Даже несмотря на перспективу дополнительного заработка, Ки решил не тратить на покупку обедов свои деньги, а продолжать работать на кухне по выходным. Хорошенько обдумав и взвесив свое решение, он пришел к выводу, что заработанные на возможных лечебных сеансах деньги он вполне мог пустить на что-нибудь другое, более полезное.
А если говорить начистоту, он не верил в то, что эти сеансы вообще когда-либо состоятся. Люди вроде его утреннего клиента имели обыкновение забывать о своих словах, необдуманно сказанных в порыве благодарности или каких-либо иных положительных эмоциях людям, не имеющим веса в обществе. Таким, как он, Ки. Или вновь сработает закон подлости, и боли, мучающие этого человека, мучить его вдруг перестанут, как по волшебству. А может быть, вмешаются какие-либо иные обстоятельства. Всякое может случиться. Вследствие этого Ки не мог рассчитывать на какие-то мифические деньги, получение которых еще вилами на воде писано.
— Ки! — воскликнула стоящая за кассовым аппаратом девушка с пышной копной волос. — Ты сегодня рано, — улыбнулась она, когда юноша подошел к витрине, уставленной аппетитно выглядящими пирожными.
Второй раз за день он окунулся в искреннее счастье. Это чувство, которое испытывали находящиеся рядом с ним люди, всегда было похоже на пушистый густой мех какого-нибудь редкого животного. И закутаться в такой мех, пусть даже и воображаемый, было для юноши удовольствием удовольствий.
— Я с братом, — улыбнулся Ки в ответ.
— О, — смешалась девушка и чуть покраснела. — Прости, ты ведь знаешь правила, — нерешительно произнесла она. — Я не могу позволить тебе взять порцию сверх положенного.
«Естественно, не можешь, — раздосадовано подумал юноша, почувствовав неловкость, испытываемую его собеседницей. Неловкость всегда кислила на языке. — Тогда бы я хоть наедался».
— И, что, совсем нельзя обойти правила? Никак-никак? — спросил он, ощутив тянущее чувство голода, мучившее его на протяжении всего утра.
— Ну, — девушка нервно потерла нос, — можно, наверное, договориться, чтобы ты, например, сегодня в ночную смену поработал, — смущенно предложила она, сама не вполне уверенная в своих словах.
Ки вздохнул, ощутив себя окончательно жмотящейся букашкой. Он с легкостью мог бы вытащить заработанные сегодня монеты и потратить немного от этой суммы на два обеда, но вдруг осознал, что не сумеет этого сделать, привыкнув экономить на всем, на чем только можно. Он элементарно не сможет переступить через себя.
— Одра, ты моя спасительница, — Ки схватил руку девушки и что есть силы начал ее трясти, широко и очень фальшиво улыбаясь в попытке подбодрить девушку. — Можно мне с собой завернуть обед? — он ясно чувствовал искреннее добродушие, исходящее от Одры, и не желал обижать ее своей привычной резкостью и нынешним плохим настроением.
— Ну что ты, конечно, — Одра неохотно вырвала свою руку из его энергичной хватки, смущенная его странным поведением. — Хорошим людям всегда хочется помочь. А ты хороший человек, — добавила она, вылетая в кухню за заказом. — Кстати, — показалась ее кудрявая голова из-за угла, — а твоему брату что завернуть?
— Что-нибудь несладкое, — кинул Ки, в священном трепете разглядывая бисквитное пирожное с орехами, расположившееся на первой полке за стеклянной стенкой витрины. Оно было как раз рядом с шоколадным кексом и бисквитным пирожным, украшенным белковым кремом и ягодами. Ки бы взял и первое, и второе, и третье, если бы у него были лишние деньги, которыми он, к величайшему сожалению, не располагал.
Юноша невыразимо тосковал по своей собственной кухне. Здесь в городе, живя в съемной комнате, еле вмещавшей одну кровать, на которой они с Чжинки спали вместе, он не мог заниматься готовкой, поскольку одинокая плита в общей кухне — единственной на весь их этаж-квартиру, — все время была кем-то оккупирована. Он даже завтрак никогда не успевал себе приготовить. Ко всему прочему, Ки относился к тому типу людей, которые с трудом привыкают к новой обстановке. Поэтому он не мог заставить себя подойти к этой страшной, заляпанной и замызганной дровяной плите. И вряд ли бы на такой плите он смог приготовить вкуснейшие пирожные, которые делают в этом полюбившемся ему кафе.
