Её шатало, и только крепко вцепившись в меня, она могла еще держаться на ногах. Речь становилась все менее членораздельной, когда она еще глотнула из своего бокала и не очень успешно пыталась поставить его назад на стол. Но я его поймал, прежде чем тот оказался на полу.
— Я тоже их любила, знаешь ли! Я бы ничего для них не пожалела! — восклицала она невнятно.
— Эффи, сядь уже. Ты же пострадаешь.
— Не больше, чем я уже пострадала. Ты мне палец о палец не дал ударить. А я бы таких дел наворотила! — она откинулась на спинку и потянулась за другим стаканом.
— Эй, ты становишься похожей на меня. Может, перейдешь на сок?
— Нет, я определённо не собираюсь переходить на сок, мистер, — она сделала еще один глоток, весь гнев из нее как будто разом вытек.
— Хеймитч, у меня ничего не осталось. Никто мне не доверяет. Я делаю какую-то черную работу на студии. Друзей у меня не осталось. Даже мой бывший муж, Тициан, который всю дорогу хотел меня вернуть, пошел и снова женился, — Тициан? А коротко это как? — Я пью столько таблеток от нервов, что они порой в ладонь не помещаются. Мне было нужно оказаться где-то, где помнят, кто я такая, даже если и смеются надо мной. Вот в чем дело, ты теперь знаешь. Поэтому я и здесь, — и она, наконец, погрузилась в молчание.
Я некоторое время обдумывал ее слова. Она, очевидно, правильно выбрала место – Деревню Победителей, где уже обитало трое крепко двинутых по фазе. Одним чокнутым больше — не проблема.
- Так, если ты собираешься здесь остаться, давай установим некоторые основные правила. Прежде всего, не вздумай беспокоить меня по утрам. Ибо я сплю. Не вздумай устроить ремонт, особенно в моем доме. Я люблю, чтобы все оставалось как было. То же самое с пекарней. Пусть там все обустраивают Пит и Китнисс — и никаких люстр и вообще никакого капитолийского дизайна. Ты будешь просто выполнять их указания. У нас тут в Двенадцатом все не как в Капитолии, так что попридержи коней. И последнее — долой каблуки. Ты просто в итоге свалишься, и так тут вообще не носят.
Эффи посмотрела на меня так, как будто у меня отрасли три головы.
— Ты так обо мне думаешь: что я хочу взять и переделать всё на свой манер? — говорила она невнятно, и голова у нее неровно дергалась.
— Я говорю только: приходи, по-соседски, но не своевольничай, особенно с нашими детишками. Им и так нелегко приходится, черт возьми, чтобы еще и ты усложняла им жизнь. Даже не думай, Эффи. Им нужен покой.
Она закатила глаза.
— Хорошо, — сказала она грустно. И тут лицо ее вдруг позеленело. — Мне кажется, меня сейчас стошнит и я не припомню, где ванная, — она зажала рот рукой, в горле у нее забулькало.
Только этого мне не хватало — заботиться о другом пьянице, кроме себя самого. Я сграбастал ее и потащил в туалет, где она поделилась содержимым своего желудка с унитазом.
— Вот куда ушел весь славный ужин. Ты слишком быстро набралась, тупая блондинка, — шипел я на нее, но все же принес ей стакан из кухни, пока ее продолжало рвать. Когда она с этим покончила, я отдал ей стакан и велел выпить сколько она сможет удержать в себе. Она пыталась встать, но покачнулась из-за своей дурацкой обувки. — Сними это безобразие, — велел я, и она сбросила их, лягаясь как пони.
Потоптавшись сердито вокруг ее теперь съежившейся фигурки, я дернул ручку душа, пустив воду на полную мощность. Подождал, пока вода не станет ледяной, и, не слишком церемонясь, затолкал туда её прямо в одежде. Она завизжала от возмущения, пытаясь выбраться оттуда. Но я физически не дал ей этого сделать, удерживая под холодной струей. Я знал, пусть сейчас она меня и ненавидит, но утром она скажет мне «спасибо», если голова не будет раскалываться от боли.
— Ты совсем спятил? Это же шелковое платье, — она то бубнила, то вскрикивала, когда холодная вода прошлась по ней. Она вновь попыталась выскользнуть, но я снова ей не дал, дожидаясь пока ледяной душ подействует. В итоге она потянулась и сделала воду теплее.
— Где лежит твоя одежда, Эффи? — спросил я.
Но она лишь хныкала, поскользнувшись на скользком полу душевой. Пожав плечами, я направился в ее комнату, выбрал там в шкафу то, что показалось мне наименее дурацким, и отнес вниз. Она все еще стояла в душе на коленях.
