— Единственное уязвимое место, говоришь, — бурчал он. — А сам при первой же возможности свалил.

Как и многие предыдущие дни, этот день выдался жарким: солнце припекало, а чистое небо не давало ни надежды даже на кратковременный дождь. Посему, несмотря на дрожь, пробирающую его всего от макушки до кончиков пальцев при мысли о свирепых животных за стенами конюшни, Ки все же рискнул укрыться в ней от палящих лучей. Однако он и думать не желал о том, чтобы провести это время поблизости от вороного коня, а всего лишь намеревался переждать время в более прохладном месте.

Как только Ки вновь ступил под сень здания, со всех сторон его атаковало множественное тяжелое фырканье и неспокойное перестукивание копыт. А также яркий уютный запах Чжинки, о котором он не подумал ранее, будучи охваченным страхом. От Чжинки всегда шел ненавязчивый запах конюшен. Этот запах приклеился к нему так крепко, словно стремился опередить своего обладателя и повлиять на первое впечатление его новоявленных собеседников, рассказать им о том, какой он — этот удивительный человек.

Уверяя себя в своей же храбрости, юноша осторожно двинулся по проходу, ощущая все новые и новые взгляды любопытных круглых глаз. Несомненно, обладатели этих взглядов таили против него нечто нехорошее в своих животных мыслях. И они, на взгляд Ки, были в несколько раз свирепее Чжонхёна — его якобы собственного коня.

Новое имя коню юноша дал не из каких-либо романтических побуждений, а лишь из желания досадить самому Чжонхёну. Ездить верхом на Чжонхёне, кормить Чжонхёна с руки, надевать на Чжонхёна сбрую, тренировать Чжонхёна, выгуливать Чжонхёна, хвалить его и наказывать — уж тут-то он отыграется вволю! Хотя все, чего он сумел пока достичь, — это подойти к злобной зверюге и угостить ее кусочком сахара. И то не без посторонней помощи.

Сам Чжонхён отреагировал на новую кличку коня довольно предсказуемо, чем заставил Ки в тысячный раз заскрежетать зубами:

— Не думал, что ты настолько скучаешь по мне в моменты моего отсутствия.

Впрочем, скоро юноше удалось выкинуть подколку из головы и сосредоточиться на главном: ему действительно не мешало бы избавиться хотя бы от этого нелепого страха.

Воодушевившись сей мыслью, Ки заставил себя прекратить валять дурака и более бодрым шагом продолжил свой путь по проходу между стойлами. Вскоре он вышел на ту сторону конюшен, откуда открывался совершенно чудесный вид на парк.

— Я говорил Чжинки, что ты придешь. А он мне: не придет да не придет, Кибом к таким местам на пушечный выстрел не подходит.

========== Часть 35 ==========

В то самое время, когда Ки вышел на террасу, сияющую от солнечного света, упомянутый Чжинки вновь тихо крался по коридору, старательно воображая себя бесплотным привидением. Особой надобности в такой конспирации вроде бы и не имелось, но возница не желал обрести надоедливый хвост. Накануне он сорвался с дерева, растущего под окнами комнаты, в которой содержался Тэмин, и ныне у него болело тело, хотя приземлился он на кучу собранной под деревом листвы. Резкие движения приносили то тут, то там острую боль, однако удобный случай, который ему сейчас представился, — единичный в своем роде. Все думают, что он лежит в кровати, набираясь сил, и страдает от невыносимых болей, а он улизнул! Если бы не спектакль, устроенный им после падения, ничего не получилось бы.

Он слышал какое-то копошение на этаже. Возможно, сегодня ему удастся добраться в кои-то веки до своего любимого братца.

Мысль о копошении словно притянула к себе это событие, и до слуха возницы донесся тихий шум впереди. Одна из дверей оказалась открыта, и гонимый торжеством победы и любопытством он тут же устремился к ней. Однако комната оказалась пуста. За исключением едкого запаха медикаментов, эта комната в точности повторяла его собственную: теплые оттенки, обилие мягких предметов, кровать да столик с кружевной скатертью и цветами, высокие окна, в которые сквозь листву приветливо заглядывали солнечные лучи.

