- Это прекрасно. Это сделал заботливый человек. Хотел, чтобы у этих людей были похороны. Не забывал, что раньше они были людьми…
- Мы должны позаботиться о… обо всем, - говорит Дэрил хрипло. Говорит скорее Рику, чем остальным, которые стоят возле него. Стараясь не слышать, как снова и снова рыдает истерично в одной из машин Мэгги. – Похороны. Не здесь. Не так. Может, нам встретится место по пути. Завтра. Но не здесь.
- Мы будем еще и место искать особое? – переспрашивает рыжий с какой-то странной интонацией. Или ему это просто кажется, потому что что-то сидящее в груди и мешающее свободно вдохнуть требует выхода. И крови.
- Это не тебе решать, ясно? – вдруг вмешивается Гленн, обращаясь к Абрахаму. – Это решать только нам. Ее сестре решать.
- Сестре?! – нечто в груди Дэрила вмиг превращается в обжигающую ярость, отдающуюся бешеным биением в ушах. Потому что в голове вдруг возникает один из вопросов «Что, если бы…». Только теперь в нем не он главный герой-обвиняемый, а именно Мэгги. – Она потеряла свое право решать тогда, когда свалила в свой долбанный Вашингтон с этим херовым спасителем мира!
- Эй! – Гленн тоже вскидывается в ответ. – Не говори так!
- А ты не тыкай в меня пальцем! – Дэрил бьет с силой по руке Гленна, направленной в его сторону. – Иначе я ее отрежу эту долбанную руку к херам, уяснил?
- Хватит! – Рик резко встает между ними и разводит их друг от друга руками. – Хватит! Сейчас не время искать правых и виноватых. Бэт… была… одной из нас. Мы не будем хоронить ее здесь. А когда будем, сделаем это… так, как… как должны сделать.
Абрахам качает головой удивленно в ответ, явно не понимая причин, которые движут ими.
- В таком случае у вас только время до полудня следующего дня. Иначе вы без меня знаете, что будет с телом. Не думаю, что Мэгги захочется запомнить сестру такой.
На их счастье, на карте Розита обнаруживает ферму, что находится в трех десятках миль от места их остановки. И есть еще одна по соседству, в милях десяти-пятнадцати. Надо в который раз рискнуть. Потому что там могут быть не только мертвые, но и живые. Но разве у них есть сейчас выбор?
Первая же, на их счастье, оказывается абсолютно пустой, если не считать одного ходячего, запутавшегося в обрывках проволочного забора. Дом заколочен полностью, но двери распахнуты настежь, словно тот, кто бежал отсюда, делал это в спешке.
Долбанный бег в колесе… словно по кругу, твою мать. Словно они снова на ферме Хэршелла Грина.
Дэрил не один, кто думает так. И Рик, и Кэрол выглядят потрясенными, когда смотрят на дом с зелеными ставнями и резной балюстрадой маленького балкончика на втором этаже. А Мэгги так и вовсе впадает в очередной виток истерики. Она рыдает практически всю ночь. И все сидит на полу у тела Бэт, которое занесли в дом и положили на диван в гостиной. При мягком свете свечей Бэт выглядит совсем как живая. Если бы не запекшаяся кровь на ее лице. И безвольность руки, которую сжимает Мэгги, прижимая к своему лицу и губам.
Что-то снова скручивает Дэрила изнутри. Он бы и сам хотел сесть сейчас возле этого долбанного дивана и трогать ее волосы и лицо, словно пытаясь убедить себя, что она вовсе не мертва. Но он не имеет на это ни малейшего права.
Сейчас было время Мэгги. Сейчас Бэт уже не принадлежала ему.
А когда она вообще принадлежала ему? Только ему и никому больше.
