— Значит, старый хрыч окончательно вылез из норы, — лениво протянул Чжонхён, не сводя глаз с Минхо. Во взгляде последнего появилось какое-то новое выражение. Если до этого он пытался нахрапом разбить крепкую стену, то теперь ощупывал ее в поисках прорех, словно не верил тому, что услышал и выискивал в лице соперника признаки, которые подтвердили бы его догадки. Однако преуспел он ровно настолько, насколько преуспел его дядя. Либо фраза являлась простой незначительной фразой, либо победа в битве характеров осталась за Чжонхёном.
Ненадолго комнату заполнила тишина.
— С какой целью меня пригласили в этот дом? — разорвал ее Чжонхён.
Профессора Крафта вдруг вновь охватило суетливое настроение и, непрерывно кланяясь, он поспешил покинуть комнату. Насколько бы велико ни было его любопытство, страх перед обоими беседующими начисто прогонял всякое желание быть в курсе их страшных делишек.
— Третий брат очень быстро растет, — Минхо первым подал голос после его ухода. — Если я не ошибаюсь, способность брать запах принадлежит демонам из низшей касты. Вам обоим нужно быть осторожнее, поскольку он подходит к рубежу между мирами и ваш демон берет верх над его человечностью. Однако, быть может, он уже готов к большему и не рискует при этом лишить вас обоих жизни, как то вполне могло произойти до.
— Только «быть может»?
— У меня недостаточно опыта, чтобы утверждать с полной уверенностью.
— Твоя честность делает тебе честь, — Чжонхён выбирал слова тщательно, следя при этом за выражением на лице собеседника. Минхо почтительно кивнул на похвалу. — Не буду скрывать, Минхо, для меня до сих пор остается невероятной загадкой, каким образом ты сумел вырасти в нечто большее при таком неумелом учителе, как твоя бабка, и в окружении, подобном уважаемому господину, покинувшему нас только что.
— Комплимент и оскорбление. Я бы назвал это ребячеством, но и сам веду себя не лучше, — Минхо покачал головой, не пряча усмешку, и резко сменил тему, продолжая ранее начатый разговор. — Среднему брату нужно обязательно питаться, если он не хочет потерять свою человеческую сущность.
— Меня весьма умиляет твоя забота, Минхо. Помнится, средний брат нисколько с тобой не связан. Разве что желанием вынуть твое сердце из твоей грудной клетки.
Минхо вздрогнул, точно нарисовал в своем сознании описанное, но ответил спокойным голосом:
— Моя забота — это дань уважения ко всему, что связано с Тэмином.
— Дань уважения, — эхом повторил Чжонхён, насмешливо склонив голову. — Если хочешь, чтобы я убрался отсюда побыстрее — так и говори. Я и впрямь слишком здесь задержался. Хотя оно стоило того. Потискать Бомми — величайшее удовольствие, особенно, когда он отбивается.
— Прошу, без подробностей, — хозяин дома чуть отвернулся и прикрыл ладонью глаза, будто старался отгородиться от того, что слышал. И голос его при этом звучал устало.
— Прости мне мою забывчивость, — на лице гостя не отразилось ни капли сожаления. — Запамятовал, что тебе доступна лишь возможность стоять и наблюдать со стороны, как двое остальных братьев обнимаются, не принимая тебя в свой милый кружок.
Минхо угрюмо промолчал, ни отрицая, ни подтверждая сказанное, тем самым не ухудшая свое положение, но и не улучшая в той же мере. Чжонхён напирал и напирал безжалостно, даже несмотря на тот факт, что соперник его обладал силой большей, чем его собственная. Однако слова имеют свойство ранить сильнее физической силы и нанесенные ими раны кровоточат подчас годами.
Минхо как никто другой имел прекрасное об этом понятие, потому защищался единственным известным ему способом — молчанием. Отсутствие какой-либо реакции, был уверен он, сводит все подколки на нет, охлаждает пыл нападающего. Впрочем, по опыту он знал, что охладить пыл Чжонхёна — занятие весьма нелегкое. Тяжелее всего оно становится в те моменты, когда тот задается целью высмеять не только окружающих, но заодно и себя самого, как Минхо подозревал, — за свои человеческие слабости.
