Они обе молчат и смотрят вдаль. Туда где проходит стена вдалеке, которую можно легко угадать по пунктиру из ярких точек горящих бочек. И им обеим кажется, что сейчас они не только вдвоем на этой крыше.

- Как же мне не хватает его! – шепчет Мэгги. Она обхватывает руками плечи и начинает тихонько раскачиваться. – Иногда я просыпаюсь среди ночи, и мне кажется, что у себя в кампусе. Что мне стоит протянуть руку, взять со столика мобильный и набрать номер. И он ответит… и мы будем говорить долго-долго. О всякой ерунде. И о важном. О том, что надо починить крышу у амбара. Что нужно уже менять опоры ограждений. О том, что Шон долго не звонил домой – целую неделю! О том, что ты так быстро стала взрослой… Потому что он видел тебя тогда в амбаре. С Джимми.

- Папа видел меня с Джимми? – Бэт одновременно бросает в жар и обдает холодом. Она сразу же понимает, о чем идет речь. В начале того самого лета она решила, что пора перейти с Джимми на «другой уровень». До самого конца. Не останавливаясь постоянно на одной и той же точке – когда его рука спускается к поясу джинсов.

Это случилось тогда именно в амбаре. Она твердо решила не каменеть, когда неумелые ласки Джимми дойдут именно до этой точки – пуговицы на узких джинсах. Но не смогла отделаться от ощущения, что все это как-то неправильно… неверно. От ощущения, что это просто не ее. Но и остановить Джимми не могла, чувствуя себя виноватой перед ним за десятки бесплодных попыток до этого момента. И лежала под его рукой, принимая поцелуи, которые уже не приносили удовольствия, а только раздражали. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось. А еще больше, чтобы закончилось именно на этом моменте, не далее. Все-таки они продвинулись – Джимми даже стянул с нее джинсы…

А потом упали вилы с резким хлопком, и они прямо подпрыгнули в сене, испуганно отшатываясь друг от друга. Бэт тогда решила, что кто-то свыше услышал ее желание в тот момент, и вмешался ее личный ангел. А теперь оказалось, что это был папа.

Папа…

- Боже мой, - произносит Бэт, чувствуя, как краска заливает лицо. И лукавый взгляд Мэгги. – Я не могу поверить, что папа видел… и ничего не сказал.

- Его тогда это так перепугало, ты даже себе представить не можешь. Его крошка Бэт, и в сене с парнем. Он был тогда так растерян. Все не верил мне, когда я говорила, что все, скорее всего, совсем не так, как он подумал. Что его крошка Бэт еще долго будет беречь себя. Для того самого.

Бэт не может понять, как в этот самый момент в ее мысли снова проникает он, вытесняя воспоминания и невыносимую тоску по отцу. Как тогда, когда разложил так аккуратно желтые цветы на каменной плите.

Это было так трогательно. Она совсем не удивилась тогда почему-то, увидев, как он неловко устраивает эти цветы на камне. Стараясь, чтобы они лежали не просто так, а именно красиво… И когда он вернулся к ней, когда встал рядом, она не могла не взять его за руку. Чтобы сказать безмолвное «спасибо». За его внимание к ее горю. За то, что он рядом. А еще просто чтобы коснуться его, черпая силы, чтобы уйти от горя в этом прикосновении. В этом переплетении пальцев.

Ее ладошка словно провалилась тогда в его ладонь. Такую большую и крепкую. Она еще долго будет бережно хранить в памяти это прикосновение, его нежность и силу. Как и собственное желание положить голову на мужское плечо, закрыть глаза и стоять так до скончания времени…

До скончания времени? Твою мать, конец света наступил задолго до того, как он взял тебя за руку… Очнись, Грин! Очнись!

Просто еще одна мертвая девочка. Только так внезапно воскресшая из мертвых…

А потом замечает взгляд Мэгги. Та вдруг теряет прежнее лукавство и становится такой знакомой старшей сестрой.

- Бэтти, - начинает она, смотрит и смотрит явно не решаясь, что-то сказать. Затем и вовсе отводит взгляд в сторону. Кусает губу в волнении.

