- Откуда это у тебя? – спросила она торговца по-английски.

Старик теперь смотрел на нее как-то бессильно. Как будто смирился с судьбой.

- От одного американца, - сказал араб.

- С белыми волосами? – спросила Фрэн.

- Нет, с темными, - ответил торговец. – Разделенными надвое, вот так.

Он провел ребром ладони по своей голове, наискосок.

Фрэн и Алджернон уставились друг на друга в изумлении. Археолог прищелкнул языком.

- Так вот ты где, друг сердечный, - протянул он.

- Погоди, - остановила его Фрэн.

- Как был одет этот человек? – спросила она араба.

Тот так же неумело, но безошибочно описал английский костюм из темной шерсти, в каких обычно появлялся Марк Дарби.

- Вот это да, - сказал Алджернон, когда старик умолк.

Он все еще не мог поверить в предательство Дарби, хотя никогда ему не доверял. Фрэн же, напротив, улыбнулась и положила руку на локоть своему спутнику; глаза ее опять зажглись тем неприятным блеском.

- Этот американец рассказал тебе что-нибудь о том, как добыл папирус? - спросила она лавочника.

- Он нашел его в песках, в развалинах древнего города мертвых, - сказал араб. – Великое и опасное сокровище.

Некоторое время все трое молчали. Алджернон, кажется, всерьез сомневался, сделать ли это приобретение – хотя шел в лавку с твердым намерением выкупить принадлежащую ему по праву историческую реликвию. Но он достал бумажник и заплатил сумму, которую требовал лавочник – трата, которую Алджернон едва ли компенсировал бы, даже вздумай он попытаться перепродать книгу богатому коллекционеру.

- Ах ты ловкач, - пробормотал он себе под нос, неизвестно кого подразумевая – может быть, обоих пройдох. Но расставаться с этим документом он был больше не намерен. Может быть, он даже не уступит его Каирскому музею.

Покупатели покинули лавку; колокольчик над дверью снова печально тренькнул.

- Как ты думаешь, что это может означать? – спросила археолога Фрэн.

Он посмотрел на нее.

- Что именно?

- Ты сам знаешь, что, - сказала Фрэн. – То, что книга оказалась у Дарби.

Алджернон вздохнул и поджал губы; ему было более неуютно, чем когда-либо. Он подозревал то же, что и его помощница: что их осталось трое из семи.

========== Глава 28 ==========

- Все, Фрэн, - сказал Алджернон, когда они вернулись домой. – Тебе больше не придется здесь тосковать. Мы едем в Англию.

- Я здесь не тоскую, - сказала Фрэн с изумлением.

Только здесь она обрела саму себя!

Алджернон понимающе улыбнулся.

- Ты любишь не эту страну, а ее прошлое, - сказал археолог. – Как и я. Мы северные люди…

- Западные, - сказала Фрэн.

Они дружно рассмеялись – смех вышел нервным: оба помнили об окропленной кровью “Книге мертвых”, лежавшей в сумке Алджернона. Точно оскорбленный ими египетский жрец принес последнюю жертву своим более не существующим богам…

- А как же канопы? – спросила девушка. – Дарби?

Алджернон развел руками.

- Мстить ему я не намерен, - сказал он, поджав губы. – Мне кажется, что…

Мужчина осекся, но поздно.

- Тебе кажется, что расплата настигнет его и без тебя, - тихо сказала Фрэн.

Она вдруг не выдержала напряжения и страха, висевшего в воздухе между ними, подошла и обняла Алджернона за шею. Он прижал ее к себе. Они пытались найти поддержку друг в друге и не могли.

- Бог с этими канопами, - тихо сказал ученый. – Фрэн, мне почему-то расхотелось разыскивать их…

Фрэн затихла у него на груди. Он чувствовал ее состояние; чувствовал, как ей хочется дать волю своим чувствам, расплакаться, и то, как она сдерживается.

Потом Фрэн отстранилась от него.

- Давай разберемся с книгой, - сказала она чужим голосом.

Алджернон покачал головой. Он знал, что ей этого совсем не хочется.

- Потом, дорогая. Когда мы уедем отсюда. Книга никуда не убежит.

Они хотели уехать, хотели бежать – и ни один не признавался в этом вслух; надеялись, что океан защитит их от разбуженных ими сил. Но тем силам, которые они потревожили, не преграда никакие материальные препятствия.

Об этом тоже ни один вслух не сказал.

