— Ложь!

— Я надеялся, что у тебя хватит ума не отрицать правды.

— Неправда!

— О, я все тебе расскажу, моя крашенная лисичка. Мой маленький ангелок, ты снял штаны сам. Вертел перед моим носом своей аппетитной голой задницей и, кончая, матерился, как распоследняя шлюха. Бомми, ты подставлялся с таким удовольствием, о котором мне и вовек не узнать, если бы не ты.

— Педрилла ёбанный!

— Маленькая похотливая блядь, радуйся, ты меня вконец укатал. Ты один сумел сделать то, в чем потерпела фиаско целая орда девиц. Высосал из меня все соки. Обкончал с ног до головы. А потом…

Снедаемый яростью, Ки дернулся снова, и на этот раз попытка увенчалась успехом. Теперь он прижимал Чжонхёна за шею к полу и изо всех сил душил, пока тот старался выдавить колючие слова правды, на протяжении долгого времени находившиеся в тишине и спокойствии и ныне творившие свое решающее дело, тонкими металлическими прутьями метко прошивая неподготовленного юношу насквозь.

— А потом натянул штанишки и уснул, избавив меня, наконец, от своей очаровательной извращенной навязчивости, — почти неслышно закончил наконец Чжонхён. Его лицо и шея покраснели от натуги, но ясные глаза с пылающим огоньком на самом дне буквально вгрызались в лицо Ки.

— Вранье! — хрипло взревел Ки, холодея. Отпустив наконец чужую шею, он шарахнулся к первому же предмету, показавшемуся ему самым безопасным — к перевернутой кушетке, — и забился в угол между нею и стеной, непрестанно кашляя и втягивая в себя воздух с таким свистом, словно в его груди работал гигантский поршень.

— Конечно, вранье, — сипло поддакнул Чжонхён, подползая к нему ближе. — Вранье ли, сосешь ты на отлично, Бомми, сладкий котенок, я тебя съем.

Ки заткнул пальцами уши и немелодично затарахтел какую-то песню, стараясь перекрыть слова, бесконечным потоком льющиеся с губ сидевшего перед ним Чжонхёна. Ему больше не хотелось махать кулаками, но появилось желание схватить хотя бы вот этот стул позади него и раз и навсегда хорошенько приложить им по голове Чжонхёна.

— Иди ко мне, — последний мягко отвел наконец его руки от покрасневших ушей и потянул юношу к себе. Ки послушался и на время забылся, успокаиваясь в тепле и уюте чужих знакомых объятий, слушая, как глубоко втягивает Чжонхён его запах, ощущая, как трепетно замирает сердце от едва слышного шепота.

— Пообещай, — прошептал Чжонхён едва слышно. — Пообещай, что не будешь искать братьев.

— С какой стати?

— С такой, что от этого зависит их жизнь. Твоя жизнь. Оставь их в покое. Останься со мной.

Растянув молчание на целую минуту, юноша наконец поборол свое упрямство и с трудом выдавил:

— Хорошо.

— Пообещай мне, малыш Бомми.

— Обещаю.

И после были нежные, пропитанные болью поцелуи, окрашенные в светлый, а затем бег по темным коридорам от самого себя.

Лежа на мягком ковре и глядя на громко хлопнувшую дверь, Чжонхён удовлетворенно вспоминал, как ярко горел знакомый красный огонек в глазах юноши, когда тот выкрикнул напоследок приказ оставить его в покое. Он все еще улавливал тонкий возбуждающий запах орхидей и думал о том, что рано или поздно Кибом запутается в своем лабиринте окончательно и сам придет к нему.

— Все твои дороги ведут ко мне.

Верно. Когда-нибудь он придет. Прямо в его руки.

========== Часть 38 ==========

Колокольчик над дверцей звякнул приветливо и в нос многообещающе ударил запах свежей выпечки и горячего кофе, дымящегося в пузатых кружках. Ки тряхнул промокшей головой, словно пес, вышедший из воды, и капельки брызгами разлетелись в стороны. На улице шел проливной дождь, а кафе дышало уютом и теплом. Как раз то, чего ему сейчас очень не хватало. Библиотечная пыль, казалось, въелась в саму его кожу, так долго он просидел за книгами.

— Неужели Ки? — радостно воскликнула девушка за прилавком. — Ах ты, зараза белобрысая!