Этот факт решал многое. Ки обожал сладкое, он мог целыми днями напролет есть одни лишь пирожные, если бы его организму не требовались витамины из других, более полезных продуктов.
— Знаешь, — привлекла внимание юноши появившаяся из кухни Одра, несущая два маленьких бумажных пакета. Ки с трудом оторвался от созерцания лежащих за витриной вкусностей и перевел взгляд на сияющую девушку. — Ты ведь сегодня не завтракал, значит, можешь взять порцию своего брата бесплатно.
Ки хлопнул себя по лбу.
— А я и не подумал даже! — воскликнул юноша. — Спасибо тебе большое, Одра! Что бы я без тебя делал?
Девушка залилась искристым смехом.
— Без меня ты бы сегодня всю ночь драил кухню. Держи, — она протянула кульки юноше, который принял их с благоговейным восторгом. В одном из бумажных пакетов лежало положенное ему пирожное — намного проще тех, что на витрине, но не менее вкусное.
— Побольше бы миру таких замечательных людей и он, несомненно, преобразился бы в момент, — с неподдельной благодарностью пробормотал чуть смутившийся Ки.
— Я тебе завидую, Ки, — вдруг призналась девушка. — Есть столько сладкого и не полнеть — мечта каждой девушки.
— Но я ведь не девушка.
— Впервые вижу мужчину, любящего какие бы то ни было пирожные. Ты уникален, — засмеялась она вновь.
— Смотри, пока есть возможность, — тихо хмыкнул юноша, не отрывая взгляда от пакетов, которые он бережно прижимал к груди. — Ну, я пошел. Еще раз спасибо.
— Приятного аппетита, — донеслось ему вслед.
Сидя на козлах рядом с Чжинки и уплетая за обе щеки свой сладкий обед, Ки в который раз подумал о том, что ничто так не поднимает ему настроение, как вкусная трапеза и полный желудок. У него был вкусный обед, ему все время не доставало ощущения сытости, тем не менее, юноша значительно воспрянул духом. Жующий свой совсем несладкий бутерброд Чжинки тоже выглядел довольным жизнью и отсутствием рези в желудке, привычной в последнее время.
Расправившись наконец с пирожным, такой же довольный жизнью в целом и своим обедом в частности, Ки добродушно поглядел по сторонам.
— Я хочу написать портрет Тэмина и повесить его на боковую стенку кареты или рядом с собой, — подал вдруг сиплый голос Чжинки.
— Почему бы тогда не расклеить эти портреты по всему городу? — предложил Ки, чуть съехав с сиденья и сложив руки на животе.
— Я и так по всему городу мотаюсь, — возразил брат. — И вообще вряд ли я смогу написать так много, — задумчиво пробормотал он. — А тут если вдруг кто опознает его лицо, обратятся сразу ко мне. Если клеить повсюду, не уверен, что люди станут искать наш дом, чтобы рассказать о том, что видели где-то Тэмина.
— Логично, — кивнул юноша.— По памяти будешь писать или захватил пару своих работ?
— По памяти. На тех картинах почти не разобрать его черт. Я же вас всегда в рост писал.
— Ты уверен, что сумеешь воссоздать его лицо в точности? — скептически нахмурился Ки.
— Ки, — рассмеялся Чжинки, — хватит нести чушь. Художник я или нет?
— Ты самоучка.
— И что?
— Ну, а вдруг ты делаешь какие-то мелкие ошибки, но не замечаешь их? Впрочем, рисуешь ты не в пример лучше тех, кто учился в специальных школах.
— Ну, вот видишь, даже ты признаешь мой талант.
— Ладно-ладно, талантливый ты наш, сначала сделай портрет, а потом поговорим.
— Сегодня же и начну.
— Пойду-ка я чай себе возьму, — прокряхтел Ки, спрыгивая на землю и вновь направляясь в сторону кафе.
— Сколько можно сладостей есть, а? — кинул ему вдогонку приободрившийся Чжинки. Ки лишь махнул рукой, давая понять, что его совершенно не интересует мнение окружаюших касательно его необычного рациона.
Выходя из темного помещения на залитую солнцем яркую улицу, держа стакан горячего чая в руках, Ки остановился, давая своим глазам привыкнуть к резкой перемене освещения. Сразу же кости его невыносимо заломило, а по коже побежали мурашки, будто спасающиеся от ледяного холода и звенящей волны. Если бы к тому моменту он делал глоток, то наверняка поперхнулся бы, настолько непереносимыми казались эти ощущения. Отчаяние, ужас и боль. Одно из перечисленного он очень давно не испытывал.
