Хорошенько подумав, Чжинки не мог его винить. Его собственные случайные и намеренные встречи с Кимом были весьма напряженными и оставили крайне неприятный осадок. Этот человек смотрит на людей так, будто видит их насквозь, ведает про все их потаенные желания, нескромные мечты и ужасные секреты. Неудивительно, что по городу слава о нем плывет, как о человеке, которого невозможно обмануть. Это не в последнюю очередь вызывает суеверный страх. Впрочем, страх у многих возникает и при одном единственном простом взгляде на него.

Мог ли Тамаринье изменить своим привычкам и искать встреч с этим человеком? Вряд ли.

Значит, Тамаринье и впрямь беспокоился о нем, это беспокойство вынудило его покинуть дом и поехать на его, Чжинки, поиски. Эта мысль пристыдила Чжинки тем сильнее, чем больше деталей неожиданной встречи он невольно припоминал. Тамаринье казался невероятно оживленным и искренне радующимся встрече с возницей, но беспокойство свое по привычке утаивал, как мог. Этот человек, склонный ко всяческим показным жестам, мог устроить феерическое представление, охать и ахать в лучших традициях театральных выступлений, но если он что-то испытывал по-настоящему, то предпочитал эти чувства утаивать. Вряд ли он считал их недостойными себя, скорее, ощущал себя неуютно.

Найдя приемлемое объяснение, Чжинки выдохнул и поглядел на дорожку, ведущую мимо беседки к дому. Ухоженные кусты, покрытые каплями недавно прошедшего дождя, скрывали от его глаз саму дорожку, но не того, кто по ней шел уверенным бесшумным шагом, крепко сжимая казалось бы абсолютно ненужную трость в руке.

Вознице показалось, что в кои-то веке его маленькие глаза стали не в пример огромнее, настолько он удивился.

А вот и еще одна неожиданная встреча.

***

— Ты меня тревожишь, Минхо.

Мужчина средних лет важно расхаживал по кабинету упомянутого, пока сам хозяин сидел за массивным письменным столом и делал какие-то записи. На миг Минхо оторвался от своего занятия и поднял пустой темный взгляд на стоявшего к нему спиной человека, но только на миг. Не произнеся ни слова, он продолжил прерванное занятие.

Его гость, важно топорща моржовые усы, обходил комнату и удовлетворял собственное праздное любопытство, то задерживаясь перед какой-нибудь картиной, то изучая книги, выстроившиеся на книжной полке, то вдыхая аромат цветов, раскрывшихся на растении-деревце. Его огромный живот выпирал из шитого на заказ костюма, словно старался во всем опередить своего обладателя, в том числе в созерцании элементов чуть гнетущей обстановки. Редкие седые волосы, обрамлявшие лысую макушку, точно деревья полянку, блестели в послегрозовом солнечном свете, рассеивавшем мрачность комнаты. Зима выдалась на редкость теплой, полной сплошных дождей и редкого мягкого снега.

Обилие тяжелых материалов и темная массивная мебель перегружали кабинет, но именно такое место как нельзя лучше располагало к плодотворной работе. Хозяин кабинета на первый взгляд был полностью поглощен своим делом, тем не менее, пристальный взгляд сумел бы выхватить незначительные детали в его облике, говорившие в пользу напряжения, не отпускавшего его тело.

— Давно бы разобрался с этими двоими и дело с концом, — вновь подал голос гость.

— Дядя, — в глубоком голосе Минхо растворилась небольшая капля угрозы. Но голову хозяин дома не поднял. Лишь глаза его шоколадные уставились в одну точку, венчавшую законченное письмо, аккуратными буквами лежавшее на листе дорогой бумаги.

— У тебя на все одно: дядя, — проворчал мужчина, не заметив напряжения собеседника. — Бога ради, Минхо, почему ты этого еще не сделал? Что тебя так держит? За пацанят много бы предложили. Что за чистоплюйство тобой вдруг овладело?

— О боже, — выдохнул Минхо, покачав головой. — Опять ты за свое.

— Я еще могу понять твое отношение к этой кудрявой прелести, но второй-то на что тебе сдался? Продал бы его к чертям собачьим.

— Я не могу.

— Ага! Дурак ты, Минхо.

— Ну, это как посмотреть.

