Она говорила о детях. Вот почему Ал так долго держал Кери. Он пытался найти способ преодолеть пропасть. И ему не удалось.

— Да, я понимаю, — сказала я с горечью. — Они сделали вас рабами, вы попытались убить их, они заключили вас в Безвременье, и вы оба испоганили друг другу генетику так, чтобы ни у кого из вас не было детей. Но Трент этого не делал. Я пущу тебя в свой разум, чтобы вытащить их вперед, чтобы все поверили, что мистики — это психоз и ты смогла сохранить свой секрет, но я не хочу, чтобы она убивала их, я хочу, чтобы ты разобралась с этим, и чтобы демоны оставили меня с Трентом в покое!

Мое сердце колотилось. Трент стоял возле моего локтя, и мистики во мне притихли. Они знали о любви и самопожертвовании, но я не хотела, чтобы они умирали.

— Измени резонанс моей души, — неожиданно предложила я, и ее голова резко поднялась. — Измени его, чтобы мистики, привязанные ко мне, не смогли меня найти.

Нет! Завыли они, и я закричала на них, веля заткнуться.

— До тех пор, пока они будут оставаться вне линии, они не будут отравлять ее снами о новом.

Глаза Тритон сузились, и я вздохнула, чтобы закончить свою угрозу.

— И, если кто-нибудь когда-нибудь сделает что-то против меня или Трента, я пойду найду их и заберу себе, потому что они реальны, и мы обе знаем об этом.

Ее губы изогнулись, и набравшись смелости, я подняла подбородок, сумев заглушить свою дрожь, когда Тритон стукнула нижней частью своего посоха об цемент, разбивая его. То горящее здание вдалеке обрушилось в величественно душе из искр. Мгновение там царила темнота, а затем пламя заполыхало ярче.

— А теперь ты вытащишь их или Безвременью придется бороться с еще одним безумным демоном? — спросила я.

Ее хватка на посохе усилилась.

— Ты откажешься от энергии созидания ради…него? Он может завтра оставить тебя и у тебя не останется ничего, кроме ненависти и горечи, которые будут тебя поддерживать.

Я вспомнила кожу Трента под кончиками моих пальцев, мягкость его волос, ощущение его тела надо, вокруг и внутри моего тела. Я вспомнила, как он встал за меня, когда у меня самой не хватало сил, и то, как я боролась за его свободу, его жизнь, его детей. Конечно, он мог завтра уйти, но это не сотрет то, что я чувствую сейчас. Сейчас — это все, что у нас действительно было.

— Я уже потеряла Ала, — сказала я, понимая, что это было больнее, чем я могла предположить. — Отказ от способности видеть за углами — мелочь.

С кислым выражением она повернулась к Тренту.

— А чем ты жертвуешь ради нее? — спросила она насмешливо. — Любовь без жертв — это мусор. Она исчезает вместе с солнцем.

Подбородок Трента поднялся.

— Я утратил свой голос среди своих соплеменников, — ответил он, и я сделала вздох, встревоженная. — У меня могут отнять моих детей.

— Трент!

Его пальцы скользнули в мои.

— Мои деньги больше не могут купить молчание, как раньше. Меня будут преследовать, осуждать, презирать.

— Это нужно делать со всеми эльфами, — сказала Тритон, явно недовольная.

— Возможно, я окажусь в тюрьме, — закончил он, и я сжала его руку. Никогда. Этого не случится.

— Почему ты мне не сказал? — спросила я, но, когда я мысленно вернулась к выражению лица Квена, когда тот стоял в моей задней гостиной, я поняла, что должна была догадаться.

— И в довершение ко всему, я потерял пять поколений программы племенного разведения моего отца в Безвременье из-за демонов с поверхности, — закончил Трент с горечью. — У меня очень мало осталось.

Гнев Тритон исчез, уступив место поразительно тоскливому вздоху.

— Лошадь, — прошептала она. — Она прекрасна.

— Она жива? — уныние Трента прошло. — Рэйчел с этой последней лошадью я смогу восстановить… — Он помедлили, когда Тритон прочистила горло.

Трент с трудом сглотнул. Я посмотрела на них, видя ее желание, его нужду.

— Она твоя, — сказал он наконец, и Тритон засмеялась и захлопала в ладоши, как маленькая девочка, стуча посохом по земле.

