Ее взрыв меня потряс.

— Шутишь? Ты злишься на меня за то, что я участвовал в заговоре, и не сказал тебе об этом? Ты серьезно? — мое лицо исказила усмешка.

Мой сарказм явно её уязвил, но она лишь распрямила спину и сжала ладошки в маленькие, крепкие кулаки.

— Ты доверился Плутарху Хэверсби, это ж надо? А ведь мы работали с тобой вместе 15 лет. Так неужели я не заслужила хотя бы капельки правды? Неужто ты думал, что, когда Пита и Китнисс тащили на Квартальную Бойню, я получала удовольствие, участвуя в этом?

Я был настолько ошарашен тем, из-за чего она на меня злилась, что зашелся истерическим хохотом. Смеялся так истошно, до коликов, что вынужден был в итоге осесть на ступени крыльца, чтобы не обмочить штаны. Мне никогда и в голову не могло прийти, что эта размалеванная штучка возбухнет, что я не пригласил ее присоединиться к мятежу. Это было уже слишком.

— Слушай… Эффи… — от смеха я не мог даже толком говорить.

Эффи же от этого стала белее мела и, развернувшись на пятках, потопала вверх по ступеням своего нынешнего дома. Приподняв цветочный горшок, она выудила из-под него ключ и сунула его в замочную скважину. Она уже была на полпути внутрь, когда схватила с пола глиняный горшок и запустила им в меня. Мне удалось увернуться и не получить этим снарядом в голову, но плечу моему здорово досталось.

— Ну, ты уже все мне сказал. И мне на тебя начхать, я здесь по любому не ради тебя! — заорала она на меня и с силой хлопнула дверью.

Тут мой смех и оборвался.

Потирая плечо, я отправился к себе домой. Побои? Допросы? Я знал, что она побывала в тюрьме, но и представить себе не мог ничего подобного. Черт, отчего я чувствую себя так паршиво, что хуже некуда. Я развернулся и, вновь оказавшись у её двери, громко в нее заколотил. Внутри послышался шорох, я уже понял руку, чтобы постучаться еще раз, когда дверь приоткрылась. Через щель я заметил, что взамен своих туфель она надела пушистые голубенькие тапочки на каблучке. Мне захотелось расхохотаться снова, но я знал, что тогда уже будет не избежать пощечины или чего похуже.

— Ладно, слушай. Мне жаль. Я не собирался над тобой смеяться, — она просто пристально смотрела на меня блестящими глазами. Ей нужно было что-то еще. Набрав побольше воздуха в легкие, я сказал. — Я был бесчувственной скотиной и должен был больше тебе доверять. Хочешь об этом поговорить? — еще больше виниться перед ней я не собирался.

Эффи пялилась на меня еще пару секунд, а потом открыла дверь пошире и отступила, пропуская меня внутрь. Она еще и дня здесь не провела, а все вокруг уже пропиталось её парфюмом, на всех горизонтальных поверхностях были расставлены ароматические свечи. Направившись в гостиную я, прежде чем присесть, распахнул окно — этот дом был еще хуже моего.

— Тут что, взорвалась бомба с духами? Да здесь воняет! — у меня уже глаза слезились.

— Ты хотел поговорить, — пробормотала она, направляясь на кухню. И я услышал стеклянный звон. А следом она появилась с подносом — на нем стояли два бокала и графин с темно-коричневой жидкостью. Поставив все это на стол, она налила нам обоим. Потом с выпивкой в руках присела на диван, и бокал она сжимала так жестко, что даже костяшки пальцев побелели, тогда как вся ее поза выражала лишь спокойствие и расслабленность.

Мы так и просидели несколько минут в напряженной тишине, поочередно прихлебывая из наших бокалов. Ну, прихлебывала она. Я-то свой выпил залпом, а потом налил себе еще.

— Так как у тебя дела в Капитолии? — спросил я, не зная как еще начать этот разговор.

— Работа у меня очень хорошая, я ее люблю. Все время провожу на разных студиях, — сказала она.

— Друзья? — спросил я.

— Многих арестовали. Но все-таки у меня есть кое-кто, с кем я работаю, очень интересные люди и легкие в общении.

Потом тишина повисла вновь. Черт. И я решил взять быка за рога.

— Ну, и что же тебя на самом деле сюда привело?

— Хотела повидать Пита и Китнисс. Я тебе уже говорила, — она фыркнула.

— Но ты вроде сюда надолго. Тебя на работе не хватятся? — закинул я удочку.

