Она горько усмехнулась.

- Несколько раз сталкивалась в министерстве с Оскаром. Он сейчас секретарем у какого-то дипломата. Первый раз обозвал шлюхой, а я побоялась ответить: только-только работу нашла. Теперь делает вид, что не замечает.

- Эта мразь мизинца твоего не стоит. Не думай о нем ни минуты.

- Я его любила… - проговорила Анджела медленно. Ребенок на руках Альбуса пригрелся и стал засыпать.

- Ты бы оставила его в деревне, - парень снова покачал малыша. – Пусть воздухом свежим подышит, молока попьет…

- Да, - Анджела прервала его. – Пусть все узнают, что у моей матери незаконнорожденный внук, а его затравят из-за его происхождения! В Лондоне до него никому нет дела, а в деревне, сколько бы я ни наколдовывала себе перед выходом обручальное кольцо, быстро все узнают. Альбус, Альбус. Ты ничего не понимаешь в людях.

Кендру положили неподалеку от Джеральдины. Так захотела миссис Скримджер: по её словам, так ей было бы удобнее навещать могилы. Сыновья вместе с двумя постояльцами сами донесли гроб до могилы. Аберфорт снова не сдержался, залившись слезами, но Альбус, опустив голову, молчал, чувствуя, как обычно на кладбище, что дорогие ему люди, которые ушли, стоят где-то близко. Мать сейчас была подле них, держа за руки Джеральдину и Камиллу, и улыбалась так безмятежно, как разучилась со времен ареста отца.

После похорон все наконец вернулись в дом к Дамблдорам. За дни, прошедшие со смерти Кендры, миссис Скримджер поддерживала тут порядок, насколько могла, хотя большая часть её внимания, конечно, уделялась Ариане. Альбус пока не мог заставить себя навестить сестру и потому пытался помочь мисс Бэгшот, Анджеле и её матери прибираться и готовить. Кончилось это тем, что его прогнали водиться с Гудвином.

На заднем дворе Альбус превратил полено в деревянную лошадку и как раз усаживал на нее ребенка, когда Аберфорт, выйдя из дому, остановился рядом с ним.

- Ну что, решать надо, - вздохну л брат.

- Что решать? – не понял Альбус.

- Чем жить будем, - Аберфорт скрестил на груди руки. – От коз доход небольшой есть, я корзины плести буду, силки ставить, опять же. Летом рыбачить можно. Надо бы подумать, как сыр делают: козий сыр в цене. Ариану засажу чесать пух да прясть…

- Какой сыр? – воззрился на брата Альбус. – Тебе же в школу через два месяца!

- Не поеду я в школу, - Аберфорт пожал плечами. – Чего я там не видел? На кого я Ари брошу? Или ты все же решил её в Мунго сдать? Так этому не бывать, и если так, мы с ней бродяжничать лучше уйдем.

- Ни в какое Мунго я её сдавать не собираюсь, - Альбус поморщился. – Но ты не можешь из-за нее остаться без образования… Я за ней послежу. Буду статьи в журналы писать, детей к Хогвартсу готовить… Придумаю что-нибудь.

Аберфорт насупился.

- Что-то мне сомнительно… Ты хоть знаешь, как воду носить? Как суп варить? Как в лавку ходить?

- Что я, не делал этого ни разу? – отмахнулся Альбус. – Суп варить научусь, а остальное-то – плевое занятие.

Аберфорт поковырялся носком ботинка в земле.

- Не уследишь ты за ней. Не любишь ты её, вот что. Доведешь до припадка, и она зашибет тебя невзначай.

Откровенно говоря, Альбус сам этого сильно опасался, к тому же ужасно не хотелось откладывать исполнение собственных планов на целых три года. Но при мысли об ином выходе становилось невероятно противно.

- Хорошо, - важно кивнул Аберфорт. – Я посмотрю, на что ты способен. Следующую неделю помогать не буду, справляйся сам. Я должен знать, на кого её оставляю.

Следующая неделя началась с хорошего события: сова принесла сверток с галеонами, который собрали для Альбуса друзья – но продолжилась так, что к концу её Альбус был готов лезть на стенку. Когда утром он не встал в четыре часа ,Абефорт, к этому времени проснувшийся, заявился в комнату и окатил его ледяной водой ,за что получил по носу и дал сдачи. Братья прекратили драться, только когда в соседней комнате зашевелилась Ариана. До завтрака пришлось натаскать воды (Аберфорт был категорически против того, чтобы готовить на наколдованной), почистить загон у коз и задать им корм, наколоть дров, вычистить и растопить камин, замесить тесто на лепешки, сварить кашу и заварить чай… У Альбуса, непривычного к домашней работе, все валилось из рук, а брат помогать не пытался, как и обещал.

