— Если бы вы мне сказали об этом раньше! Я бы лежал смирно, я бы лечился ради Тэмина! Вы знали об этом и молчали, позволяли мне тратить силы, заговаривали зубы, скармливали мне всякую ложь! — задохнувшись возмущением, Чжинки перевел дух.

— Половина правды еще не есть ложь, — с достоинством возразил ему Минхо. Даже наполненный раздражением и злобой его глубокий бархатный голос пытался оказать на возницу прежнее воздействие: внушить доверие, усыпить тревоги. Вместе с тем Чжинки все время казалось, что его наказывают розгами. — Я всего лишь недоговаривал.

Чжинки не мог не признать, что в словах хозяина дома был резон. Если бы не препятствия, самолично воздвигнутые Минхо между ними двоими, возница бы охотно восхитился его поражающей хитростью. Но ныне, отделенный от этого человека стеной собственной крепнущей враждебности и застарелой враждебности самого Минхо, восторгаться хитростью врага он и не думал.

Неужели когда-то он был склонен доверять фальшивой искренности этого голоса? Как легко он разговаривал с его обладателем, поддавшись колдовскому обаянию. Он непростительно зазевался и не позволял себе допускать даже мысли о том, что находится рядом с искомым негодяем! А сам негодяй после каждой из их немногих встреч наверняка вдоволь нахохатывался над добросердечной наивностью собеседника.

Ах, если бы хваткий Ки поговорил с Минхо раньше, чем неуклюжий клуша-Чжинки допустил очередную свою оплошность! Эта оплошность много может ему теперь стоить. Как же Чжинки не хватало сейчас язвительности среднего брата, способного вовремя вправить ему давшие сбой мозги.

— Но вы издевались надо мной! — лихорадочно воскликнул возница, уцепившись за единственную мысль, способную еще поддерживать в нем силу духа. — Вам же выгодно держать меня подальше от Тэмина, дрянной вы человек!

— Выгодно, — Минхо улыбнулся злобно, но удовлетворенно при виде боли, затопившей глаза старшего брата. Крики за портьерой наконец стихли, и дом вновь погрузился в привычную мертвую тишину.

Схватившись за голову, вымотанный Чжинки, потрясенный гораздо сильнее, чем ему хотелось бы, бессильно разрыдался.

========== Часть 36 ==========

Застигнутый врасплох, Ки резко развернулся на скрипучий голос и обнаружил старичка, сидящего на одной из скамей, выстроившихся вдоль террасы. От деда не шло ни единой эмоции, даже запаха его Ки не ощущал. Старик словно отсутствовал на террасе, при этом вполне себе во плоти и крови по-хозяйски восседая на скамье. Даже с Чжонхёном Ки такого не приходилось испытывать: от того всегда несло неясной опасностью, к которой Ки, впрочем, успел «принюхаться».

— Чего?

— Чего? Ты как с людями на порядок старше себя разговариваешь?

— Начинать разговор с нравоучений — не самая лучшая тактика.

Старик рассмеялся так, как могут смеяться только умудренные опытом желчные старики.

— Экой умник! Так твой Чжинки и говорил: слово поперек скажи и… как же ж он там? Загрызет? — старик задумчиво прищурился, копаясь в памяти. — И уроет! Вот! — победоносно хлопнул он в ладоши. — Выходит, прав твой Чжинки был.

— Вы знаете Чжинки? Вы разговаривали с Чжинки?

— Разговаривал? Да уж приходилось. Давненько его тут не было. Сдается, теперь у него иные дела. Да ты присаживайся, чего встал, как таракан.

— Таракан? — сбитый с толку и очень взволнованный Ки плюхнулся рядом со стариком и уставился на него цепким карим взглядом.

— А вон он, — старик ткнул куда-то в пол и, проследив за его пальцем, Ки и впрямь увидел гигантского таракана, замершего посреди террасы и двигающего своими длинными усами. — Ишь ты, развесил уши. А ну, марш отседова! — старик снял с ноги тапок и запустил в усатого, который тут же поспешил убраться подобру-поздорову.

— Таракан? Развесил уши? — Ки скептически прищурился, начав подозревать неладное с рассудком старика.

— А то! Разошлют своих шпиёнов повсюду. Самые мелкие — самые юркие, самые непредсказуемые и опасные! — старик нравоучительно поднял в воздух указательный палец.