— Вставай и переодевайся, — сказал я, выключая воду. Она лишь злобно на меня пялилась. — Ты же не хочешь, чтобы я сам тебя раздел? — Она посмотрела на меня с выражением, близким к ужасу, и затрясла головой. — Так что одевайся. Я засекаю время.
Я вышел из ванной, но все еще прижимался головой к двери, прислушиваясь, чтобы убедиться, что она не свалилась и не разбила себе голову. Будь она мужиком, все было бы намного проще. Сколько раз я затаскивал Рубаку под холодный душ после хорошей попойки? У нас с ним это было уже чем-то вроде дежурной шутки.
Спустя целую вечность она все-таки вышла наружу в пижаме, хоть и надетой шиворот-навыворот и задом-наперёд. Ей удалось даже как следует вытереться, светлые волосы липли к лицу и смотрелись как один огромный белобрысый колтун. Пижама с кроликами местами липла к еще влажной коже (кто из взрослых, мать его, еще носит пижамы с кроликами?). На лице у нее было жалкое выражение, видать, ее все еще мутило. Я подал ей еще один стакан с водой, и приказал выпить и его тоже.
— Прими-ка еще и аспирину. Утром будет полегче.
Она разок глотнула воды, но потом друг резко повернулась и побежала обратно в туалет. Все, что я мог сделать, это сдержать и не сблевать в раковину рядом с ней. Чертова идиотка. Я снова заставлял ее выпить воды. После еще пары визитов в ванную, ей вроде как полегчало, и она повалилась на диван. Я порылся на кухне в поисках хлеба, и заставил ее съесть кусочек, чтобы успокоить желудок.
— Знаешь, не стоит напиваться в хлам, если не умеешь этого делать.
Эффи слабо взмахнула рукой и заснула, шумно всхрапывая каждые полминуты. Я поискал одеяло и накрыл ее, задержавшись, чтобы на нее взглянуть. Бедная Эффи, она бы в Тринадцатом и десяти минут не протянула, и все же она дулась, что ее не позвали участвовать в мятеже. Как будто бы её оставили без приглашения на модную девчачью вечеринку, куда идут все остальные. Мысль о том, как с ней обращались в тюрьме, вызвала у меня прилив желчи — это же все равно, что побить щенка, просто за гранью. Просто добавь это к обширному списку мерзких злодеяний, которые совершил Капитолий, чтобы всех и вся контролировать.
Лишь убедившись, что все с ней будет хорошо, я вышел из дома и закрыл за собой дверь. Я был совершенно уверен, что завтра она вряд ли покажется, по крайней мере, до вечера, и это меня вполне устраивало.
Комментарий к Глава 20: Паршивей некуда (POV Хеймитч) Часть 2
Комментарий переводчика: В англоязычной версии этого фанфика к каждой главе titania522 добавляет рекомендации - ссылки на свои любимые, по разным причинам, фики. А сейчас такую ссылку впервые оставлю я. Nightly (Ночное? Еженощное?)
Автор: effies-scrapbook https://ficbook.net/readfic/3647260 Свежепереведенное Aclathrate27, и очень-очень хорошо переведенное, да и само по себе стоящее мини об этом самом - о Хэймитче и Эффи, о том, что она пережила в Капитолии. Только все намного романтичнее, чем здесь, у titania.
========== Глава 21: Похмелье ==========
Лежа на животе, я обнимала диванные подушки. Утренний свет, разлитый в комнате, чувствовался даже сквозь закрытые веки. Я лишь слегка их приоткрыла, и снова сомкнула, наслаждаясь самым сладким, утренним сном, за которым неизбежно следует пробуждение. Окно в гостиной было открыто, и осенний ветер, влетая в комнату, приносил с собой зябкий холодок. Я же была лишь частично под одеялом, моя голая спина была открыта и уязвима для холодных прикосновении сквозняка. То, что началось вчера вечером с просмотра телевизора после ухода Хэймитча и Эффи, закончилось тем, что мы и все подушки с дивана перекочевали на ковер возле камина. Наша измятая одежда в итоге перепуталась с пледами, и из всего этого мы устроили настоящее импровизированное гнездо у огня. Мои космы, кажется, залезли везде. Обычно Пит ежедневно расплетал мне косу перед сном. Его большие, сильные пальцы распутывали узелки в моей шевелюре до тех пор, пока она ему не поддавалась и не переставала торчать во все стороны. Но вчера нам было не до этого. И сейчас мое тело ощущалось как патока — растекшимся и липким —, а влага между бедер напоминала о ночи, проведенной в объятьях Пита.