Вздохнув, она вытерла ладони о платье. Они у нее, кажется, вспотели. Могу поклясться, но за столько лет нашего знакомство я ни разу прежде не видел, чтобы Эффи потела.

— Это вряд ли. У них там еще дюжина людей делает то же, что и я, — она помолчала. — На самом деле, меня туда Плутарх пристроил. Иначе, полагаю, вряд ли бы меня взяли на такую работу.

Я вопросительно поднял брови, ожидая дальнейших объяснений.

— Они все там бывшие повстанцы. Теперь на работе не склонны терпеть… капитолийцев, особенно если есть сомнения в их лояльности, даже если он пришли по личной протекции Плутарха, — она взмахнула рукой и сделала еще один глоток.

Я пару секунд обдумывал то, что она сказала. Может ее работа все же не была такой уж хорошей. Она снова наполнила свой бокал, а я мог лишь внутренне уповать, что она не станет пытаться угнаться в этом плане за мной.

— Просто, они не очень-то воспринимают меня всерьез. Или не доверяют. Раньше я знала все входы-выходы, но теперь, когда все так сильно изменилось, все уже не так просто.

Я недоверчиво переспросил.

— Я правильно тебя понял: ты скучаешь по тому, как все было раньше?

Она заерзала на месте, приканчивая второй бокал.

— Все сложно… Очевидно, то… что происходило… было неправильно. Аморально, — она снова себе налила.

— Я бы на твоем месте притормозил, — предупредил я её.

Полностью проигнорировав мои слова, она продолжила в том же духе, все больше распаляясь.

— Было так несправедливо посылать всех этих Победителей вновь на арену. Они заслужили то, чтобы дожить свой век в мире и покое, почивая на лаврах и купаясь во всеобщем обожании, — ее глаза округлились и засветились как два лунных диска, когда она вскинула руки, чтобы подчеркнуть свои слова.

Я же смотрел на нее, прищурившись.

— Отчего ты не сказала, что для начала было в принципе несправедливо посылать на арену детей?

Ее руки все еще парили в воздухе, как две неугомонные колибри.

— Да, конечно, но к тому времени это было для меня чем-то совершенно обыденным, нормальным, — она и щебетала как птица. — И мне досталась капелька славы и успеха после 74-х Голодных Игр. Я была так счастлива, что сопровождаю не одного, а сразу двух Победителей. Такого прежде никогда не случалось! Конечно, я по этому скучаю! — в конце она повысила голос. Этот звук был как скрежетание ногтем по грифельной доске.

— Но потом они объявили третью Квартальную Бойню. Так жутко! Так неправильно! Нас всегда учили, что люди в Дистриктах и не совсем люди — ты просто вырастаешь, думая так. Но вот теперь двое моих милых детишек! — она прижала руку к груди, как будто не могла даже дышать. — Двое моих дорогих Победителей должны были туда отправиться и я так страдала, — она уже не очень уверенно ткнула в пальцем в мою сторону. — Ты смог придумать, как все это изменить, и не дал мне даже шанса доказать свою храбрость, — алкоголь явно здорово её разгорячил, взяв над ней верх.

Салага.

— Эффи, я не хочу показаться грубым, но ты вряд ли подходила для участия в восстании. Плюс, ты была так привержена…

— Ах, не подходила! — воскликнула она в полный голос. И вскочила, неверно балансируя на каблуках своих пушистых тапочек. — Я бы тебе доказала, что нет шпионки лучше меня, — язык у неё уже стал заплетаться, она приняла боевую стойку, волосы растрепались, пояс на платье съехал куда-то в бок. У меня ёкнуло сердце. — Я знала всех и каждого. У меня был доступ к важной информации. Я могла быть вам полезной! — и она приняла настолько смешную и нелепую позу, что я даже слегка протрезвел.

Медленно поднявшись, я убрал алкоголь со стола.

- Все, тебе хватит, — я собирался отнести графин на кухню, но она преградила мне путь и вцепилась в меня с неожиданной силой.

- Ты думаешь, я просто напилась, так ведь? Думаешь, я не отвечаю за свои слова? Ну, я не настолько пьяная. И то, что ты оставил меня в полном неведении, ни капли не помогло мне, когда меня схватили. Даже после допросов они с меня глаз не спускали. А потом пал Капитолий и меня арестовали уже повстанцы. И то, что ты мне не доверял, стало для них подтверждением, что я сотрудничала с Капитолием, - её лицо было очень близко, и алкогольный дух от недавних возлияний был так силен, что я наконец понял, с чем Китнисс и Питу приходится сталкиваются, когда они будят меня поутру. Я отстранился от нее на максимальное расстояние.