегда представляетесь мягкотелым, мягкосердечным, не способным на сколько-нибудь судьбоносные поступки человеком. А в следующий миг вы трескаете собственного брата булыжником, спасая того, кого в иной ситуации с удовольствием приложили головой о все тот же булыжник, — Минхо осуждающе покачал головой. — Я и вправду не знаю вас. Черт возьми, да мне нужно быть осторожным!

— Не помешает.

В комнату после вежливого стука вошла служанка с подносом, на котором дымился бульон в фарфоровой тарелке. Рядом лежали пара ломтиков какого-то темного хлеба и столовые принадлежности. Чжинки проследил за ней до самого прикроватного столика, на который она свою ношу бережно водрузила.

— Экий вы суровый человек, Чжинки, — рассеяно прокомментировал его слова Минхо, подобно Чжинки следя за действиями молчаливой девушки.

Возница встал, все еще наблюдая, как служанка ставит столик для кроватных трапез над недовольным Минхо. Больной же в этот момент глядел на содержимое подноса с едва скрываемым недоверием, граничащим с отвращением. Похоже, его не прельщала перспектива наполнить чем-то желудок, в то время как Чжинки ощутил собственный голод, который в данный момент и собирался утолить в столовой.

— Чжинки, куда же вы, мы с вами не закончили разговор! — полетело вознице вслед.

— Потом закончим, — решительно отрезал Чжинки, спешно выходя за дверь. Вину по отношению к Тэмину нужно еще пару раз заесть. И заесть очень плотно.