«Брат, — Саске в который раз зябко поежился, выглядывая из-под мокрого капюшона и вздрагивая от холода, — где ты? Во что превратил тебя этот человек по имени Учиха Итачи?»

Он мысленно обещал себе, что все выслушает и, может быть, даже не тронет пальцем, хотя как знать, почти насильно в голове всплывали воспоминания теплых материнских рук, ее забота, улыбка, надежда на то, что когда-нибудь он поблагодарит ее и отплатит отцу за все, что тот ради них сделал.

Но, увы, все, что оставалось сейчас Саске, это горько усмехнуться своим воспоминаниям и мыслям.

Итачи в который раз сломал и забрал все.

Как будто назло, специально придумал все это, с самого начала, с самого рождения месть непонятно за что. Даже если Сай говорил правду об убийстве Учиха, чего не могло быть, все равно Саске уже сомневался, что его не использовали.

Он с самого начала чувствовал неладное, но как наивный ребенок верил, он всегда верил Итачи и его призрачному «другому разу».

Саске изо всех прижал ладонь к корявой коре сырого дерева, поднимая голову вверх.

Капли воды упали на нос.

Итачи ответит, за все ответит сполна, за каждое слово. Сначала за родителей, Саске напомнит ему все. Потом за себя.

Даже если он пытается сбежать, все равно Саске готов был его найти где угодно, ему нечего было терять, у него больше ничего не осталось.

Он потерял все, вернее, добровольно отдал, но кто был в этом виноват? Конечно, он думал, если его будет окружать Итачи, ему всегда и везде будет хорошо и тепло, ему ничего не будет нужно, ничего иного — ложь.

Глупо.

«Ненавижу!» — Саске прикусил губу, сминая пальцами твердую кору дерева.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Если бы Боги знали, как сильна моя ненависть.

Но самое страшное было то, что даже после всего этого он сильно сомневался, ненависть ли это?

Обида, да. Злость, несомненно. Но уже не ненависть.

Глупо. Сотни раз глупо.

«Ненавижу».

Никакие уговоры о том, что брат жестоко и безжалостно убил их же родителей, на самом деле не помогали, повторять это про себя — бесполезный фарс. Сомнения были вовсе не из-за слов Сая. Саске всегда, даже в тот момент, когда покинул Коноху, не мог найти места от беспокойства, которое металось в нем и днем, и ночью, глубоко в душе создавая смутное предчувствие того, что тех, о ком думаешь и кем дорожишь, уже давно нет на свете. Сказать проще, Саске был в какой-то степени готов к смерти родителей, просто так Коноха бы не отдала на казнь другого преступника.

Конечно, Скрытый Лист во всем виноват. Если бы не он, если бы не он…

Тем не менее, Итачи после всего бросил. Да-да, просто бросил, даже от этого, от осознания того, что родители умерли сами, а не от его руки, совсем не становилось легче. Тем более, тем более, у Саске оставался единственный в мире человек, которому он мог доверять, которого мог любить, о котором мог заботиться, так же охранять. Однако Итачи посмел отнять и эту возможность быть со своей семьей.

За это, пожалуй, можно было убить. Саске не мог смириться с уязвленными доверием и преданностью.

В итоге, не в силах больше стоять тут, промокая насквозь, но и не горя желанием возвращаться к своим спутникам, Саске медленно пошел по дороге, спускаясь с холма на восточную окраину города.

Он не смотрел на серое небо, не злился на дождь, мрачно прячась под капюшоном. Все, что стучало в его голове и сводило своим навязчивым стуком с ума, — слово «ненавижу».

***

Все оказалось ровно так, как Сай и думал.

Он стоял перед небольшим домом, бывшей гостиницей, которая теперь была продана. Она была старой, сырой, пропахшей гнилым и ветхим деревом, но еще крепкой. Ее стены, потемневшие от дождя, скучно и тоскливо чернели в сумерках наступающей ночи, второй этаж почти не было видно из-за стены бесконечного и оглушающего своим грохотом ливня.

Дом был продан Скрытому Листу.

Сай, закрыв лицо капюшоном, какое-то время стоял перед бывшим роскошным парадным входом с открытыми настежь седзи. Деревянные доски, служившие крыльцом, не спасали от дождя: в щели и трещины разбухшей и прогнившей древесины просачивалась вода, мелкими каплями стуча о порог, в углублении которого стояла мелкая мутная лужица.