Я боюсь… Боюсь, что она спросит меня, а я даже не знаю, что ей ответить, возникает тут же в голове тихий голос Мэгги.

- Не надо, Мэгс, - вдруг говорит Бэт твердо и отчетливо. Она поворачивает голову и смотрит на нее со странной пустотой в глазах. – Просто не надо! И перестань винить его в том, что случилось тогда. Не только он виноват.

Она снова начинает перекатывать банку из ладони в ладонь. Но движения уже не такие мерные, как раньше. Резкие. Быстрые. Злые. Бэт чувствует знакомый шум в ушах, но не пытается бороться с той волной, что накатывает откуда-то изнутри.

Быть может, стоит наконец показать Мэгги новую Бэт Грин? Выпустить Халка, который затаился где-то глубоко внутри и просто ждет своего часа?

- Где ты была, Мэгс? – спрашивает она. И стук сердца становится оглушающе громким в тишине спящего городка. – Где ты была, когда они пришли за мной в госпиталь?

Гленн, иди в Терминус, Мэгги.

Одна за другой сразу же загораются буквы в этой фразе, которую Бэт так отчетливо запомнила. Которую с маниакальным упорством искала потом на каждом долбанном щите или стене. И находила, мать их! Все время находила, подпитывая свое безумие. Одну за другой.

Гленн, иди в Терминус, Мэгги.

А потом вдруг впервые проникает в сознание за пелену ослепляющей ярости мысль. Такая простая до невозможности, такая ясная, что Бэт удивляется, почему она не приходила ей в голову раньше. Единственное, что остановило бы ее саму идти за сестрой. Единственное, что помешало бы. И ей становится так стыдно сейчас за собственный гнев, за ненависть, которая так часто приходила к ней во время ее одиночества.

- О, Мэгги, - ее голос звучит намного мягче, а глаза наполняются теплом, таким знакомым ее сестре. Черты лица становятся мягче. И Мэгги видит перед собой впервые именно Бэтти. – Ты была ранена? Или… или Гленн?

Бэт отлично знает этот взгляд. Извиняющийся. Нет, умоляющий о прощении, твою мать… и то теплое, что на миг снова встрепенулось в ее душе, в ту же секунду умирает, сгорая во вспышке холодного гнева и обращаясь в прах.

- Где ты была, Мэгги? – настойчиво требует ответа Бэт. А потом понимает, что это совсем неважно сейчас для нее, где была ее сестра. Потому что одно она понимала четко – тогда, когда она была ей так нужна, в том проклятом больничном коридоре, Мэгги не было.

Она была жива. Здорова. Ее никто не увез, как когда-то это сделал Губернатор.

Мэгги просто не было… Не. Было.

- Помнишь, те дни на ферме, когда я так хотела уйти?

Бэт не может при этом воспоминании не трогать свои шрамы под браслетами. Когда-то она так стыдилась этих грубых полосок на нежной коже ее запястья. Теперь же шрамы стали для нее как метки о каждом прожитом периоде ее жизни. Как кольца на дереве. Все ее шрамы.

- Ты помнишь, что я сказала тебе тогда, Мэгс, на ферме? Рик спасет свою семью и остальных. А мы одни - ты, я, Патрисия, Джимми и папа. Против целого мира, скатившегося в преисподнюю. Я забыла об этом, Мэгс. А потом… после всего… я вспомнила. И поняла, что ничего не изменилось!

- О чем ты говоришь? – встрепенулась Мэгги со слезами на глазах. А потом бросила ей резко и зло в ответ. – Как ты смеешь так говорить? Рик рисковал собой, идя туда за тобой. И Дэрил!

- И Саша! И Тайриз! И Ноа! – вдруг вскакивает на ноги Бэт. Так резко, что Мэгги на миг кажется, что та сейчас свалится с крыши. – А ты нет! Там были все, Мэгс! Все, кроме тебя и Гленна. Все! Джимми и Патрисия умерли. Затем умер папа. И я осталась одна, Мэгги. Не с тобой. Я осталась одна, твою мать! Ты хотела поговорить откровенно? Давай! Сейчас! Я хочу знать ответы на два вопроса. Всего на два. Первый - где ты была тогда? В тот момент, когда я получила вот это!