Именно из-за этой жажды, которая становится все настойчивее и настойчивее с каждым мгновением, Бэт только выгибается, сидя уже на его коленях, навстречу ладони, смело скользнувшей под топ. Сначала его рука скользит по обнаженной коже живота. Мучительно медленно, как ей кажется сейчас. Потом на спину, где пальцами находит застежки лифчика. Даже мысли протеста не возникает в голове Бэт, когда крючки поддаются натиску пальцев, и застежка оказывается в секунду расстегнутой, позволяя ладони свободно завладеть грудью. Ложась на холмик груди так, словно это было таким обыденным жестом. Один из пальцев касается ее соска, и…

Это простое прикосновение – просто одно-единственное касание – заставляет ее окончательно забыть обо всем. О том, что они находятся на крыше заправки посередине шоссе. Что возможно в небольшой роще, что окружает здание полукругом с трех сторон, могут быть ходячие. Что в любой момент может что-то случится, как она привыкла в последние годы.

Сейчас для нее есть только этот момент. Эти руки. Эти губы. Эти прикосновения. Эта жажда.

Сейчас для нее во всем мире существует только он.

Бэт не приводит в чувство даже прохлада летней ночи, когда он стягивает с нее топ вместе лифчиком. Потому что у него слишком горячая кожа, жар которой греет ее, когда он прижимает ее к себе теснее. К обнаженной коже. Потому что его рубашку Бэт быстро расстегивает и разводит ее полы в стороны, чтобы свободно водить ладонями по его груди и животу.

И губы слишком горячие. Когда он целует ее шею и тонкие ключицы, постепенно спускаясь к груди. При первом же прикосновении губ к обнаженной коже Бэт так выгибается в его руках, что он с трудом удерживает ее на своих коленях. Дэрилу приходится вслепую расправить одеяло, которое упало с ее плеч, когда она обняла его несколько минут назад, и положить ее. Чтобы больше у нее не было возможности уходить от его губ, скользящих по ее коже. Отклоняться от его ласк даже в приступе острого наслаждения, от которого так и ходит кругом сейчас голова, и туманится разум. И хочется еще и еще… хочется, чтобы он никогда не останавливался…

Бэт приходит в себя только, когда Дэрил расстегивает молнию на ее джинсах и скользит ладонью под плотную ткань, ложась прямо поверх тонкого хлопка ее трусиков. Потому что тогда в задурманенную желанием голову приходит мысль о том, что у них нет ничего из средств защиты, а значит, может быть ребенок. Ребенок…

Я всегда хотела иметь ребенка…

Ребенок. Который сейчас определенно не должен быть. Который все только запутает напрочь.

- Подожди… подожди…, - шепчет Бэт прямо ему в ухо, чувствуя неприятную тяжесть в теле, которое скручивает сейчас потребность довести все до самого финала.

Дэрил сначала не понимает, что она отталкивает его. Ловит ее руку, которой она упирается в его плечо, и заводит за голову, прижимая запястье к одеялу. Туда же под эту сильную ладонь отправляется и второе ее запястье, когда Бэт повторяет попытку. И тогда на какое-то мгновение в ней вдруг просыпается слабый страх, что он может не остановиться, несмотря на ее просьбы.

Если он не захочет остановиться, то она ничего не сможет сделать. Потому что она намного слабее его.

Почему-то в голове всплывает, как так же были заведены руки за голову, когда ее тело терзал Джерри, и Бэт каменеет. В висках начинает биться еще пока неровным ритмом паника, грозя приближением приступа.

Господи, только не это… не это…

- Бэт?

Она даже не сразу замечает, что Дэрил внимательно смотрит на нее, нависая над ней. Его глаза тоже уже не горят знакомым ей огнем желания. Только слабый его отголосок. И ничем не прикрытая тревога.

- Я просто… просто… нам нельзя… мы не можем продолжать…

Она думает, что он отпустит ее сразу же.

