Я лишь кивнула, у меня стеснило грудь. И хоть я не очень верила в существование судьбы, фатума, но в этот миг я чувствовала, как что-то в тонком мире вокруг нас вибрирует, и я сама задрожала в предвкушении того, что нечто сейчас вот-вот случится.

— Никто не думал, что мы с тобою здесь окажемся, — продолжил он. — Удача была явно не на нашей стороне, — он снова сделал большой глоток воздуха. — Ничто не предвещало, что мы будем счастливы. Но, несмотря на это, вот, мы здесь.

В уголках глаз у меня закипали слезы, и я отозвалась эхом:

— Да, мы здесь.

— Ты как, чувствуешь себя храброй? — улыбнулся он мне.

Я обхватила его покрепче.

— Да я никогда в жизни не чувствовала себя храброй.

— Но ты на самом деле храбрая, самая храбрая девушка на свете, — он меня поцеловал. — Самая сильная, нежная, благородная, какая мне встречалась, и я хочу быть с тобой все время до конца моих дней. Не обязательно это делать сейчас, назавтра или даже на будущий год… — он оставлял эту дверь, запасной выход, для меня приоткрытой.

Я энергично кивнула, слезы уже беспрепятственно бежали по лицу, но прерывать его не спешила. Пусть он это скажет, Китнисс.

Он взял меня за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. Я чувствовала, как он дрожит, набирая в легкие воздуха.

— Выходи за меня, Китнисс. Будь моей женой, — в его взгляде читался столь неприкрытый страх, что я скажу «нет», столь откровенная уязвимость, что у меня упало сердце. Я могла бы истерзать его своим страхом перед замужеством, свою неуверенностью. И даже отвергни я его, он все равно стал бы меня ждать, знаю, стал бы, несмотря на страшную боль от моего отказа. Но цветное полотно света и музыки, история нашей жизни сегодня могла быть написана и по-другому.

— Взять твою фамилию? — спросила я.

— Да, — он был озадачен, но усмехнулся. — Взять мою фамилию.

— Китнисс Мелларк? — я пробовала имя на вкус как множество капель горячего шоколада.

— Китнисс Мелларк, — прошептал он благоговейно.

— Ладно, — прошептала я в ответ.

— Ладно? — он смотрел на меня сверху вниз с недоверием, но оно испарилось, стоило ему увидеть мою улыбку.

— Ладно, Пит. Я выйду за тебя. Возьму твою фамилию. И буду с тобой все время до конца моей жизни. Я в любом случае планировала это сделать, — я взвизгнула, когда он вдруг опрокинул меня на кровать, толком не дав мне закончить, вжал меня в матрас и принялся бесконечно целовать.

— Я заготовил целую речь, — и его голос, когда он это сказал, сорвался. — Я был уверен, ты так просто мне не дашься, — он разом и смеялся и всхлипывал, в его голубых глазах стояли слезы — волнения, радости, вперемешку. Видя, что с ним творится, я и сама не могла сдержать потока слез, они так и бежали по лицу, капали на постель, мешаясь с его слезами, пока он покрывал мое лицо поцелуями. Мы были спутанным шумным клубком всхлипов, поцелуев и смеха.

И я вдруг поняла, что же пытался сказать мне Финник, что означают и невероятная радость на той картине Пита, и буйный калейдоскоп красок на подаренном Эффи платке, и свежесть вечера, проведенного в дружеской компании, и моя беспредельная любовь к этому мальчику, который явился однажды в дождь, чтобы дать мне жизнь.

Мой весенний одуванчик. Обещание, что жизнь продолжается, что снова все будет хорошо.

Именно так. Это счастье было нам открыто, если у нас достанет храбрости шагнуть ему навстречу. Демоны еще могли до нас добраться — через поток нахлынувших воспоминаний, кошмары, приступы скорби. Но мы были вместе и могли с ними бороться, ведь нам доводилось противостоять жестоким обстоятельствам и прежде.

Все это были знаки, случайные ли, или намеренно мне ниспосланные некой высшей силой, которая плетет нить нашей жизни. Но не брать то хорошее, что предлагает жизнь, по доброй ли воле или против нее, было бы лишь актом трусости. Я чувствовала, как что-то, некая парализующая сила, пытается потянуть меня назад, но мысленно оттолкнула ее щупальца. Я не боюсь. Не сегодня.

Мысленно поблагодарив Финника, я взяла лицо Пита в ладони и поцеловала.

— Я солгала. Чувствую себя ужасно храброй.