С горящими глазами демоница подняла его вверх, беря меня за локоть и притягивая к себе.

— Позволь мне забрать их, — сказала она, ее слова были дыханием на моей руке, поскольку она прижимала ее к себе, — Они пойдут ко мне. Я изменю твою душу так, чтобы они никогда не смогли тебя найти. Но ты должна пообещать, что никогда не скажешь остальным о том, что у меня с Богиней намного больше общего чем, гм, это разумно.

Мое сердце заколотилось. Я снова ступила в это воду — доверяла демонам. Но когда я посмотрела мимо нее на Трента, стоящего в лунном свете, один город, вставший на борьбу, другой, утративший контроль и горящий, я решила, что это того стоит. Все это. Даже если оно должно закончиться завтра.

— Ты заставишь их отстать от Трента и меня? — спросила я, ее улыбка стала злой, и она кивнула.

— Я скажу им, что ты играешь с ним в любовь ради лекарства от нашего генетического ущерба, и оставишь его, как сломленную развалину, как только его получишь.

Они мне поверят. Ты уже на полпути к его разрушению.

Ал поймет, но он ничего не скажет. Мое сердце колотилось.

— Значит, договорились. Можешь забрать их, но я не хочу, чтобы они умирали. Никто из них.

Мистики во мне завопили. Я утешила их, хотя и чувствовала острую боль. Их не будет. Я буду невидима для них. Они будут как потерянные дети в ночи, но они будут живы.

— Это приемлемо, — сказала Тритон, глядя на нас. Мы вместе с Трентом кивнули. Я почувствовала себя странно, мои колени ослабли, и стоя перед ней с переплетенными руками, я ощутила между нами связь, которая была намного сильнее той, что могла подарить нам какая-нибудь церковь.

— Наверное, во время передачи тебе захочется быть без сознания, — добавила она, и Трент вскрикнул, когда ее посох развернулся, ударяя меня прямо между глаз.

И с резким болезненным ударом, мир благословенно исчез.

Лев рыкнул, словно прочищая горло, заставив меня вздрогнуть в прохладном утреннем воздухе. Рука Люси была немного влажной и липкой в моей, пока она тянула меня к ларьку с рожками мороженного, напевая бессмысленный ритм одновременно c резкими скачками, которые посылали покалывание дикой магии искриться между нами. Тритон прокляла мою душу так, чтобы мистики и Богиня не могли меня узнать, но я все еще чувствовала следы, оставленные ими. Линия была жива, но я не могла быть ее частью, разделять ее. Это было постоянным напоминанием того, что я потеряла — и от этого было больно, особенно ночью.

Возможно, поэтому Тритон была сумасшедшей.

Трент с Рэй были рядом со мной; более сдержанная девочка была сосредоточена на своих ковыляющих шагах. Это был редкий день для июля с идеальной погодой для зоопарка и ранним временем для того, чтобы девочки еще не начали капризничать.

Дженкс отправился куда-то на разведку, Джонатан был рядом с нами с пустой коляской, Айви и Нина стояли неподалеку, ища широкополую шляпу от солнца. Теперь, когда немертвые снова бодрствовали, Феликс опять оказался в железной хватке Кормеля. Это должно было принести облегчение, но разумность Феликса, вызванная мистиками, показывала признаки крушения. И об этом стоило задуматься.

Но сегодняшний день был слишком прекрасным, чтобы беспокоиться о немертвых, и я, прищурившись, посмотрела на небо, пока Люси подпрыгивала вверх и вниз, требуя голубое мороженное. Трент сел на корточки, ожидая, когда Рэй коснется красочной картинки, чтобы сказать, какое мороженное она хочет.

— Голубое, голубое, голубое, — кричала Люси, и его невозмутимое терпение вызвало мою улыбку.

— Хорошо, — сказал он, беря ее за руки и успокаивая. — Но никто не получит мороженное, пока Рэй не решит. Когда ты говоришь очень трудно сделать выбор. Дай ей время.

Крепко сжав веки, Люси приложила титаническое усилие, стараясь сохранить молчание, прелестная в своем белом платье и шляпке от солнца. Это длилось всего пять секунд, затем последовал взрыв: она широко распахнула глаза и начала перечислять Рэй цвета, пытаясь поторопить свою сестру.