Наверное, только в том больничном коридоре, когда он опустился возле нее на пол… именно тогда… только тогда. А еще когда нес ее в своих руках вниз по темным переходам лестницы…
Он выходит из дома. Молча. Ни на кого не обращая внимания. Уходит в темноту, к колодцу, который видит во дворе, и сидит там всю ночь до самого рассвета, опершись спиной о каменную кладку. Если бы его сейчас нашел ходячий, едва ли он даже руку поднял бы, чтобы сопротивляться.
Она никогда не принадлежала ему. Никогда, кроме тех коротких минут в госпитале. И никогда не могла быть его. Но почему у него сейчас такое ощущение, что у него отняли весь мир?
Для чего жить дальше? Нет, для чего дальше выживать, твою мать? Для чего?
Утром начинают копать могилу, выбрав для нее место прямо в персиковом саду у дома, под одним из деревьев. По весне, когда сад покрывается бело-розовыми цветами, тут, должно быть очень красиво. Ей бы точно понравилось это место…
Твою мать… твою же мать… Бэт… Бэт…
Могилу копает Тай резкими сильными движениями, выворачивая целые пласты земли. Дэрил рад, что это делает именно он. Сам он никогда бы не смог заставить себя взяться за лопату.
Не в этот раз. Не для этой могилы.
Вместо этого он идет в дом и начинает выворачивать ящики комодов и шкафов один за другим. Он останавливается только, когда находит белую скатерть с кружевной окантовкой по краю, явно охренительно дорогую и используемую лишь в особых случаях. А потом застывает на месте, не в силах даже с места сдвинуться. Просто стоит и смотрит на белое полотно в своих руках. Ослепительно белое на фоне его грязных рук, на которых по-прежнему кое-где видна запекшаяся кровь.
Ее кровь…
Твою мать… твою мать… Бэт…
Я точно сплю… Я сплю… Я лежу сейчас в Атланте в том долбанном приюте и сплю… Просто никак не могу проснуться.
Но это не сон. Потому что внизу опять начинает рыдать Мэгги. И он чувствует, как снова канатами натягиваются в нем нервы от этих рыданий. И как подступают к горлу свои собственные…
Дэрил отдает скатерть Кэрол, которая сейчас слишком настойчиво ходит за ним по пятам. Как тогда, на ферме Грин, когда она преследовала его со своими разговорами. Вот и в эту минуту Кэрол ждет его у подножия лестницы, пока Дэрил спускается.
- Позаботишься? – он протягивает ей скатерть. Она кивает, с трудом сдерживая слезы. А потом пытается удержать его за руку, когда он проходит к выходу из дома мимо нее.
- Как ты? - спрашивает с тревогой в голосе.
Как он? Какой интересный вопрос… Никак. Он – никак. Никак… Ничто… он снова ничто. Потому что единственный человек, который мог ему напомнить о том, что это не так, ушел.
Только одна она ему могла напомнить об этом. Потому что он так хотел. Чтобы именно она знала и именно она постоянно напоминала ему.
До смерти хочется курить. Но сигареты, которые Дэрил подобрал в Атланте, где-то потерялись, и потому ему ничего не остается, как грызть соломинку, пытаясь справиться с эмоциями. Которые становятся все сильнее и сильнее по мере углубления могилы под персиковым деревом с каждой минутой напряженной работы Тая. Могилу надо сделать как можно глубже. Чтобы никто из ходячих не мог добраться своими гнилыми пальцами. Кто знает, жрут ли они трупаки, когда нет ничего другого, чтобы потянуть в ненасытную глотку?
А потом из дома раздается крик. Другой. Кричат Кэрол и Гленн из гостиной, и у Дэрила обрывается сердце. Именно обрывается – словно кто-то подрезал ниточки, на которых оно висело, и оно падает куда-то в живот.
Единственная мысль, которая приходит вслед этим крикам, бьется в голове, причиняя едва ли не физическую боль. Потому что он сразу же вспоминает, когда последний раз видел Мэрла. Вернее, то, что раньше было его братом.
Она обратилась. Твою мать, она все-таки обратилась…