— Нечего тут смотреть. И первого бы продал, если уж на то пошло. Он из тебя соплежуя делает, хотя мозги у него окончательно набекрень. Через твои руки проходят сотни детей, а ты за одного мальчишку трясешься! Стыдно.

— Ничего постыдного не вижу.

— Подумай о продаже, за него дорого дадут. Маурисио проявлял к нему большой интерес.

— Тэмин под моей защитой, дядя. И никто к нему не притронется без моего разрешения!

Мужчина обернулся через плечо и смело встретил потемневший от гнева взгляд Минхо.

— Я знаю, — пожал он наконец плечами. — Но попытаться стоило.

— Твои попытки действуют мне на нервы, — присущая Минхо холодность возобладала над внезапным гневом, и на красивое лицо вновь легла нечитаемая маска.

— С чего ты взял, что сумеешь его вытащить? О чем ты вообще думаешь?! Это же двуличная тварь, она тебя с потрохами сдаст, как только придет в себя. Ты себе яму роешь!

— Я думаю — достаточно на сегодня, дядя, — Минхо не повысил голос, но затаившимся хищником в нем все же прозвучало предостережение.

— Ладно бы просто дурак был, — пробормотал мужчина, потерев ладонью живот. — А ты еще и влюбленный в мужика дурак к тому же.

— Ты меня сделал таким дядя.

— Я? — мужчина воскликнул в изумлении и наигранно расхохотался, показав здоровые белые зубы. — Каким «таким»? Ты думаешь, это вирус, что ли? Чихнул и заразился? Бога ради, Минхо, что за чепуха.

— Как скажешь, дядя.

— Как ска-ажешь, — передразнивая Минхо, протянул гость. — Я скажу, что ты пытаешься откреститься от того, кто ты есть. И это крайне глупо. Не стоит искать виновных там, где виновных нет. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы питать слабость к мужчинам.

— Многие с тобой не согласятся.

— Но ты уж согласись, будь добр.

Минхо только вздохнул, устав за долгое время от непрерывных препирательств на одну и ту же тему.

— У тебя рыльце в пушку, сынок, и не думаю, что эта прелесть, за которую ты так трясешься, оценит твои потуги. Ведь ему ведомо о многих твоих делишках. Бьюсь об заклад, как только он выздоровеет, — если только! — его и след простынет. Он не окажет тебе той же милости, скорее бросит подлянку напоследочек и ты закончишь свои дни за решеткой, такой крепкой, что лишь молитвы помогут тебе отпереть замок. А ты же у нас неверующий.

Минхо настолько терпеливо выслушал тираду, будто ее слушателем ему приходилось быть как минимум несколько раз в неделю.

— Не вижу смысла поклоняться тому, кому нет до меня дела.

— Богу монотеистов есть дело до своих детей.

— Но на всех его все равно не хватает, — едко проговорил Минхо. — Судя по тому, как лихо они гибнут.

— Его пути неисповедимы.

— Кто бы сомневался.

— И какого лешего, спрашивается, ты еще и со старшим братом его возишься? — помолчав немного, мужчина решил вернуться к излюбленной теме. — Убрал бы и все. Но нет, наша святость и постельку ему стелит, и покушать приносит!

— Дядя. Вот тебе радость трепать другим нервы.

— А еще этот третий, от которого я все никак не могу отвязаться, — дядя сел на своего любимого конька и неприкрыто смаковал каждую мысль, уже стоящую на очереди. — Мелкая собачонка, прямо нюх на меня взяла и преследует день и ночь. Я еле от этого босяка сегодня отвязался. И не привел этот хвостик сюда! Будь мне благодарен!

— Поверь мне, я тебе очень благодарен, — хмыкнул Минхо.

— Ну хоть что-то. Этот сумасшедший порядком надоел мне. Куда ни пойду, везде его морда.

Хозяин дома отнесся довольно прохладно к жалобам собственного дяди вопреки ожиданиям последнего.

— Мне не в чем его винить, — отозвался он, не оправдав тайных надежд пожилого мужчины. — Я бы на его месте вел себя так же. Он ограничен магическими стенами, причем добровольно, и все же он умудряется обходить запреты. Им скорее восхищаться стоит.

— Уж не местное ли пугало эти запреты поставило? Плохо ставило.

— Не стоит давать Ким Чжонхёну такие клички. У стен есть уши, как ты знаешь, и если эти уши донесут ему, ты можешь крупно нарваться. И в этот раз я тебя выручать не буду.