— Это значит, что и ты теперь мой жених, — улыбнулась я в ответ, пытаясь поймать за хвост ту ускользающую радость, что владела мной прошлой ночью, и отогнать свой страх. Его сияющая улыбка так и зацвела у него на лице, глаза так и заблестели.

— Верно подмечено, — усмехнулся он, потянувшись, чтобы взять меня за руку. — Теперь ты можешь ходить с вытянутой вперед рукой, чтобы все видели кольцо, — он засмеялся, зная наверняка, что я буду последней девушкой на свете, которая станет так делать.

После того, как он сделал мне предложение, а я его приняла (и перерыва на омытые слезами, лихорадочные объятия со всеми вытекающими), он достал черную корочку и робко протянул ее мне. Как же отличалось это предложение от того, что он делал когда-то перед капитолийскими зрителями, разодетый в пух и прах, стоя на одном колене. Теперь же мы были голые, с припухшими от слез и поцелуев лицами, сытые после вдохновенных занятий любовью, и, закутавшись в одеяла, мы нависали над этой бархатной коробочкой. Когда я ее открыла, я обнаружила, что он поместил ту самую свою серую жемчужину в оправу белого золота. Я была потрясена его красотой, но, в конце концов, меня опять до слез, до всхлипов и рыданий от всплеска чувств, довела надпись на внутренней стороне ободка: «К.и П. Всегда». Может, это и стоило снимать на камеру, но это был один из самых прекрасных моментов моей жизни.

И при мысли о том, что люди будут разглядывать кольцо на моем пальце, нашу жемчужину, мне захотелось забраться на самое высокое дерево и прятаться там до морковкина заговения. Жемчужина все еще была для меня ощутимой частицей Пита, которая сопровождала меня даже в самые темные дни в Тринадцатом. У меня дико застучало сердце, сбилось дыхание. Я сжала руку в кулак, накрыв кольцо другой рукой, будто уже скрывая его от любопытных рук, которые хотели его коснуться. Для меня это было отнюдь не просто украшение.

Я потянула его за руку - мол, мы торопимся — вниз по лестнице, на улицу в сторону пекарни, но у Пита явно были свои планы на сей счет. И он потащил меня к дому Хеймитча.

— Мне нужно кое-кому сказать, — сказал он вызывающе радостно. Он даже не потрудился оповестить о своем приходе стуком в дверь, просто поплыл внутрь, как большой линкор, а я все пыталась не потонуть в его кильватере. Хеймитч, восседавший за столом, поднял на нас глаза и сказал спокойно.

— Доброго вам утречка и спасибо, что постучались. Однажды вы ко мне ворветесь, а я буду тут с какой-нибудь девчонкой зависать. Тогда и посмотрим, будете ли вы вот так скалиться, — проворчал он.

Даже в моем нынешнем состоянии, представив себе Хеймитча с женщиной, я выдавила:

— Да уж, ты прав. Мы с ходу примемся блевать.

Пит от души рассмеялся, а Хеймитч смерил меня недобрым взглядом. Он уже совсем было готов ответить мне очередной колкостью, но Пит сбил его, выпалив:

— Мы обручились, старый ты пердун!

Вид шокированного Хеймитча стоил того смущения, которое я испытала от подобного объявления, и я ухмыльнулась, хотя и была вся на иголках. Однако он довольно быстро пришел в себя — все-таки это был Хеймитч — и его лицо приняло столь знакомое саркастическое выражение.

— Каким макаром, черт возьми, у тебя вышло ее уломать? Ты что, ей заплатил?

Пит замотал головой.

— Не-а. Просто старые добрые мольбы, — я игриво шлепнула его, когда он, обхватив меня за талию, смачно поцеловал меня в щечку.

— Я удивлен, что она сейчас не сидит на дереве, не стреляет по зверью или типа того. Впечатляет, малыш, — он посмотрел на нас с искренней улыбкой. У меня от этого скрутило желудок. Если бы он только знал. — У тебя есть кольцо?

И, взяв мою протянутую руку, он внимательно осмотрел то, о чем спрашивал. Вообще-то в нашем Дистрикте раньше помолвочные кольца не носили — мало кто мог позволить себе такую роскошь. Но он, выпустив мою руку, одобрительно кивнул. И в этот момент снаружи раздался пронзительный визг. Хеймитч приподнялся, пошатываясь, и выглянул в окно.