Потому что он обычно всегда отпускал ее по первому же ее желанию. Потому что он никогда не стремился удержать, потакая лишь собственным желаниям. Потому что это Дэрил…

В этот раз так не происходит. Он по-прежнему держит ее руки прижатыми за головой. Не сильной, но ощутимой хваткой. Внимательно вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь поймать даже тень в ее глазах. Разгадать ее мысли, которые могут возникнуть в ее голове при его вопросе.

- Почему?

- Потому что… потому что у нас… ничего нет. И может быть ребенок.

- Я удивлю тебя, Грин, если скажу, что у нас может быть ребенок и от того, что мы делали раньше? – в его голосе звучит мягкая ирония, и ее губы помимо воли раздвигаются в улыбку. А пульсация паники становится еще слабее. – Так что – какая сейчас разница?

- Это я удивлю тебя, Диксон, если скажу…, - ей хочется ответить в тон его шутке. Но голос сбивается от мимолетного приступа сожаления, который возникает в ней при воспоминании о том, как она уходила из Александрии. В горле перехватывает, и она еле выдавливает глухо. – Ребенка не будет. Я точно это знаю. Его не будет, и… поэтому нам нельзя… нам не стоит…

- Мы могли бы…

- Нет, - отрезает она даже чересчур резко. Желая сейчас только одного – чтобы его лицо было не так близко к ее лицу. Иначе слишком хорошо понимает то, что видит в его глазах сейчас. А ей не хочется это понимать…

- Я тебе прошу, Дэрил. Пожалуйста… отпусти…

Дэрил поднимается с нее так неожиданно, что она сама удивляется. А потом ей тут же становится холодно. Невыносимо холодно. Без тепла его тела. Без него. Так холодно, что ее начинает колотить от озноба.

- В этом долбанном мире нельзя иметь детей, Грин? – зло бросает он ей, застегивая рубашку на груди. – Так что ли? Из-за этого?

- Нет, не из-за этого, - Бэт пытается найти взглядом свой топик, а потом сдается и шарит рукой по поверхности одеяла, надеясь нащупать его среди складок. – Просто потому, что… потому, что ребенок – это то, что вообще нам не нужно…

- Говори за себя, ладно? – следует за этим резкая реплика в ее сторону. Она кожей чувствует его злость. И ей становится не по себе от этой злости. И от собственной вины перед ним. За все.

Дэрил резко подходит к ней, и она, сама того не желая, инстинктивно сжимает голову в плечи перед волной его ярости, которая настолько ощутима сейчас. Он только легко подхватывает откуда-то из складок одеяла топик и швыряет ей.

- Одевайся, Грин. Ты хотела караулить, так давай начинай.

- Дэрил…

- Я спать хочу, - отрезает он. – Давай сваливай с одеяла. Дай мне четыре часа, потом разбуди, поняла? Тачки сейчас нет, так что завтра тебе точно не удастся прохлаждаться весь долбанный день. И надо будет поспать перед тем, как двинем дальше. Только подумай, куда именно. Потому что план двигать в Джорджию идиотский!

Она совсем забыла, что Диксон может быть таким редкостным придурком!

Если еще пару минут назад ей хотелось плакать, то сейчас Бэт просто разрывает от злости. Она даже не пытается натянуть топик, который он швырнул ей. Поднимается на ноги как есть – обнаженная по пояс. Вынуждая его своим пристальным взглядом смутиться и опустить глаза вниз, к носкам собственных ботинок. После этого Бэт гордо шествует к рюкзаку, из которого достает рубашку и новый лифчик. Потому что искать прежний в складках одеяла в ночной темноте ей не хочется сейчас.

- Доброй ночи тебе, Диксон!

Бэт понимает, что поступает совсем по-детски, когда проходит мимо него, уже устроившегося на импровизированной постели из одеяла с маленькой подушкой под головой. Но не может не проговорить это самым деланно мягким тоном, на который только способна. Он только опускает руку на глаза, словно закрываясь от нее сейчас. И она снова чувствует себя виноватой.