— И что вы все так стремитесь меня белобрысым обозвать? — проворчал Ки под нос. — Привет, Одра, — улыбнулся он, подойдя к прилавку. Ощущение, точно его завернули в пушистый мех, ласковый и нежный, сказало лучше широкой улыбки о том, как девушка была его рада видеть.

— Куда это ты пропал, негодник? Совсем про меня забыл?

— Почему забыл? Вот он я, пришел к тебе. Хотя уже давно не работаю неподалеку.

— Загулял, а? — девушка прищурилась, внимательно изучая всего его от макушки до носков новых ботинок.

— Погуляешь тут, — проворчал Ки, затеребив манжет пальто.

— С такими-то друзьями чего не погулять, — хмыкнула она недоверчиво.

— А ты-то откуда про моих друзей знаешь?

— Лучше спроси, кто из этого района про них не знает. И про тебя тоже, — покачала кудрявой головой девушка. — В любом случае выбирай удобное место, пока тут более-менее пусто, я к тебе сейчас подойду.

По традиции, он уселся у самого окна и поглядел в огромное стекло, чуть прикрытое персиковыми шторами по краям. Капли стекали по нему, искажая картинку, придавая больший уют самому кафе.

Подумать только, совсем недавно он обедал здесь с Чжинки. Будто тысячелетия пролетели за один миг.

Ки несказанно порадовался тому, что Одра вопреки его опасениям вовсе не испытывала к нему ни капли романтических чувств. В последнее время юноше начала порядком надоедать пылкость окружающих. Одра ощущалась кем-то вроде старшей сестры, готовой ухватиться за его щеки и растянуть их так широко, как того требует сестринская строгость. К слову, именно это она попыталась с ним провернуть, подойдя к его столу с блокнотом в руках, но Ки ловко увернулся и искренне рассмеялся.

— Лопух ты эдакий, будешь еще раз меня игнорировать — получишь по голове! Это быстренько вставит твои мозги на место.

Ки совершенно по-детски показал ей язык.

— Тебя ищут, ты знаешь?

— Кто? — юноша навострил уши.

— Кто, кто, — передразнила его Одра, усевшись напротив него. — Твои бывшие клиенты, с усами и без. И шерсть, то есть волосы колтуном стоят. Отказываются быть обслуженными кем-то другим. Ты что с ними сделал, опоил чем-то?

— Ничего я с ними не делал, — проворчал Ки.

— Ты, смотри, осторожнее. Если кинул их на деньжата, прячься получше, не то останешься без хозяйства на раз-два.

— Не кидал я их. Не знаю, что им от меня нужно, — произнося банальный ответ, Ки прятал взгляд, что не укрылось от остроглазой Одры.

— Ну-ну, голубчик, обнимайся и дальше со своими секретами. А когда по задницу твою придут — обращайся, завяжу их в морской узел, — девушка лихо изобразила боксерские выпады кулаками, насупив при этом брови и выпятив губы.

— Как только — так сразу, — Ки рассмеялся.

— Ладно, секретник, сегодня я тебя накормлю за свой счет, но и на свой вкус! — девушка подняла указательный палец, пресекая его возражения. — Я по тебе скучала, обжорка. Подожди немного.

Последнюю просьбу девушки юноша выполнить был совсем не прочь: ему было над чем поразмышлять. Вроде неделю назад смотался от Чжонхёна, как кролик, вырвавшийся из удавьих колец, а коленки до сих пор дрожат при одной мысли о нем. И не очень ясно по какой причине: от желания увидеть его вновь или страха. За эти семь дней он многое узнал о нем — гипотетически. Библиотечные книги — те еще друзья, кто знает, сколько в них правды, а сколько вымысла. И все же отметать их информацию было бы крайне глупо. Так же, как глупо отметать басни дедули из конюшен, которые к слову начинали понемногу затираться в памяти.

Мадам рассчитала его с явной неохотой и видимым сожалением, но без упреков и тем более упрашиваний. По крайней мере, вслух не было сказано ни слова. Однако то не означало, что с уходом Ки Мадам не разбушевалась, кося головы направо и налево. Эмоции, скрывавшиеся под маской старческого спокойствия, взрывной волной едва не прорывались наружу.

Вскоре нашлась и причина этому. Напоследок Мадам напутствовала его с некоторой долей обиды:

— Я, конечно, понимаю, что друзья у вас влиятельные, однако говорить такое про мое детище! Бог видит, не хотела я тебя отпускать, но после таких слов даже видеть тебя не желаю, юноша!