— Пошел в дупло, стрекозлина подплинтусная!

— А это еще кто? — он схватился за ушибленную, тем самым предоставив рукам Ки полную свободу. Которой тот не преминул воспользоваться, запустив пальцы в черные волосы и еще пару раз приложив ненавистную голову об пол.

— Это то же самое, что горный козел, только с оленьими рогами, — выплюнул Ки напоследок.

— Ну вот, теперь у меня снова по твоей милости болит голова. Ты меня угробить хочешь, Бомми? — Чжонхён боязливо приоткрыл один глаз. — Отсоси, это у тебя лучше получается.

— Усохни, стручок гороховый! Олень щучий.

— Почему снова олень, Бомми? — вновь хохоча, поинтересовался Чжонхён.

— Потому что ты олень, — уже улыбаясь, ответил Ки.

— Намекаешь на то, что у меня есть рога? Ты мне изменял?

— Нет.

Ки вдруг ощутил смущение и поднялся с Чжонхёна, который встретил столь резкую перемену настроения пониманием на лице. Юноша резво запрыгнул на кровать и со скоростью метеора укутался в покрывало. Чжонхён же наоборот вольготно расположился на холодном полу и подпер голову рукой, мерцающим в полумраке взглядом уставившись на кокон, сверкающий виноватыми карими глазами. Что скрывалось за этим виноватым взглядом, Чжонхён знал, однако предпочел пока позволить Ки разбираться с балаганом в своей голове и душе самому. Позже, когда тому станет совсем невыносимо, он присоединится к Бомми и выбьет из очаровательного мальчишки всю дурь. Девчонок ему вдруг захотелось, смотрите-ка.

— Знаешь скафандры? Гигантские комбинезоны, в которых ученые заходят в свои лаборатории, — подал Чжонхён голос. — Так вот, я бы тебя сейчас глистой в скафандре назвал, но ты, боюсь, обидишься.

Изменив своим привычкам, Ки не ответил на подначку и молча разглядывал нагое тело на полу. Впрочем, оно, это нагое тело, вроде бы и не имело никаких явных возражений, специально расположившись так, чтобы жадные глаза Кибома имели возможность сполна удовлетворить любопытство и изучить все до последней детали. До родинки на груди, например. Или…

Какой же он все-таки большой! Но как-то умудряется прятаться в штанах.

— Когда ты ел в последний раз, Бомми?

— Две недели назад, — последовал, наконец, угрюмый, но четкий ответ. Юноше почудилось, будто мимо прошел неуклюжий колючий зверь, расцарапав своими колючками его кожу. Подобное ощутил он и ночью, но ночью у него не было желания разбираться в своих ощущениях. Эти болезненные пощипывания попросту растворились в удовольствии.

— Могу я поинтересоваться, по собственной ли воле? — прервал его мысли Чжонхён.

— Нет, — все с той же мрачностью был дан ответ. Ки все еще разглядывал Чжонхёна, но уже по-иному. Он вдруг осознал с поражающей ясностью, что зверь, яростно ревевший ночью в его голове, принадлежал вовсе не ему самому и, похоже, юноша нашел истинного хозяина этой очаровательной зверушки.

— Забудь про эту девчонку, ее увлечение скоротечно.

— Дуй в шарик.

— Я верил, что коли ты материшься, то ты материшься, а не изображаешь из себя благовоспитанную барышню, — Чжонхён поманил его к себе пальцем.

— Сосни, кузнечик, — Кибом вытащил из-под покрывала руку, составив из пальцев незамысловатую, но весьма оскорбительную комбинацию.

— М-м… лучше. Но все равно не верю. Эта девчонка на тебя плохо влияет, Бомми. Не стоит поддаваться ей.

— Какого черта ты несешь? — Ки против воли соскользнул на пол и на четвереньках с показной неохотой пополз в сторону Чжонхёна, все еще ухитряясь удерживать на себе покрывало.

— Ее влюбленность в тебя не доведет ее до добра, котенок, — молодой человек принял его в свои объятия, провел руками по его плечам, сбросив покрывало на пол. — Потому что свои обещания я всегда выполняю, — доверительно выдохнул он ему в ухо.

