— Тэмин? Что с тобой? — вновь испуганным ягненком проблеял возница, стремительно теряя остатки мужественности. Никогда не боялся он младшего брата, но поведение того и невинный вид на фоне окровавленных губ не могли не внушить страх. Чжинки сглотнул осевшую на стенках горла горечь.

Что Тэмин делал с этим несчастным?

Говоря по чести, вознице отнюдь не хотелось знать ответ. Тэмин моргнул, и это моргание вторило всем его жестам, будучи таким же отрывистым и искусственным. Точно неживая кукла моргнула, а не человек. Улыбка на его потрескавшихся перекошенных губах исчезла с неслышным щелчком выключателя.

Младший брат вдруг начал дерганно подниматься. Паника нарастала внутри растерянного возницы, потому что в этот же момент Тэмин сидел на полу и держал в руках свою «жертву», не спуская глаз с брата. Одновременно с этим Тэмин уже стоял на ногах. Даже несмотря на широкие рукава, прятавшие худобу рук, Чжинки заметил, насколько неестественен угол, под которым эти руки были изогнуты. Молодой человек горячо благодарил высшие силы за длину рубашки, скрывавшую от его глаз остальные увечья, ибо Тэмин хромал, хотя, хромая, каким-то образом легко плыл по воздуху. Его изуродованное лицо вновь резко осветила пластилиновая улыбка.

Чжинки было плевать с самой высокой колокольни на уродство, миловидность Тэмина никогда не имела для него значения, чего нельзя было сказать об отношении к ней самого братишки. Тэмин холил свое лицо, надеясь, что однажды оно сделает его счастливым. А теперь вся та красота, о которой он так пекся, исчезла: единичным, а скорее всего, и не единичным движением руки стерта навеки.

И вновь Тэмин неподвижно сидел на прежнем месте, обернувшись к нему ангельски прекрасным лицом и буравя внимательными карими глазами. Чжинки испуганно проморгался, потому что изуродованный младший брат был уже на полпути к нему. И с чего-то старшему брату верилось, что настоящий Тэмин — тот, который упорно движется к нему, а не чудесная проекция, сидящая на полу.

В этот момент храбрость предала перетрухавшего возницу окончательно, он попятился и, споткнувшись обо что-то, вскрикнул. Но его крик потонул в удушающе крепких объятиях. Чжинки показалось, что его укрыло невесомой развеивающейся занавесью — спрятало от всего остального мира. Столько уюта и умиротворения было в этих объятиях, что он расслабился и глубоко вздохнул, невольно пробуя на вкус мягкий запах, исходящий от рыжих волос. Как приятно находиться в этих нежных баюкающих объятиях, как приятно устроиться головой на дорогом плече, слушать мелодию, мурчащую в самой глубине его груди. Так приятно, что можно было бы остаться здесь навеки.

Чжинки изумленно распахнул глаза, когда кто-то безжалостно влепил ему пощечину, и встретился взглядом со злыми глазами Минхо. Тот нависал над лежащим на полу молодым человеком и тряс его за грудки.

— Вы в своем уме?! — загремел его бархатный голос на всю комнату, перекрывая чьи-то отчаянные крики.

Возница огляделся. Один из подчиненных Минхо, покраснев от натуги, оттаскивал Тэмина в комнату за портьерой. Тэмин раненным животным верещал и бился в истерике, протягивая руки к Чжинки и временами выигрывая несколько сантиметров. По его подбородку текла кровь, а в глазах блестело нечто абсолютное чуждое человеческому, чуждое прежнему ранимому Тэмину.

Глаза старшего брата расширились, когда одна догадка пришла ему на ум. Он медленно прикоснулся ослабевшей рукой к мокрой шее и нерешительно отнял ее, не нащупав возможной раны. В солнечном свете влажная рука переливалась красивым алым цветом, покрытая его собственной кровью.

Чжинки икнул, совершенно сбитый с толку, пока еще раздумывая над тем, как ему стоит отреагировать на обнаруженное. Разве не он считал, что Минхо так или иначе насилует младшего братишку? А было ли это прелестное существо, моментально превратившееся в охотящегося зверя, вообще его братом? Оно казалось жутким, но больше всего возницу напугал не двойственный внешний вид или странные жесты, а его истеричное верещание, закладывающее уши. Он звучал капризным ребенком, не получившим требуемого, но вознамерившимся добиться своего.

