========== Глава 27: Здесь живут призраки (POV Пит) ==========

В четыре пополудни я наконец закрыл пекарню. Мы распродали все до последней крошки. Нам с Астером даже пришлось дважды делать дополнительную закладку хлеба в печь, прежде чем вывесить табличку „Закрыто“. А так так, по словам Хеймитча, подготовительная команда, которая должна была „вылизать“ нас перед интервью, прибывала к шести вечера, я поспешил прибраться в помещении. Ментор, хоть и остался здесь торчать, помогать мне явно не собирался.

— Здесь и для тебя хватит работы, между прочим, — заметил я, когда он развалился на одном из стульев в нашем кафе, сделав очередной глоток из своей фляжки.

— Ух, ну ты тут так споро машешь метлой, что я не посмею путаться у тебя под ногами, — возразил Хеймитч. — И я уже здорово утомился.

Я выпрямился и взглянул на него с недоверием.

— Когда ты успел-то? Пока спускался с холма? Вниз? Да ты мог бы просто лечь и покатиться с него прямо от своего порога, колбаской!

Хеймитч усмехнулся и еще разок хлебнул.

— Ну, это было бы позорно для меня, не правда ли?

Я замотал головой. Не говорить же ему, что напиваться в стельку каждый божий день не менее позорно.

— Слушай, — сказал он совершенно другим тоном. — Как мы и говорили, тебе следует провести их по пекарне, пусть они увидят, что вы здесь сотворили буквально из ничего. Потом они будут брать интервью в магазине. Но им ни в коем случае не нужно ходить наверх. Усек? Я уже пробежался по списку вопросов. Это займет от силы час, максимум.

Я лишь кивнул и почувствовал, что эйфории этого дня как не бывало.

— Не важно, сколько это займет, главное, чтобы они убрались восвояси, когда закончат, — выдал я в сердцах.

— Ага, — вздохнул Хеймитч. — А то мне совсем не нравится, как я смотрюсь в кадре, — он мрачно ухмыльнулся про себя. А я припомнил, как он виртуозно скатился со сцены в день, когда меня вызвали на Жатве. Интересно, думал я, напоминает ли ему происходящее сегодня то, как он менторствовал на Играх, и что вспоминается ему самому.

— Пойдем наверх. Мне нужно подготовиться, — сказал я, и мое приподнятое настроение растаяло как дым от одной мысли, что мы вновь предстанем перед капитолийскими камерами. Хеймитч промолчал, а я похромал в кухню и дважды перепроверил, погас ли огонь в печи. Еще отец приучил и меня, и всех, кто работал в последнюю дневную смену, параноидально проверять и перепроверять это дело, прежде чем отправиться наверх. И даже после этого он еще разок спускался перед сном, чтобы проверить печи. История о непогашенном еще во времена моей прапрабабушки огне, который стоил пекарю и его домочадцам жизни, передавалась в нашей семье из поколения в поколение. И от одной мысли о том, что все, что мы с Китнисс вместе построили, может по недосмотру сгореть синим пламенем, наполняла меня ужасом еще более древним, чем эти страшные сказки.

Когда мы заявились на кухню, там было пусто — не считая горячего мясного рагу на столе, так что мы с Хеймитчем быстро и молча заработали челюстями. Больше всего я хотел убедиться, что с Китнисс все в порядке. Она так хорошо справлялась сегодня со всем в пекарне. И хотя общение с людьми никогда не было ее сильной стороной, она не стала избегать и этого фронта работы. Сколько бы мы ни прожили вместе, я все равно не мог пока поверить в свою невероятную удачу — каждый день засыпать и просыпаться рядом с ней. Я мог бы пережить и это интервью, и тысячу других пакостей, лишь бы все так и оставалось, лишь бы она все еще была со мной.