- Ничего-ничего, - пробормотал он, заедая комковатую кашу полусгоревшими лепешками. – После завтрака надо будет в лавку сгонять, суп сварганить какой-нибудь, а еще постирать, а то, смотрю, мать не успела… Ну что, есть тебе, когда статьи писать?

- Найду, - пробурчал Альбус, глотая собственную стряпню. – В конце концов, есть еще ночь.

- Ну-ну, - фыркнул Аберфорт и прибавил, смягчившись. – Так-то тебе, конечно, будет помогать Ариана. Но если она заболеет, придется справляться самому. И не вздумай её будить утром, как я тебя разбудил.

При упоминании о сестре Альбус дернулся от внезапной злости. Если бы не она, неужели ему пришлось бы загонять себя в столь жалкое положение? Кусок застыл в горле, и в этот момент сестра как раз вошла в кухню: она достаточно окрепла, чтобы спуститься к братьям. Она, как всегда ничего не помнила, но будто бы заметила неладное: тревожно осмотрела кухню и нахмурилась, но промолчала. Аберфорт пододвинул ей тарелку с заранее отложенной лепешкой, вышедшей лучше всего, а на лепешку подложил кусочек сыра.

- Поешь, Ари. Ты скоро в тень превратишься.

Она странно поглядела в пространство, потом рассеянно улыбнулась брату и отщипнула от лепешки чуть-чуть. Альбус почувствовал, как снова накатывает раздражение.

- Ешь как следует, - процедил он сквозь зубы. Ариана непонимающе на него посмотрела ,а Аберфорт цыкнул.

- Тихо! Она всегда ест, как ей нужно. Давай, Ари. А хочешь, я тебе молочка свежего принесу? Мне как раз пора коз доить… Хочешь? И ты лепешку как раз с парным молочком… Макнешь – и в рот, - он поцеловал сестру в висок. – Ну, сиди, я сейчас.

Он убежал, а Ариана села напротив Альбуса и посмотрела в упор.

- Мама умерла? – тихо спросила она.

- Да, - от неожиданности он ответил резко.

Ариана задумалась, уставившись в стол, потом снова подняла голову.

- Это я её убила?

- Да, ты, - буркнул Альбус и спохватился, увидев, как потемнело лицо сестры. – То есть у тебя был припадок, видимо, а она просто не успела убежать… Ты нечаянно, ты не осознавала, что делаешь.

Ариана словно бы не услышала его, только отодвинулась и, отрезав отщипнутое от лепешки, молча поставила тарелку перед ним. Аберфорт вернулся с кувшином молока, она поблагодарила и выпила полчашки, а после снова ушла к себе и весь день не показывалась.

… Уже заполночь совершенно измочаленный Альбус дотащился до постели, упал ничком, даже не раздеваясь, и мгновенно заснул. Утром кошмар повторился. На третий день стало чуть полегче: Ариана окрепла настолько, что Аберфорт доверил ей участвовать в стряпне, шить, подметаться и присматривать за козами: у нее последнее получалось очень хорошо. А до Альбуса наконец дошло, почему он все время чувствует, что голоден: они с самых похорон не ели и цыплячьей ножки, сидели на каше и овощах. Все деньги – и присланные друзьями, и те, что остались после матери – Аберфорт забрал себе и выдавал на провизию очень скупо, твердя, что знает, какой транжира его брат.

- Накупишь говядины, съедим в один присест, а потом что? Идти в Пэгфорд побираться?

Альбус с трудом сдерживался, чтобы не превратить Аберфорта в лягушку – так, в воспитательных целях. Впрочем, Абефорт же и облегчил немного его мучения: на четвертый день он сходил порыбачить и принес к обеду трех карасей, а на пятый приволок двух куропаток, попавшихся в его силки.

- Нам одну, - остановил он брата, заметив плотоядный блеск в глазах последнего. – А одну отнесешь мисс Бэгшот. Она нам вон как помогла, а к ней племянник приехал как раз – я их обоих утром встретил.

Альбус со вздохом упаковал птицу и отправился к соседке.

Куропатка, очевидно, была соседке более чем кстати – она так обрадовалась, что попросила Альбуса задержаться, пообещав принести ему домашнего печенья. Печенье было невкусным, Альбус помнил это с детских лет, однако обижать соседку не хотелось. Да и вкус еды уже потихоньку терял значение в сравнении с её наличием. Он остался ждать и не сразу услышал легкие ленивые шаги, прозвучавшие из гостиной. В передней возник юноша; скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку, едва соизволив заметить гостя.