Чжинки принял сидячее положение и, пережидая головокружение, вновь озадаченно икнул. Его добродушные глаза, полные недоумения, требовательно воззрились на хмурившегося Минхо.

— Значит, вот почему Тэмин всегда кричал, — охрипшим голосом проговорил он, ощущая вину. А ведь он собирался обвинить Минхо в ужасном преступлении. Не имело значения, насколько Минхо не нравился Чжинки, он не имел права вешать на невиновного такое преступление.

— Именно поэтому, — сухо подтвердил хозяин дома. — Если его не прервать вовремя, он прервет чью-то жизнь. Я ведь вышел всего на минуту… Чжинки, вы и в самом деле неподражаемы, — Минхо покачал головой.

— Я слышал свое имя в этих криках. Почему? Он меня звал?

— Он умеет наводить морок, — Минхо пожал плечами безразлично. — Правда, я не подозревал, что он настолько поднаторел и способен обхватить целый дом или действовать целенаправленно только на кого-то одного. Видимо, таким образом он пытался призвать вас к себе. Полагаю, он связывался с вами и прежде — до того как вы прокрались за нами, — кисло добавил он, в миг сообразив что к чему. — Ментальные игры. Его физическое тело отказывается часто говорить на нашем языке. Язык ума в большинстве случаев един. Им он пользуется на редкость умело.

— А как же кровь на моей шее?.. Я не нащупал раны.

Минхо раздраженно вздохнул.

— В его слюне содержится какой-то фермент, который заживляет несмертельные раны, — неохотно пояснил он, понемногу теряя верное терпение. — Чжинки, если бы я не подоспел, он бы разворотил вам всю шею и спасать оказалось бы нечего. Никогда не позволяйте ему вгрызаться в шею или песенка ваша спета.

Возможно, слух сыграл с возницей недобрую шутку, но ему послышалась досада в красивом густом голосе. Чжинки не упустил из внимания и выбор слов: Минхо явно неспроста причислил его к неодушевленным предметам, произнеся местоимение «нечего». Он словно показывал этим, что возница ничего не стоит. В то же время своим советом Минхо неохотно намекал, что встречи Чжинки с Тэмином одной сегодняшней не ограничатся. И в будущем вознице будет дозволено еще раз приблизиться к брату.

— Почему вы раньше меня к нему не пускали, Минхо? Почему держали в таком неведении?

Неподдельная злость проскользнула в шоколадных глазах Минхо, позволив Чжинки увериться в отношении хозяина дома к его скромной персоне. Кроме того, что Чжинки становился непоборимым соперником этому странному человеку, кроме того, что Минхо действительно желал ему смерти, возница еще и был этакой ненужной вещью. Никто не знал, что с этой вещью нужно делать, никто не знал, куда ее пристроить. Она лишь путалась под ногами да мешала вести дела. Эта вещь могла бы когда-нибудь принести пользу, а могла полезной и вовсе не стать, пролежав в дальнем углу кладовой.

Сохранить нельзя выбросить. Расстановка знаков пунктуации на вашей совести. Что может быть грустнее?

Неужели Минхо и в самом деле так печется о том, что скажет Тэмин, если тому, конечно, доведется когда-нибудь прийти в сознание, что не решается придушить мешающегося старшего брата собственными руками?

— Видно, мои предположения оказались верны: вы гигантский чан, Чжинки. Чан, из которого пить – не напиться. Поэтому Тэмин так требует вас к себе. Но в настоящий момент вы истощены, вы на пределе. Если я позволю Тэмину к вам прикоснуться, он выпьет вас всего досуха одним глотком.

— Как будто вам есть дело до моего здоровья!

— Мне придется отвечать перед выздоровевшим Тэмином, — Минхо и в самом деле верил, что сумеет вытащить Тэмина из болота, в котором тот тонул, и эта удивительная уверенность давала Чжинки крепкую надежду, перечащую нежеланию возницы доверять Минхо. — Вы слишком много сил вкладывали в попытки прорваться сквозь построенные мною преграды, хотя вас предупреждали о необходимости отдыха. Ваше тело разваливается на части, ваши силы почти иссякли. Вы неразумны, Чжинки. И однажды сгорите в своей неразумности.