В коридоре было темно, свет не горел даже в окнах второго этажа. Скорее всего, огонь не удавалось развести из-за дождя и сырости. Сай, чья одежда промокла насквозь, убрал со лба прилипшую мокрую челку и немного стряхнул свой отяжелевший от ливня плащ, по которому стекала вода, разбрызгиваясь по комнате.

Дом ответил глухим эхо на острожный шаг и спокойный голос:

— Кто-нибудь есть?

Слоги, потонув в темноте и тишине, растворились в оглушительном шуме ливня. Сай, толком не видя, куда ему идти, так и остался стоять на пороге, разуваясь.

Пол оказался влажным из-за раскрытых настежь седзи и неприятно холодным. К босым ступням, едва те ступили на татами, тут же прилипла грязь с улицы и забилась между пальцами.

Сай тут был впервые. Его брат, не раз бывавший в этом доме по заданиям, рассказывал о том, как здесь неуютно и гадко, особенно в сезон дождей. Сай как никогда прежде был согласен с Шином. Казалось, это был мертвый, обветшалый дом стариков-покойников, покинутый новыми жильцами из-за опасения того, что крыша вот-вот рухнет, не выдержав обилия влаги. Но нет, у порога все же стояла чья-то пара обуви, стало быть, Корень АНБУ до сих пор не покинул это здание; Отафуку был тем городом, где постоянно приходилось перехватывать преступников из Страны Земли. Темнота и тишина сперва сбивали с толку, первый этаж не был жилым, поскольку вся мебель, которая скудным количеством, состоящим из двух чайных столиков, темнела в темноте, была покрыта толстым слоем пыли и грязи; кое-какие мелкие вещи, вроде чайников и шкатулок для пряжи, свалили в кучу и накрыли пожелтевшими белыми полотнами ткани.

Сай прошел из проходной на кухню, но и там вокруг заброшенного в пепле очага было пусто. Постояв немного на пороге, он не нашел ничего лучшего, как найти лестницу на второй этаж.

Найти ее оказалось не так трудно, как подняться по ней. При первом шаге на нижнюю ступень та зашаталась и заскрипела подобно скрежету несмазанной телеги, что Сай так и застыл, сомневаясь в том, что на втором этаже кто-то есть, учитывая состояние порогов. Но не успел он снова отступить, как наверху послышался глухой шум; Сай инстинктивно сунул руку под плащ, крепко обхватывая рукоятку своего верного меча.

Половицы на верхнем этаже заскрипели, показалась чья-то фигура в длинном одеянии. Сай и незнакомец молчали, выжидая неопределенного момента, но чувство опасности все равно не покидало первого; он продолжал крепко держать меч, косясь по сторонам: возможно, на первом этаже все же кто-то был, притаившись и выжидая.

— Кто здесь? Ты, Тераи? — наконец подал голос незнакомец.

Сай тут же отпустил меч.

— Фу-сан, это я, Сай.

— Ты? — в голосе проскользнуло удивление. После непродолжительного молчания Фу (1) коротко и уже сухо добавил: — Поднимайся.

Лестница ужасно скрипела, и в порядке вещей было запаниковать и засомневаться, особенно после того, как в темноте Сай оступился на высоком гнилом пороге, скользнув ногой вниз и чуть не упав. Перила, однако, были удивительно крепкими и твердыми, что вселяло некую уверенность. Преодолев это небольшое расстояние, Сай, коротко поклонившись, встал перед Фу и улыбнулся ему очередной фальшивой улыбкой:

— Добрый вечер, сенпай.

— Надо же, какая встреча и где. Что ты тут делаешь? Шимура-сама тебя прислал? — Фу прошел, даже не поздоровавшись, по коридору и зашел в одну из комнат, которую освещала маленькая свеча, горевшая на полу. Сай быстро снял плащ, дрожа от холода и сырости, но не без любопытства оглядывая место, где жил его бывший наставник.

Шимура ценил Фу, сейчас переминающегося от холода с ноги на ногу и отводившего пряди рыжих волос за уши, и давал ему самые трудные и ответственные задания в организации. Этот человек славился в Корне АНБУ тем, что ни разу не проваливал миссии, в этом ему не было равных.