Итачи промолчал, отворачиваясь. Разговор его не интересовал. Однако Изуна не спешил уходить, наоборот, сделал шаг вперед.

— Что, совсем нечего делать? Сочувствую. Я знаю, что это за дрянное ощущение бессилия, — он медленно прошел по комнате, встал перед Итачи, но отвернулся от него к решетчатому окну, щурясь на солнце, готовящееся к закату и окрасившее стены в красные и оранжевые тона. Изуна еще немного помолчал, безмолвно наблюдая за садом и закатом, словно чего-то ожидал. Итачи также ничего не говорил, но ему стало неожиданно спокойно в обществе другого человека.

Это было ужасное одиночество, и только в нем Итачи понял, как ему важно жить для брата, защищать его, по любви или без, не важно. Когда ничего внезапно не осталось, когда не стало дома, семьи, заданий, места, только то, что сохраняешь ему жизнь и судьбу, грело. Ведь это так приятно, чувствовать тепло, отданное на заботу о ком-то, что Итачи раньше не мог себе позволить — позволить думать о ком-то одном, позволить кому-то думать о себе — это же помогает жить и дышать.

— Изуна-сан?

— Да?

Итачи встал с татами.

— Можно мне погулять по вашему саду? Вы же знаете, что я не убегу. Все знают, что я не убегу.

Изуна, как будто только и ждавший этой просьбы, повернулся и внимательно посмотрел в темные глаза напротив.

— Да, я думаю, что можно. В моем присутствии.

Итачи кивнул.

— Мне это не так важно.

***

— Хочу тебе кое-что сказать или даже поговорить о нескольких важных вещах, — Изуна шел по широким плоским камням, ведущим к веранде дома; шел он медленно, засунув кисти рук в широкие рукава косодэ. Итачи, впервые настолько искренне наслаждаясь запахом улицы и чувствуя в себе вновь ожившие силы, брел за ним, смотря себе под ноги, утопающие в высокой траве.

— Ты хочешь пройтись или просто посидим? — Изуна покосился через плечо. Итачи в ответ только пожал плечами.

— Как вам удобнее.

— Тогда присядем, я не люблю говорить на ходу, — Итачи, поправив широкую и свободную одежду, сел на деревянный настил веранды и мимолетно поднял свой взгляд в небо, не задерживаясь на нем более пяти секунд.

Итачи сейчас, при свете заходящего яркого солнца, как никогда казалось, что Изуна слишком молодо выглядит для своего пожилого возраста. В его глазах еще не потух энергичный, расчетливый, жестокий, хладнокровный и амбициозный огонек, лицо его выглядело свежим, само его тело источало еще живую силу и уверенность пусть и без той самой юношеской искры, что давно угасла.

Итачи не знал, что пережил этот человек, какой прошел путь, но значит, было то, что помогло ему выжить вдали от жизни шиноби, но это что-то не было другим человеком. Неужели есть какой-то секрет в том, как не стать зависимым от смертного, который имеет такое же свойство умирать, как и сам Итачи? Если и есть, хотелось ли его узнать и освободиться от мыслей о брате, терзающих постоянно? Скорее, как запасной вариант, ведь использовать брата, жить им — это пользоваться его теплом, телом, чувствами, а Итачи считал, что раз сам не понимает себя до конца, то не имеет право пользоваться всем этим, что пусть и добровольно отдано ему.

— Итачи, ты знаешь, что я не должен выпускать тебя из комнаты до того момента, когда поступит приказ?

— Знаю.

— Надо ждать. Тебе остается только ждать. Тем более, я недаром отправил Саске так далеко. Пусть думают, что он покинул тебя, что у меня получилось это сделать, и мне интересно, во что это выльется.

— Зачем вам это?

— Не твое дело. Вернемся к другому. Я говорил, что здесь работает один из Корня АНБУ, давно работает, кто — я не могу выяснить, сколько бы ни пытался. А теперь, скажи, ты понимаешь, что ничего хорошего от Скрытого Листа ожидать в дальнейшем не стоит?

— К чему вы клоните?

Изуна пожал плечами.

— Пока ни к чему определенному. Просто будь осторожен. Не просто так они хотели, чтобы твой брат порвал с тобой все связи. Они придут за тобой, но ты должен раз и навсегда сделать свой выбор: Коноха или Саске. Вместе это не дано.

