Он, несколько успокоив свои путанные мысли на рассвете и поднимая остальных, мысленно вновь вернулся к Итачи, настойчиво спрашивая самого себя: обижается ли брат из-за того, что с ним не попрощались? Если да, то это могло выглядеть забавно, Саске смешила эта мысль.

Они шли целый день, только один раз остановившись, чтобы набрать воду, вытащить из очередной ямы повозку и снова продолжить длинный и трудный путь. Солнце сегодня не палило, не заставляло путников изнемогать от жары, небо заволокли плотные серые тучи; Саске снял с головы растрепанную и прохудившуюся шляпу. Ощущая на своем лице легкий порыв холодного горного ветра, который креп и становился все более промозглым, чем выше они поднимались, Саске чувствовал себя свободным и раскованным, чего никогда не ощущал даже на миссиях на службе Конохе. Это было необычное ощущение. Река, видневшаяся вчера на дне ущелья, куда-то свернула, расходясь путями с повозкой, и теперь внизу между камней росла трава и кое-какие жидкие чахлые кусты.

Темнело, приближался вечер. Обхватывающие площадку со всех сторон горы не были скалистыми и безлесными как при первом дне пути, напротив, воины то и дело шли в тени деревьев, склоняющих дикие и разросшиеся ветви над головами путников.

Вокруг было тихо и спокойно, воины расслабились, громко болтая друг с другом и иногда подталкивая повозку, Саске лишь раз остановился, оглянувшись назад: чутье шиноби судорожно подсказывало ему, что что-то было не так в зарослях леса. То ли ощущалось неуловимое чужое присутствие, то ли просто ночь без сна и с глупыми мыслями сделала свое дело, ведь Саске сегодня держался из последних сил: он ужасно устал без сна подниматься целый день, взбираясь в гору на долгожданный перевал, после которого, возможно, их даже и встретят сегодня, отпуская домой. Приняв вспыхнувшую интуитивную опаску за разыгравшееся от усталости воображение, Саске все так же, но уже с заметной тяжестью в движениях болевших ног и с тяжелой головой продолжил подниматься вверх, следуя за повозкой.

Однако все равно пришлось остановиться: лошадь на что-то напоролась и не могла идти дальше. Пока все собрались, чтобы попытаться помочь кобыле, Саске, не горя желанием лезть в это дело и желая побыть немного наедине собой, чтобы собрать последние силы, подошел к краю ущелья и заглянул вниз.

Оно все так же, несмотря на каждодневный подъем, не было глубоким и бездонным, как горные пропасти, а в густых сумерках казалось, что ущелье затягивается синим туманом. Внизу разливалась мертвая тишина, солнце давно за тучами село за горизонт, и воздух накрывал все пологом вязкой темноты. Саске инстинктивно напрягся, не без любопытства заглядывая все ниже: пусть казалось, что не так уж и глубоко, но шаг — и мимолетный полет вниз. Что там, в этой неглубокой яме? Жизнь или смерть на острых камнях, рассыпанных в низкой траве?

Саске вглядывался все больше, как будто завороженный наблюдал за синим туманом внизу.

Внезапно он, отчего-то нахмурившись, медленно встал на колени и нагнулся ниже, как будто пытаясь что-то разглядеть: ему показалось, что что-то мелькнуло внизу, чья-то тень, там, у самого подножья скалы.

Дикое животное? Вполне возможно, что это мог быть даже медведь, но в разуме, полностью пробудившимся инстинктами шиноби, стукнуло лишь одно слово: «Враг». Прежнее неприятное ощущение чужого присутствия вернулось, но в этот раз уже серьезно тревожа Саске.

К нему вернулось чуткое чувство опасности и осторожности. Саске, оперевшись руками о край площадки, вытянул ногу вперед, проверяя, так ли крепок видневшийся внизу на склоне небольшой выступ, как кажется. Ведь можно тогда спуститься вниз и узнать, стоит ли волноваться напрасно.

Сзади люди все еще возились с лошадью, мысль о том, чтобы ненадолго отлучиться, серьезно начала одолевать Саске; он хотел было крикнуть, что спустится вниз и сейчас же вернется, как не успел сказать ни слова: сзади раздались оглушительный шум и крик.

Саске, инстинктивно быстро хватаясь за пояс и не найдя там оружия, с досадой раздраженно стиснул зубы и нахмурил тонкие брови, резко обернулся и буквально успел лишь откатиться в сторону, сразу вскакивая на ноги, как в то место, где он стоял несколько секунд назад, воткнулась горящая стрела.