========== Часть 42 ==========

Ки чувствовал сияющие теплом и уютом следы присутствия Чжинки и Тэмина в этом доме, вернее, в одной из его частей, но не решался задавать вопросы Чжонхёну. В большей степени из-за раздражения, которое росло в нем при появлении этого человека. Хотя у раздражения тоже были свои скрытые причины, о которых Ки признаваться себе не спешил. Бросая все силы на то, чтобы справиться с ним, он успевал забывать о волновавшей его теме и вновь вспоминал о ней, только когда оставался наедине, что случалось довольно редко. Но случалось.

Не сказать, что дом, в котором он оказался, был огромен, но и маленьким его не назвать. Скорее, скромным — при всем великолепии заключавшего его в свои объятия сада. Вот сад и впрямь был огромен. Каменные дорожки изъели его словно червяки яблоко. Летом он приобретал густоту настоящего леса, а зимой сверкал заснеженными ветвями и сугробами, в сердцевине которых ютились кусты.

— Гуляешь? — Чжонхён нагнал его на одной из заснеженных аллей парка.

— Она не в меня влюблена, — произнес внезапно Ки в противовес собственным мыслям, занятым братьями.

— Нет, в тебя. Уж поверь мне, зайка, я в этом разбираюсь получше, — легко возразил молодой человек, приноровившись к его шагу.

— Ты меня не искал, — Ки постарался придать голосу безразличности, но в него все равно просочилась обида. Они остановились. — Целых три месяца, если не больше.

Чжонхён тотчас же смекнул, о чем юноша ворчал.

— Я думал, что тебе нужно время на обдумывание всего, что свалилось на твою белокурую головку, — молодой человек ласково взъерошил его волосы и усмехнулся. — Решил уважить твое стремление к самостоятельности, надо же. Кто же думал, что ты отпразднуешь труса и вместо того, чтобы встретить проблему лицом к лицу, задашь стрекача.

— Где мы? — недовольно запыхтел Ки, не собираясь спорить.

— Я уже потерял надежду услышать от тебя этот вопрос, малыш Бомми.

— Вместо насмешек лучше бы ответ дал, — пробурчал он под нос, тряхнув небольшой куст на краю дорожки. Снежок, подобно летним листьям украсивший голые ветки, осыпался на мерзлую землю. Казалось, зима решила отвоевать себе последний месяц и сполна насладиться своей морозной властью. Утром шел густой снег и сам воздух промерз так, что не лишним пришлось бы зимнее пальто.

— Ты не помнишь это место? Мы за городом, в частном особняке.

— Твоем?

Чжонхён склонил голову набок.

— Поешь со мной, и я отвечу.

— Хорошо.

— Врешь и не краснеешь.

— Я не вру, поэтому и не краснею, — буркнул юноша, отвернув от него запылавшее лицо. Он давно ничего не ел и даже не собирался есть, намереваясь пошантажировать этого недочеловека. Особенно в пользу планируемого шантажа играла необычайная благосклонность, которую тот проявлял по отношению к Кибому.

Чжонхён тряхнул деревце, под которым они стояли, тут же подхватил Ки и закружился с ним на месте. Юноша втянул голову в плечи, пока огромные кусачие хлопья сыпались на них с веток. Впрочем, ему ничуть не было холодно.

— Это твой дом, Бомми, солнышко.

— В каком смысле? — спросил юноша после того, как они остановились.

— В том самом, — Чжонхён требовательно поглядел в его глаза. — Я специально приобрел его, думал похитить тебя и провести тут с тобой незабываемые деньки, недельки, месяца, а, может, и годы, если повезет.

Ки капризно закатил глаза и только после этого вовлек его в неуклюжий поцелуй. Ведь именно этого он от него ждут, Ки обязан играть по установленным правилам. И дело совсем не в том, что ему самому на самом деле этого хочется. Совсем не в том.

Внезапно Чжонхён чуть отстранился и поставил юношу на мокрый камень дорожки, покрывшись ледяной коркой недовольства. Почувствовав себя неуютно, Ки заерзал в его теплых объятиях и неловко пробурчал:

— Не молчи на меня.

— Перестань думать во время поцелуев, иначе моей голове грозит взорваться от всей той чепухи, которой ты так рьяно открываешь двери. Как ты вообще умудряешься в это время думать! Это не делает чести моим умениям.

— И ни о чем я не думаю!

— Хочешь целовать — целуй, хочешь драться — дерись, орать — ори, только избавь от всей этой сентиментальной дребедени. Если надумаешь философствовать, делай это где-нибудь подальше. И, пожалуйста, не вовремя наших с тобой интимных увеселений. Здесь нас только двое.