Итачи немного помолчал.

— Скажите, — внезапно прервал он тишину, — я сразу понял, что вы бывший шиноби. Что помогло вам выжить без этой жизни?

Изуна только усмехнулся.

Сад был небольшим, без роскошных цветущих и ароматных клумб, потому что гости тут не бывали, а девушки и женщины не имели в запасе столько времени, чтобы ухаживать за растениями. В нем росли уже давно отцветшие сливы и низкие кусты, разросшиеся по небольшому участку. Смотреть было не на что, только вот над головой раскинулось великолепное своими закатными красками небо, простирающееся высоко и далеко, что захватывало дух. Где-то пели девушки, смеясь и надувая бумажные фонарики воздухом изо рта, где-то кричали взрослые женщины, напоминая своим воспитанницам о том, что пора готовиться, где-то под легким ветром шуршали опавшие желтые листья; Итачи смотрел на Изуну, терпеливо ожидая ответа на своей вопрос.

А Изуна только пожал плечами.

— Я прожил долгую жизнь и пережил всех врагов. Я старше Третьего Хокаге, но по мне не скажешь, да? Наверное, вечная молодость — мое проклятье. Не знаю, как я привык к такой жизни, мы с Мадарой привыкали вместе. Я не говорил, что у меня был старший брат? Так вот, потом, когда я остался один, я продолжил жить так, как и с ним: улучшая условия своего существования, делая все, чтобы встать на ноги и выжить. Да, кстати, твой брат вернется уже завтра. Два дня назад они должны были пройти через перевал. Я могу задать тебе личный вопрос?

— Какой? — приподнял брови Итачи.

— Насколько сильно ты его любишь?

Итачи выдержал паузу, отводя взгляд в сад.

— Я не люблю Саске.

— Правда? — Изуна, казалось, не удивился. — Тогда я не понимаю, почему ты предал деревню?

— Не знаю, — просто и спокойно ответил Итачи.

Его ответ, пусть холодный, был искренним, Изуна не колебался перед тем, как поверил в его слова.

— Не спрашивайте у меня этого, не на все вопросы у меня готовы ответы, — продолжил Итачи, смотря вверх на небо, отражающееся в его темных глазах. — Я не знаю, почему не выбрал путь отца или своего лучшего друга, предпочтя их всех Саске. Я хотел иметь и одно, и другое, но сейчас я понимаю, что это было невозможно. Возможно, я всегда это знал. Я знал, да, но я все равно выбрал Саске и из-за нашей с ним неосторожности потерял жизнь шиноби. Выбирая, я что-то теряю, то, что мне особо дорого. Без чего именно я не смогу жить, мне трудно понять. Самое главное, что я знаю, почему жажду быть шиноби, что меня в этом привлекает, и не знаю, почему и для чего сейчас мне нужен Саске, когда я попробовал, чего хотел, и понял, что это. Ради чего и для чего — я тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос. Любовь — слишком громкое слово для меня, тем более, разве я кого-то любил, кроме Скрытого Листа — я его и продолжаю любить. Я привязан к Саске, он — мой брат, но…, но что бы там ни было, это страшнее любой любви.

— Ты интересный человек. Мне интересно в тебе все, — глаза Изуны были холодны, — начиная от того, что ты боишься признать свою никчемность как шиноби и полный провал в том, чему тебя учили, заканчивая отношениями с братом. Также я знаю, что такие, как ты, хорошо не кончат свою жизнь. Тебе стоит определиться с ней, определиться со своим выбором, выбрать между деревней и им, ведь…

— Изуна-сама!

Неджи, запыхавшись и задохнувшись в крике, остановился у веранды. Его волосы были распущены, тонкая лента, на концах перевязывающая их, то ли слетела, то ли ее просто не надели, но во всяком случае было видно, что Хьюга спешил. Он тонкими пальцами ухватился за опору крыши и едва склонил голову.

— Изуна-сама, к вам пришли.

— Да? — тот выпрямился, оборачиваясь к Итачи. — Иди к себе, довольно на сегодня. Тебя проводит Неджи.

Итачи точно не мог сказать, чем удивили его слова Учихи Изуны. С одной стороны, они задели его гордость и самолюбие, но, с другой, они во всем попали в точку. Итачи и сам знал, что он — ничтожество, и делает его таким его же несовершенство.