— Понятно, — пробормотал Ки, припоминая, что слышал недавно нечто похожее.

— Да ты не вешай нос, найдется твой Чжинки. Вот закончит свои дела и вернется разгребать твои дела, которые ты нагребешь, якшаясь со своим оболдуем.

— Не понимаю, о чем речь, — Ки отвернулся от старика и постарался придать лицу как можно больше безразличия.

— Ишь ты, ишь ты, а девонька из тебя и впрямь отменная вышла бы, — старик потрепал его за щеку. — Жаль, что пацан в итоге получился.

Ки возмущенно отмахнулся от его руки, но не смог выдавить ни слова возмущения, поскольку попросту задохнулся этим самым возмущением. Возмутительное по самой своей природе утверждение!

— Вот тебе мой совет, сынок, — старик посерьезнел. — Будь осторожен!

Ки фыркнул.

— Уж и без тебя знаю.

Несмелая надежда вызнать новости о брате померкла. Устроить со стариком час прекрасных воспоминаний имени Чжинки ему едва ли хотелось. А нравоучений, связанных с безжалостностью Чжонхёна он и без того успел наслушаться вдоволь.

— А ты кто, дед? Конюший? — вопрос был задан скорее из желания не позволять неуютной тишине удобно устраиваться между ними.

— Я — писатель, но в последнее время сказки сказываю! — гордо прокряхтел старичок. — Хочешь мою последнюю сказочку? Будешь первым ее слушателем.

— Хочу, — промурчал юноша, откидываясь на спинку скамьи и прикрывая глаза. Ворчанье коней до них почти не доносилось, старческий скрипучий голос звучал уютно и успокаивающе. Легкая сонливость укутала его в мягкое одеяло.

— Много на свете существ интересных и, пожалуй, самые интересные из них — бесы. Бесы разными бывают, но мой сказ коснется лишь двоих их представителей. Один, дух разврата и небытия, лжи и разрушения, изгнанный с небес, был когда-то достойнейшим из Светлых, но, потеряв белоснежные крылья и переродившись, заобладал большим и чернющим могуществом. День за днем нашептывает он в людские уши всякие обольщения, толкает на всякие извращения и наслаждается видом рушащихся во грехе святых цитаделей. На хорошем счету он у самого Повелителя подземелий, ибо рожден вторым, сразу же опосля него. Обманчивый облик притягивает к нему многих, но лишь единицы добиваются его расположения, тогда как миллионы гибнут в его жгущем синем пламени. Во гневе рога могучее могучего, хвост мощнее мощного.

— Хвост — это который спереди или который сзади?

Ки удивился, насколько буднично прозвучала эта пошловатая мысль. Вот он — результат общения с Чжонхёном.

Старик раздосадовано сплюнул.

— Так и думал, что есть в моем сказе прорешечка. Надо бы подлатать.

— Ну, ты сам сказал: дух разврата, — едва пожал Ки плечами, не открывая глаз.

— Хвост, который сзади. Жертвы приносят этому духу многие, а щедро вознаграждаются только те, кто оказывается под его покровительством. К демонам в народе он причисляется.

— А мне он нравится, — вновь лениво вставил юноша. — Сразу видно, парень крутой: и бабла наверняка немеренно, и лапти ему лижут на всякие лады, и хвост с рогами мощные. Я бы за такого держался.

— Ещ-ще бы! — прошипел старичок радостно. — А теперь послушай про второго. Второй – мирской бесенок, вампирчик.

— Кровь пьет?

— Не все то вампир, что пьет кровь, заруби на своем носу! Пьет он не только кровь, но и сладость жизни. Оттого кровь ему слаще сладкого кажется на вкус.

— А это еще круче.

— Эти всю жизнь могут и не подозревать о своем существе, питаясь только жизненной силой. А на кровь зарятся, только если разум вдруг покинет тело и бесовской дух овладеет ими полностью. Но такое случается редко. Так и живут они людями, подъедая то так, то сяк других людей, пока не встречают неиссякаемый источник энергии.

— Бывают и такие? — Ки приоткрыл один глаз и с любопытством уставился на загадочного деда.

— Бывают. Как твой Чжинки, например.

— Мой Чжинки — это неиссякаемый источник неуклюжести. Он конец света может по этой своей неуклюжести сотворить и с одним половником в руках.