— Чертовы гуси! Пора запечь этих проклятых птиц с яблоками. Опять парочка сбежала, — он попытался шагнуть к двери, но споткнулся.

— Эй, слушай, я с ними разберусь. А ты оставайся тут и постарайся не убиться, — сказал Пит, выскакивая из дому, чтобы поймать непоседливых пернатых.

Хеймитч проводил его глазами.

— Вечно он на такое ведется, однако, — усмехнулся он и с полным самообладанием, уже на твердых ногах, вернулся на свое прежнее место, не замечая моего шокированного вида. Я все никак не могла привыкнуть к тому, каким же хитрым был этот старый плут.

— Ну, и каково тебе теперь? — спросил он, пристально глядя на меня. — Только честно.

Я глубоко и шумно вдохнула.

— Напугана до чертиков.

Хеймитч кивнул.

— Да ты вся дрожишь как осиновый лист. А он в таком восторге, что и не замечает. И отчего ты согласилась?

Вопрос застал меня врасплох.

— Потому что люблю его! Отчего еще я могла согласиться выйти за него замуж? — меня нервировало то, что он подозревал еще какую-то причину. Это больше не было шоу — и некому было пялиться.

— Хорошо, хорошо. Тогда что так тебя пугает? Он хороший, самый лучший парень из всех, кого я знаю. Он будет о тебе заботиться — и столько раз уже это доказал. Да вы уже живете вместе, как женатые. И что подсказывает тебе твой смущенный разум?

Даже истошному гоготу за окном было не под силу заглушить его вопрос.

— Я просто… столько всего, — словa застревали у меня в глотке. — Я… он хочет, чтобы все об этом знали, а я боюсь всего этого внимания. Не хочу, чтобы возле нас опять крутилась толпа народу, — я поежилась, представив себе все эти разукрашенные лица, снова сующие свой нос в мою жизнь. — Больше я этого не вынесу.

— Ну, раньше ты не позволяла страху остановить себя, если уж ты решила что-то сделать. Угадай, если тут разница, а?

— Нет, — из-за владевшего мной напряжения я стала обидчивой. Да, я была счастлива, в самом деле была. Но это не отменяло того, что в основе своей я была подкошена, и ни одна сторона моей жизни не избежала разрушения. — Я правда этого хочу, — прошептала я, чуть не плача.

— Просто тебе надо дать ему знать, что если ты сомневаешься — это вовсе не оттого, что не разделяешь его желаний и чувств. Это правда важно Китнисс, понимаешь? Я вас обоих неплохо знаю. Если тебе нужно что-то прояснить с ним — сейчас самое время это сделать, — он вел себя прямо как отец, когда взял меня за руку и сжал ее. — Пообещай мне вести себя по-взрослому в этом смысле.

Я нерешительно кивнула, тронутая его словами. Мне было ясно, насколько весома эта просьба, и стало легче лишь оттого, что я высказала свои страхи вслух в присутствии того, кто так хорошо нас обоих знал. Когда же Пита вернулся после возни с гусями, мы уже дружески молчали, ведь, по большому счету, мы и без слов отлично понимали друг друга. И я чувствовала себя уже гораздо лучше, чем когда пришла сюда.

— Твои птицы в загоне. Мы готовы? — Неужто он заметил, что мы опаздываем?

Я встала, чтобы последовать за Питом, и тут Хеймитч нас окликнул.

— Эй! — мы обернулись и увидели, как он неловко встал, и всплеснул руками, будто не зная что с ними делать. Сделав к нам несколько нетвердых шагов, он протянул Питу руку, и тот взял ее, но потом в порыве чувств обнял его, и похлопал по плечу.

— Ты все хорошо сделал, малыш. Правда хорошо.

Пит закрыл глаза, как будто пытался взять себя в руки и прошептал:

— Спасибо.

Мне вдруг пришло на ум, что окажись жизнь к нам добрее, Пит обнимал бы сейчас своего отца, и мысль о том, чего Пит лишился наполнила мое сердце невыносимой печалью.

Выпустив Пита, Хеймитч повернулся ко мне и чмокнул меня в щеку.

- Ага, я, да, горжусь вами обоими, — сказал он просто, снова взял со стола свой стакан и поднял его за нас обоих, но смотрел при этом только на меня. — Вы оба получаете мое благословение, — он залпом допил все содержимое и хлопнул стеклянным донышком по столу.