Не успел Чжинки разочарованно проныть, как за одной из занавесей повторился прежний звук. Возница осторожным, неуверенным шагом направился в сторону тихого стона, скрытого за болтающейся тканью. Ожидая увидеть за ней открытое окно, он весьма удивился, обнаружив дверной проем. В его комнате этой двери не было. Из-под двери не лился свет, скорее там клубилась черная тьма, казавшаяся осязаемой в полной тишине, захватившей дом в свои жуткие объятия. Чжинки нажал на красивую кованную ручку, и дверь с тихим щелчком приотворилась.

Волосы на загривке встали дыбом, но стоило отдать должное храбрости возницы — он не отступал от задуманного, несмотря на легкий страх, по пока еще непонятной причине зародившийся в душе. Комнату наполняли сосущие звуки и чмоканье, изредка их стройное течение разбавляли тихие стоны. Сделав глубокий вдох, Чжинки распахнул дверь одним резким движением и не нашел ничего лучше, кроме как застыть в проеме.

Эта скрытая за занавесом комната и впрямь тонула в черноте — густой, слегка затхлой и чуть соленой. Тьма несмело разбежалась в стороны, гонимая солнечными лучами, зайчиками запрыгнувшими в мрачную комнату вслед за молодым человеком. Возница шумно сглотнул, невольно привлекая к себе внимание. Все звуки тотчас стихли, будто повинуясь безмолвному приказу.

На полу прямо в центре комнаты к нему спиной сидел кто-то. Спина выгибалась дугой и сквозь белоснежную тонкую ткань нестройно выступали острые позвонки. Голова человека была склонена к кому-то, лежавшему у него на коленях, поэтому Чжинки поначалу в голову пришла жуткая мысль о том, что у тела нет головы. Но обман зрения прошел, как только человек поднял голову и повел носом по воздуху, принюхиваясь к новому запаху, бесцеремонно ворвавшемуся в его берлогу. Его движения были ломанными, как у марионетки, подвешенной за нити.

Чжинки неловко прокашлялся, не зная, как себя вести теперь. А как, в самом деле? Он узнал этого человека на полу, узнал его рыжие локоны, но человек не был таким, каким он ожидал его увидеть. Он не был закован, он не был толком заперт и, казалось, вовсе не мучился, как то прежде предполагал молодой человек. Возница крайне смутно понимал, что происходит. Посему, действуя в стиле героев дурных романов, на миг потеряв власть над голосом, неожиданным фальцетом он произнес лишь:

— Тэмин?

Человек в руках Тэмина простонал, однако в этом звуке возница не расслышал страданий. Тем, что без остатка наполняло голос, оказалось скорее упоение. Тэмин резко обернулся, его голова вывернулась под немыслимым углом, при этом тело оставалось неподвижным, а руки в широких рукавах сорочки все так же сжимали бессознательно мычащего человека.

Чжинки вздрогнул. Угол поворота, естественно, не достигал ста восьмидесяти градусов, и все же обычный человек не смог бы вот так повернуть голову. Губы Тэмина резко растянулись в радостной улыбке, но во взгляде глухо гудела пустота. Старший брат, ожидавший увидеть в карих глазах искру узнавания, подавил невольный возглас при виде зубов. Зубы как зубы, но кровь, забившаяся в пространство между ними, превращала улыбку из обычной в чудовищный оскал голодного зверя, имеющего привычку пировать грязно и по уходе оставляющего место трапезы похожим на место кровавой бойни.

Тошнота невольно подкатила к горлу, однако, к собственному облегчению, молодой человек сумел сдержаться.

— Чжинки, — имя мягко прошелестело по воздуху, оттолкнулось от стены и размножилось, лаская слух чарующей напевностью.

Все возможно было бы поправить, Чжинки бы поставил себя на место Тэмина, расспросил бы его, обязательно попытался бы по-братски понять, если бы рот Тэмина действительно произнес его имя. Ничего подобного не случилось. Его имя просто возникло в воздухе, а возможно, всего лишь в его голове — множественным соблазняющим полушепотом оно протанцевало по комнате и мягко растаяло. Улыбка Тэмина почудилась молодому человеку коварной ухмылкой хищника, загнавшего жертву в угол, а кровь только усилила жуткий эффект.