В этот момент фигурировавший в разговоре Чжинки прятался за кадкой цветов, обрамляющих двери в кабинет, и не решался подойти ближе из страха обнаружить свое присутствие. Он вертелся то так, то эдак, однако долетали до него лишь приглушенные дверями обрывки, не дающие каких-либо твердых намеков. Он мог бы приблизиться к заветным дверям и в случае чего состроить самый невинный вид, притвориться, что просто проходил мимо. Удерживала его от этого поступка неловкость — его действительно смущала необходимость вот так бесцеремонно лезть в тайны Минхо. Чжинки не мог назвать ни одной причины подобной щепетильности, а не считаться с ней также не мог – собственные принципы не позволяли ему уподобляться бесчестности хозяина дома.
Дверь вдруг распахнулась так же, как совсем недавно, но показался в ней уже не ушедший Крафт. Чжинки глубоко втянул в себя воздух и уставился в черные глаза гостя, стоявшего по ту сторону растения-дерева. Чжонхён прошелся по нему взглядом серийного убийцы, снявшего мерки со своей следующей жертвы, и усмехнулся какой-то мысли.
— Твой домашний питомец вновь шляется где попало, Минхо.
Несмотря на недобро екнувшее сердце, возница смело вышел из своего укрытия, не отводя взгляда от насмешливых глаз.
— Чжинки, Бога ради, что вы здесь делаете?
Чжинки медленно перевел взгляд на Минхо, появившегося за спиной гостя.
— Шпионит, — ответил за возницу Чжонхён, чем вновь заслужил внимание последнего. — Это у них, видимо, семейное, — с этими словами он разорвал визуальный контакт и прошел мимо застигнутого на месте преступления молодого человека, обдав его каким-то терпким цветочным запахом.
Чжинки набрал в грудь воздуха и… выдохнул его, так ничего и не сказав. Он сдулся, словно проколотый воздушный шарик.
В шоколадных глазах Минхо появилось нечто, походившее на беспокойство. Под тревожным взглядом возница молча развернулся и демонстративно отправился в комнату Тэмина.
Может быть, что-то Чжинки все же услышал. Что же именно — вот это волновало Минхо.
========== Часть 40 ==========
— Иди же сюда, иди ко мне, — юная леди выпростала руку в сторону статного юноши.
Ки скучающе зевнул и переступил с ноги на ногу, вполуха слушая разворачивающееся на сцене действо.
В одночасье его жизнь сделала крутой разворот. Словно осенний съежившийся листик, его захлестнуло лихой волной и в водовороте унесло куда-то в синие воды. После памятного дня прошло всего ничего, а по его ощущениям выходила целая жизнь.
Появление брата встряхнуло его и мягким укоряющим происшествием устроилось в углу сознания, на время не давая кому-то вновь вычеркнуть из памяти Ки важные вещи. Тэмин исчез так же внезапно, как и появился, не забыв при этом перенести брата в реальный мир, уже не угрожавший ему быть разорванным на части тысячью рук или съеденным этим назойливым жужжащим нечто. Совершенно чудесным образом младший брат сумел вдобавок разорвать ненужные связи и избавить Ки от вездесущих поклонников. Больше столкнуться с Тэмином ему не посчастливилось.
Ныне юноша не на шутку обеспокоился тем фактом, что до этого постоянно забывал о чем-то весьма насущном, словно его память была не в состоянии удержать все воспоминания и с легкостью избавлялась от всех, которые имели первостепенную важность. Он даже знал, кто является виновником этого. Дедушка из конюшен был прав, связь между ним и Чжонхёном была довольно необычной. Это не та связь, которая соединяла его и братьев. Это было нечто иное. То, от чего Тэмин не смог помочь ему избавиться.
Поэтому Ки решил поступить по-своему. Поскольку сам он в ближайшее время не собирался укладываться в гроб, а пытаться лишить жизни Чжонхёна — дело абсолютно гиблое, то он планировал ослабить эту связь настолько, чтобы она не оказывала на него своего разрушительного влияния. Пусть кукловод отыщет себе новую марионетку.
Бродя в тот день по залитому дождем городу, он мучительно старался отвязаться от нежеланных, но назойливых мыслей и образов. Несомненно, чем больше усилий к этому он прилагал, тем мощнее становился их поток. И тем сильнее его тянуло обратно в терпкие возбуждающие объятия.