__________________________________________________________

*Стихотворение П. Неруды в эпиграфе приведено на английском. Перевод с оригинального, испанского М. Алигер, 1977. Полный текст стихотворения на русском здесь http://www.litmir.co/br/? b=86489

** Шпатлевать и красить — Прошу прощения за автора и ее ляпы! Она явно не знакома с последовательностью ремонтных работ. Кто же устанавливает мебель и оборудование до того, как закончится отделка? Это же потом все отмывать, если вообще удастся это сделать! Эх, американцы. Общество потребления…

*** Сахарные мишки, в оригинале Bear claws (медвежьи когти) — традиционная датская выпечка, миндальные печенья, перекочевавшая в США в 1920-х годах. Имеют форму неправильного полукруга или прямоугольника с зазубренными краями с одной стороны, оттого и получили свое название. В них добавляют миндальную пасту, иногда изюм. https://en.wikipedia.org/wiki/Bear_claw_ (pastry)

Комментарий к Глава 23: Возможности и обстоятельства. Часть 2

Комментарий переводчика: Относительно названия пекарни. Мне в этой связие вспомнился разговор персонажей в другом фике из моего профиля https://ficbook.net/readfic/3461062 “А как насчет Эверларк?” :)

========== Глава 24: Оглашение ==========

— Мы опять опоздаем! — фыркнула я раздраженно, быстро выскакивая из душа и второпях одеваясь. Пит же являл собою полную мне противоположность и двигался нарочито медленно. Больше всего я ненавидела опаздывать, так же как терпеть не могла, когда меня заставляли ждать. Обычно Пит был столь же пунктуален, как и я, если не больше, и то, как он сейчас копался, вдвойне бесило.

— Пит! — выпалила я.

— Какая. Ерунда, — пожал он плечами, не расставаясь с широченной улыбкой на лице, и крайне неспешно натягивая на себя одежду.

— Что значит “ерунда”? Они доставят плитку в девять, и, вероятно, этой плитки мы заказали мало, ее может не хватить на второй этаж…

— Да, так-то оно так, — отозвался он нараспев.

— Но, даже если ее хватит, им там никто не отопрет, когда они приедут…

— Тогда им придется подождать, — сказал Пит. Он едва сдерживал смех, наблюдая, как я дергаюсь и нервно ерзаю на месте, сидя у зеркала. Я ожесточенно сражалась со своими волосами с помощью щетки, когда он подошел ко мне сзади и принялся растирать мне спину. — Успокойся. Тебя так удар хватит, — он снова ухмыльнулся, глядя на меня, забрал щетку и сам заплел мне волосы.

Но мне было трудно успокоиться, даже от этих его прикосновений, которые всегда — и он это прекрасно знал — превращали меня в мягкое масло в его руках. Я ведь согласилась выйти за него, ради всего святого! А меня так и подбрасывало от смеси страха, тревоги и волнения, которая во мне бурлила. Вроде бы вокруг ничего с прошлой ночи не изменилось — я была все той же Китнисс, он все тем же Питом —, но теперь между нами была особая, новая связь, и мое спутанное сознание пыталось одновременно и функционировать, и переварить это новое положение вещей.

Будто прочитав мои мысли, Пит поднес губы к самому моему уху.

— Ты понимаешь, что теперь ты моя невеста, — прошептал он, обнимая меня сзади.

Я вздрогнула от вдруг охватившего меня ужаса, в душе уповая на то, что он примет эту дрожь за проявление страсти. Меньше всего мне хотелось его разочаровывать. Сейчас он был таким, как будто даже если весь мир вокруг рухнет, он все еще останется стоять посреди обломков с этой вот «его дурацкой сияющей улыбкой», как зовет её Хеймитч. Пит был на седьмом небе от счастья. Едва не лопался от гордости. Меня же здорово мутило, и вряд ли я смогла бы сейчас что-нибудь съесть. Ночью, в нашей постели, согласие выйти за него замуж показалась мне единственно верным решением — таким оно все еще и оставалось. Я любила его и не хотела с ним разлучаться. Брак для людей, которые и так уже живут вместе, был следующим логичным шагом. Но при свете дня я вдруг почувствовала, что этот сдвиг в наших отношениях влечет за собой кучу других, не столь приятных, мелочей, к тому же огласку и нежелательное внимание. Меня все вполне устраивало в той жизни, которую мы вели, и мне совершенно не хотелось никого туда впускать, даже для того, чтобы эти люди пожелали нам счастья.