Эта мысль заставила меня поспешно встать из-за стола и отправиться на ее поиски, даже не убрав грязные тарелки. Глупо было надеяться, что посудой займется Хеймитч, но сейчас мне было на это наплевать. Китнисс обнаружилась в спальне: на ней был длинный теплый свитер и леггинсы, то, и другое очень шло к ее стройной фигурке. Свитер был темно-бордовым — он прибыл по моему заказу из Капитолия — и я был поражен тем, как выгодно сочетался этот глубокий цвет с ее смуглой кожей, как он подчеркивал вернувшийся к ней румянец. Заново заплетенная тугая темная коса дополняла её образ. Увидев меня, она улыбнулась и призывно мне махнула, желая, чтобы я подошел. И я к ней похромал — натертая культя и правда давала о себе знать после целого дня на ногах. Взяв Китнисс за руку я ощутил прохладное прикосновение жемчужины на помолвочном кольце, которое украшало ее безымянный палец. Она сильно сжала мне руку и, быстро оглядев меня, нахмурилась.

— Сильно болит нога? — спросила она резко.

— Не очень, — солгал я.

— Ясно. Я наберу ванну, — и она встала.

Я замотал головой.

— Нет времени, Китнисс. Они вот-вот будут здесь.

— Ну, они могут и подождать. Наберу ванну.

Я сдался и пошел за ней в ванную комнату, а она выкрутила краны. И лишь раздевшись я наконец почувствовал эффект от подъема в три утра, и под шум воды начал клевать носом. Потом я с блаженным стоном опустился в теплую воду, отстегнув предварительно протез и передав его Китнисс. Вода расслабляла мои напряженные мышцы. Китнисс же, собрав мою одежду, ненадолго вышла и вернулась уже с небольшим кувшином.

— И для чего это? — спросил я, не в силах подавить зевоту.

— Помою тебе голову, — сказала она, пододвигая табуретку поближе к изголовью ванной.

Я улыбнулся про себя.

— Хочешь меня начисто избаловать?

— Возможно, — они присела, и пригладила мои волосы, прежде чем намочить их под струей из кувшина. — Это меня успокаивает, — она замолчала и принялась сосредоточенно меня намыливать. Я точно знал, какие именно мысли бродят в ее голове, отчего она так напряжена. Сегодня мы об этом вообще не говорили — были слишком заняты, но еще и потому, что никто из нас не желал об этом думать. Когда же я помылся, она неспешно принялась вытирать мне голову полотенцем, как ребенку. Она не поскупилась, намазывая мой обрубок кремом, и принялась его массировать, после чего он стал ныть уже заметно меньше. В обычное время такой массаж стал бы для меня мощным эротическим переживанием, но сейчас, когда мы оба ужасно нервничали, было, увы, не до того.

Она молча протянула мне протез, и хотела помочь облачиться в то, что она для меня выбрала по такому случаю. Я же просто наблюдал, как она мелькает по всей комнате, бормоча себе что-то под нос. И хотя ее внимание и участие к своей персоне я находил просто очаровательными, когда она попыталась меня одеть, я лишь потянул ее за руку и усадил рядом с собой на кровать. Оттого, что ей приходилось держать себя в руках, она вся вибрировала, как стрела, только что попавшая в мишень. Скользнув пальцами вдоль ее темной косы, я поднял ее лицо, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Хочешь об этом поговорить?

Она же глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Она покачала головой, нервно теребя оборку покрывала, а потом вдруг заговорила:

— Я… как будто все возвращается на круги своя, понимаешь? Тринадцатый, Капитолий… — она судорожно набрала в легкие воздуха. — Прим, — она огляделась, как будто бы искала что-то на стенах нашей комнаты. — Камеры, толпа, — ее взгляд упал на руки. — Ложь. Так много лжи, чтобы просто жить дальше. Они снова пытаются заставить нас лгать, и меня уже тошнит от этого.

Её слова застали меня врасплох.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил я, вновь схватив ее за руку.

— Они берут это интервью, чтобы показать, что с нами все в порядке. Что все у нас отлично. Но с нами далеко не все в порядке. Со мной не все в порядке. И я не желаю лгать на этот счет, — ее голос упал.

Мне показалось, что меня в живот ткнули огромной глыбой льда, и старый страх, который так часто терзал меня раньше в присутствии Китнисс, вновь поднял голову.

— Тебе со мной плохо? — спросил я, чувствуя, что в этом вопросе невольно прозвучало раздражение, даже обида, но, видимо, уязвленная частичка меня, которой много месяцев пришлось издалека наблюдать за Китнисс после наших первых Игр, пока она меня игнорировала, теперь уже навсегда останется при мне.