Поначалу после побега Ки подумывал о переезде, но эта крохотная комната — практически каморка, — была одной из связующих ниточек, идущих к Чжинки. Что если тот сумеет убежать? Первым делом он явится сюда. Или на его прежнее время работы, поэтому Ки все время держал связь с Роксаной, все так же застенчиво красневшей при встречах с ним. Но только теперь Ки начал понимать истинную причину ее смущения. Впрочем, во время их встреч он усиленно изображал неведение, хотя искушение ныне казалось велико, а девушка похорошела в несколько раз. Одру же из некоторых соображений, о которых он предпочитал не думать, Ки старался избегать.

Так прошел один месяц, второй и даже третий, утонувшие в пустых расследованиях, бессмысленных разнюхиваниях и легком отчаянии. С неба посыпались мокрые снежинки, напомнившие ему об уюте их дома, о праздниках в кругу братьев, о радости и о пустоте, образовавшейся с их исчезновением. Полил и дождь, привнесший в его сердце тоску, такую невыносимую, что пару раз он рисковал нарушить данный самому же себе обет и направиться на поиски Чжонхёна. Или во избежание лишних телодвижений позвать его к себе каким-нибудь невербальным образом.

Ни разу к нему никто не наведывался. Под «никто» Ки, естественно, подразумевал молодого человека и его преданную братию. Хотя в день своего рождения на их с Чжинки старой ржавой кровати он обнаружил большую коробку с пышным тортом внутри. Торт он угрюмо съел, поздравив себя с отличным днем рождения, но внутри разверзлась бездна одиночества. Без братьев и человека, к которому он, по собственному мнению, был насильно привязан, Ки чувствовал себя брошенным и никому ненужным. Пусть слежку по-прежнему никто не отменял, вместе с тем, какой-то она была… привычной.

Несколько раз за это время он нечаянно сталкивался с Балдой Биллом и, поддавшись слабости, надирался вместе с ним до беспамятства в ближайшей забегаловке, пойло в которой, очевидно, не отличалось высоким качеством. А наутро — за некоторыми исключениями, — он неизменно просыпался в собственной постели — с лютой головной болью и не иначе как сортиром во рту. Вновь полуголый, неудовлетворенный и весь в синяках. Также за некоторыми исключениями.

Однако руки юноше все еще грел небольшой козырь — Тэмином и Чжинки слабо, но пахло от Лии. От соблазнительно прекрасной и по уши влюбленной Лии. Влюбленность девушки действовала ему на нервы, не позволяя забыть о чувстве, теплившемся где-то в неприметном уголке его собственного сердца.

Ко всему прочему она ему нравилась. Ки часто задерживал взгляд на стройной фигурке и помимо собственной воли фантазировал. Бывало, он ловил себя на желании подойти к девушке и обнять ее со спины, почувствовать ее удивление и испытать ощущение сладко замершего сердца. Бывало, воображение заводило его куда дальше. И вызванные репетициями частые встречи только потворствовали этому. Они обедали вместе, они часто гуляли после репетиций. И хотя рядом с ними постоянно кто-нибудь был — например, тот же самый Деладрие, в которого девушка была влюблена, и обязательно служанка — Ки всегда казалось, что они с Лией наедине. Где-то в глубине души, там, где таилась правда, юноша признавал, что мысль о поиске братьев — всего лишь отговорка для самого себя, настолько велико оказалось его желание быть рядом с этой девушкой.

Ему досталась одна из заметных ролей. И к его неописуемой радости — роль мужская. Хотя постановка и была непрофессиональной, он вкладывал себя в роль полностью. В свободные часы он занимался розысками, не брезгуя даже самыми сомнительными шансами вроде гаданий и прочей мистической чепухи, чаще всего оказывавшейся происками всяких предприимчивых проходимцев. Остальное же время, не занятое сном, посвящалось скромной пьесе.

Юноша не ожидал, что ему настолько понравится его новое занятие. Оно поглотило его с головой. Частично он даже начал понимать слабость Тэмина к театральной сцене. Потому что вдруг начал испытывать ее же.