- Пожалуйста, пойдем в спальню, - вдруг произнесла Фрэн. Она посмотрела на Алджернона и улыбнулась. – Я тебя хочу…

Он сглотнул.

- Но ведь ты…

- Ничего не будет, - сказала она. – Еще нет. Я знаю. Ты мне нужен.

Она взяла его за руку и потянула за собой – для того, чтобы уговорить его, ей вовсе не нужно было тратить столько слов. Алджернон чувствовал, как она нуждается в любви. И знал, что она чувствует себя намного тоньше, чем он…

Она все чувствует намного тоньше, чем он. Если эта женщина говорит, что ничего не будет, значит, не будет. Больше он не был способен думать. Алджернон лег рядом со своей женщиной на кровать, и они стали так близки, как никто в этом мире. Они стали целым миром.

Потом они еще некоторое время лежали рядом – Алджернон не позволял Фрэн вставать, поглаживая ее обнаженное тело и любуясь им.

- Ты чудесна, - сказал он. – Во всем.

Фрэн обернулась к нему.

- Боюсь, что это правда, милый.

Его комплимент… нет, самое искреннее признание в любви… сразу приобрело какую-то зловещую окраску. Фрэн коротко рассмеялась и отвернулась, потом хотела встать, но Алджернон притянул ее к себе за руку и сжал в объятиях.

- Ты меня этим не испугаешь, - прошептал он с хрипотцой; вдохнул аромат ее волос. – Я мужчина. Ты вся моя, со всеми своими чудесами.

- Они не мои, Элджи, - шепнула девушка. – Они исходят не из меня.

Он посмотрел ей в глаза и шевельнул губами, чтобы ответить, но она опередила его.

- Я не своя, как и ты не свой, - прошептала Фрэн. – Понимаешь?

Он усмехнулся.

- Я – свой, и ты тоже моя, - ответил Алджернон. Но он был встревожен. Крепче прижал Фрэн к себе; сейчас в этом объятии не было вожделения, только жажда поддержки.

Потом ее тело снова пробудило в нем желание, но теперь Фрэн уже высвободилась окончательно; она встала, накидывая халат, потом вышла из комнаты. Алджернон сел в постели, с восхищением и тревогой глядя ей вслед.

Затем оделся. Фрэн явно отправилась в душ, а ему не хотелось мыться после близости с ней. Ему очень нравился ее запах, который хранила его кожа, волосы…

“Ее сущность я тоже хотел бы уловить, как этот аромат, так хотел бы – но она неуловима”.

Фрэн пробыла в ванной довольно долго – и вернулась уже без той ауры тревоги, как будто смыла ее. Поцеловала Алджернона, коснувшись его подбородка мокрой завитушкой волос на щеке.

- Когда мы уезжаем, любимый?

У него вдруг возникло чувство, что это “любимый” относится не к нему, а к тому, что они уезжают. Простое выражение радости. Археолог вздохнул.

- Как только соберем вещи и добудем билеты. Все зависит только от нас.

Фрэн еще раз поцеловала его.

- Как же хорошо!

Он не выдержал и стал улыбаться, а потом и смеяться вместе с ней.

- Ты даже не спросила меня, где я живу, - сказал Алджернон, все еще смеясь и удивляясь ей – нередко она была так собранна, что превосходила даже его; а иногда так легкомысленна, точно жила в сказке, где ее будущее решит и подарит ей кто-то другой.

- А где ты живешь, мистер Бернс? – улыбаясь, спросила Фрэн.

Точно хотела сказать: где бы ты ни жил, этот дом – мой дом. Что ж, в этом Алджернон был с ней согласен и очень этому рад.

- В пригороде Лондона, - ответил он. Фрэн засмеялась.

- Да мы с вами соседи, сэр.

Ее возбуждала и явно нервировала эта мысль. Алджернон понял, что она думает о своей матери.

- Едва ли соседи, - поспешил он успокоить девушку, взяв ее за руки. Но она как будто уже сама успокоилась.

- Как же вышло, что ты, шотландец, живешь не в горах? – улыбаясь, спросила Фрэн.

- По-твоему, мне следовало бы еще и носить килт? – улыбаясь, поддержал он ее, и Фрэн засмеялась, представив его в юбке; Алджернон почувствовал обиду, хотя виду не подал. Пусть его национальная одежда и кажется некоторым забавной, его предки были такими мужественными, как многим англичанам и не снилось!