Саске видел, как извозчик, трусливо закрыв голову руками и бросив от себя все поводья, с криком бросился куда-то в лес; воины, мгновенно оставив бьющуюся в огне и придавленную повозкой лошадь, отбежали от коляски, пылающей от стрел. Служанка успела выскочить с Якумо, и они все вместе осиротелой кучкой стояли, прижавшись друг к другу; воины, достав копья и луки, пытались защитить свою госпожу и напряженно вглядывались в темноту леса. Но там было так же тихо, как и раньше, и никто ничего не видел, лишь сердца как будто замирали от страха.

— Я вижу.

Семь пар глаз безотрывно следили, как Саске смело и со знанием дела, искривив губы ухмылкой, шагнул вперед, ближе к опасному лесу, доставая свои лук и острые стрелы. Он терпеть не мог это оружие, но выбора у него не было, да и в этой ситуации оно было действительно кстати. Натянув тугую тетиву и прищурившись, он снова громко повторил:

— Я вас вижу.

Саске видел мелькнувшую тень, он точно знал, что враг еще там, в зарослях густых и диких деревьев.

Стрела, пущенная сильной рукой, рассекла воздух, быстро, мгновенно и едва ли не со свистом и с шорохом скрылась между деревьями, затихая там. Саске нахмурился, продолжая вглядываться вперед: попал он или нет, сказать точно не мог, ведь не раздалось ни стона, ни глухого удара о ствол дерева.

Засаду устраивать смысла не было, как и открытый бой сейчас, когда враги прячутся, а положение у Саске не слишком невыгодное: он уязвимо стоял на открытой местности, точно не зная, где могли находиться противники. Снова доставая стрелу, чтобы выстрелить наобум лишь в предположительно верное место, так и не отводя взгляда от леса, он снова натянул тетиву, как в ветках что-то зашуршало: легкий звон, но стрела Саске полетела слишком поздно. А вот несколько кунаев, удивительно быстро вылетев из засады в лесу, изумительно метко попали в двух воинов. Раздались ожидаемые от вида крови женские крики, и Саске не помнил, что было дальше: он, ощущая азарт схватки, рванул вперед.

Им вовсе не управляло желание защитить или помочь ближним, над которыми повисла серьезная угроза гибели, тело, как только почувствовало знакомый запах сражения и опасности, само начало двигаться, вспоминая каждое движение. Он точно помнил, что вбежал в лес, успел заметить пару теней, успел почувствовать боль в районе плеча, и, подняв ранивший его кунай, Саске в этот момент, когда его руки обагрились своей же кровью, вовсе почувствовал себя в своей тарелке: не долго думая, он ловко скользнул за дерево, уклоняясь от ударов.

Сколько их, соперников, было, сказать Саске не мог: в темноте было невыносимо трудно, почти нереально сталкиваться, хорошо, что ночь еще не совсем опустилась, а скорее был поздний вечер, когда потускневшее и затянутое тучами небо еще ярко белело над головами. Уже вовсю скрипели сверчки и шуршали по лесной подстилке мелкие ночные животные; Саске, заметив, как несколько теней метнулись к ущелью, хотел было кинуться за ними, как его остановили, едва ли не попав в грудь острым клинком меча. Саске едва ли успел развернуться, пригнувшись, когда понял: он остался один на один с противником. Увы, остальных пришлось оставлять без помощи, хотя в момент собственной опасности Саске даже и не подумал о ком-то еще, и оставалось надеяться лишь на воинов. Но сейчас его волновал человек, чья тень скользила между деревьями, нападая с шорохом ног по земле.

Саске кунаем, который был довольно неудобным и плохо лежал в руке, отражал удары, пригибался и подпрыгивал, отклонялся и вырывался в сторону, позволяя лезвию разрезать воздух. Сам он пока не нападал, пытаясь разглядеть противника, понять тактику его борьбы и основные приемы, используя это против него же.

Враг часто взмахивал катаной, пытаясь ударить сверху, прорубив плечо или даже шею, в то время как о защите ног и тела, казалось, даже не задумывался. Его правая рука была развита сильнее, нежели левая, потому что последнюю он пытался не задействовать. Саске, в очередной раз отходя назад, усмехнулся: противник был слишком недостойным, чтобы продолжать дальше прощупывать его. Таких в Конохе не брали в шиноби, тогда как другие его напарники, метнувшие с такой четкостью в темноте кунаи, заставляли Саске серьезно задуматься о том, с кем ему предстояло встретиться.