Именно об этом он и размышлял за сценой на своем первом спектакле в жизни. Мог ли он знать, что несколькими минутами позже, стоя на сцене и воодушевленно играя в не свою жизнь, он услышит тихий выдох узнавания, который звоном разбитой вдребезги чашки донесется до него откуда-то сверху.

Ки и не подозревал в себе столько выдержки и терпения. Вопреки возможным ожиданиям он не спрыгнул тотчас же со сцены и не бросился к коридорам, ведущим на балкон, но терпеливо играл свою роль, пытаясь незаметно взглянуть в правильном направлении и найти подтверждение своим догадкам. Пленных не водят по театрам, пусть и самодельным. Значит, не стоит вести себя как неврастеник.

Чжинки глядел на него блестящими от волнения глазами. Прильнув к краю балкона, он чуть свесился с него, затаив дыхание. Он был рад, он был взволнован, он был поражен. Кибом, его чудесный капризный брат в порядке! Он все так же смешно морщит нос при недовольстве, надувает губы, точно девчонка, и… кто бы мог подумать! Он на сцене!

В этот момент Чжинки как никогда прежде был рад, что Минхо оставил его в лоджии абсолютно одного. Он мог глазеть на Кибома столько, сколько ему вздумается. Он мог радоваться немного осунувшемуся, но вполне цветущему виду брата. Он мог огрызком своего любимого карандаша черкнуть любимому брату пару строк.

В спектакле не было перерывов, посему прежде всего после его окончания Ки рванул во весь опор ко входам на балкончики. И, естественно, никого не обнаружил. Никого и ничего. Кроме клочка, оторванного от газеты — свежей, судя по фрагменту даты. Статья о спектакле заполняла собою весь клочок, тем не менее, на нем нашлось достаточно пустого места для пары слов, неразборчиво начерканных в спешке.

Мы в порядке.

Ки тогда в сотый раз подумал, какой же Чжинки временами болван. Поставь старший брат себя на его место, ну неужели он бы удовлетворился какими-то общими, абсолютно расплывчатыми словами?

Взволнованный юноша дернул в коридор к выходу из здания. Театр был более чем скромен и не мог похвастаться большими комнатами. Соответствовали размерам театра и коридоры. Несмотря на эту ободряющую деталь, он умудрился потерять запах Чжинки. И врезаться в Чжонхёна, рукой перекрывшего один из дверных проемов.

— Мы так увлеклись своим Чжинки, что не заметили моего присутствия?

В груди щелкнуло, ошарашенный Ки не находил слов, в голове его все еще неутомимо вертелась мысль о Чжинки, но тело охватила волнительное чувство, вызванное неожиданной встречей. Разлука оказалась настолько долгой, что Ки в который раз отвык и от Чжонхёна, и от всего, что тот нес с собой. Молодой человек выглядел превосходно во фраке, белоснежный воротник выгодно оттенял оттенок кожи. Он пах все так же странно и пленительно, но в глазах виднелось что-то новое.

Чжонхён жадно втянул его запах, и по коже словно замаршировали муравьи.

— Я в восхищении, котенок. У меня не возникало и мысли сомнения, что ты сольешься с маской в единое целое. Кто как не ты?

— Что? — юноша безуспешно пытался осознать, что человек, о котором он грезил на протяжении столького времени, наконец стоит перед ним и чему-то хитро ухмыляется. Отвыкнув от того впечатления, которое он на него все время производил, Ки подзабыл и ощущение опасности, змеей вьющейся вокруг Чжонхёна. Их встреча словно вновь впервые состоялась, только на этот раз ощущения Ки были абсолютно иными.

Лицо юноши пошло бордовыми пятнами, благо сам он того видеть не мог. И к лучшему.

— Бомми, отвлекись на минуточку от своих неотложных дел и выслушай мои восторженные поздравления. Я не всем их высказываю, в особенности учитывая, что ты нарушил с полдюжины данных тобою мне обещаний, — Чжонхён потрепал его за напудренную щеку. Ки отступил от него на шаг, пытаясь вникнуть в смысл слов и запрятать стыд куда подальше.

— Поздравления?

— Актер, Бомми, актер в тебе уже готовился протянуть ноги в безвестности, как его вновь вытянули за них на солнышко.

— Какое солнышко? — Ки едва удержался от того, чтобы почесать недоуменно в затылке.