Однажды он велел привести к себе заключенного под стражу Неби – и снова потребовал сознаться, где укрылась его дочь и что она сделала с Вратами. Неби отмалчивался.

Фараон вернул тестя в темницу, невзирая на то, что старик после холода и сырости раскашлялся и выглядел еще хуже, чем раньше. Это потому, что Неби отказался вовремя принять помощь Ра – он уже тогда содействовал дочери в ее преступной затее! Менес решил держать Неби на хлебе и воде, пока тот не сознается во всем… нет: если тесть не сознается, Менес будет морить его голодом, пока не вымучит правду.

Неби сносил все без единого слова жалобы – ни своему истязателю, ни его подручным; царский советник молча сидел на соломе в углу камеры. Уткнув исхудалое морщинистое лицо в сгиб локтя, где еще сохранялось тепло, отец великой царицы шепотом молился, чтобы боги ниспослали ему смерть.

Однажды, подняв голову на звук отпираемой решетки, Неби увидел, что ему принесли еду: не черствую ячменную лепешку и воду, как в первый раз, а свежий белый хлеб, финики и дымящуюся похлебку из чечевицы с рыбой. Ставя на каменный пол тяжело нагруженный поднос, стражник не заговаривал с заключенным и не поднимал глаз; лицо его было сурово-отрешенным. Старик печально улыбнулся. Он догадался, что его так хорошо кормят не от щедрот его величества.

Неби был прав: это стражники, втайне возмутившиеся обращением с высоко почитаемым сановником и отцом великой царицы, самовольно принесли ему горячую пищу. Фараон к этому времени уже решил начать пытку голодом и жаждой – помимо пытки холодом, начавшейся, как только Неби заперли в камере.

Неби немного поел, отогрел ладони о пустую глиняную миску, а потом лег на свою тощую подстилку, обхватив плечи руками. Холод сразу же снова пронял его до костей. Неби знал, что еще немного – и он простудится насмерть; и тогда над ним уже не будут властны никакие земные деспоты.

Он снова принялся молиться о своей дочери.

Киа спала, пока солнце било в стену ее узилища, донимая жарой, а не холодом. Ее воины расположились вокруг и тоже спали; эти закаленные мужчины были так измучены, что ни один не пошевелился, даже не всхрапнул во сне.

Царица проснулась первая – она села среди своей побежденной сном охраны, и те тут же начали садиться, глядя на госпожу в ожидании приказаний. Киа, ощущая спиной еще хранившие жар кирпичи, улыбнулась во встревоженные лица своих людей.

- Бодритесь, дети мои. Осталось недолго!

Почти всем уже хотелось пить – у кого в флягах еще и оставалась вода, она плескалась на донышке. Воины не решались расходовать воду сейчас, рассчитывая перетерпеть до завтра: ведь самые знойные часы они проспали. Но Киа посоветовала всем напиться, чтобы встретить врага сильными.

- Откуда ты знаешь, когда придет враг, царица? – спросили ее.

Киа рассмеялась. Она запустила руку в свои грязные волосы и поморщилась, когда ей помешали колтуны.

- Фараон может еще долго искать нас – так давайте приманим его, - сказала она. – Разве вам хочется сидеть здесь, пока муки вашего тела не сломят ваш дух? Или вы предпочтете умереть так, как подобает воинам?

- Да!

Этот ответ первым вырвался у солдата, который томился жаждой еще до того, как они заперлись в гробнице. Но тут же его слова в один голос подхватили остальные:

- Да! Лучше такая смерть!

Киа улыбнулась и погрозила кулаком далекому врагу.

- Пусть узнают все, какова великая царица и ее воины! Наш царь согрешил против богов, против самой Маат – теперь он поклоняется только самому себе, он возлюбил жизнь и возненавидел смерть! А мы преподадим ему урок! Мы покажем, что в смерти – истина!..

Воины притихли. Никто не знал, что ждет их за порогом смерти, и в глазах своей гвардии Киа увидела такой же страх, как и тот, что гнездился в ее душе – в душе каждого человека. Великая царица встала и, обойдя всех троих, каждого поцеловала в липкий грязный лоб; мужчины подставлялись под ее ласку, как покорные сыновья.

- Вот так, - прошептала Киа. – Не будем же мучиться ожиданием.

Она извлекла из ножен оставшийся не у дел меч, потом с лязгом вогнала его обратно. Улыбнулась и кивнула самой себе, а затем направилась к выходу из гробницы: бронзовым двойным дверям, которые они вчетвером взломали. Никто из воинов не препятствовал царице.

Киа вышла наружу, в теплые сумерки.

Она подняла лицо и стала ждать появления виман. Было уже не так легко различать окружающее, но ее черную голову и белую одежду должны будут засечь сверху.

Первая вимана появилась совсем скоро; разведчик Менеса описал круг над гробницей, потом унесся в сторону города. Киа даже усомнилась, заметили ли ее. Она отошла от дверей подальше и стала так, чтобы выделяться посреди пустыни, как одинокий перст, указующий в небеса. Ее тень длинной мантией властительницы легла на песок.

Вскоре появились два разведчика сразу – Киа схватилась за меч, но воины Менеса не снизились и сразу улетели вслед за первым. Решили, должно быть, что с ней большой отряд и вдвоем ее не взять!

Киа понимающе-презрительно улыбалась, глядя вслед пилотам. Ее отряд совсем мал – но им все равно ее не взять.

Киа повернулась и ушла обратно в гробницу; уже становилось холодно. Ничего не сказав своим людям, она села и приложила ладони к еще не остывшей стенке. Ее никто ни о чем не спросил. Должно быть, глядя на улыбающееся лицо царицы, ее поняли без слов.

Киа узнала царя по голосу. Она вскочила с места, усталость как рукой сняло. По сторонам ее повскакивали ее воины, выхватывая мечи; они хотели загородить госпожу своими телами, но Киа повелительным жестом развела их в стороны. Чутко прислушиваясь, великая царица направилась ко все еще нетронутым дверям; ее гвардия последовала за нею. Киа остановилась у выхода, положив руку на эфес меча.

- Выходи, Киа! – громко крикнул фараон.

Он замолчал, точно набираясь духу. Киа с торжествующей улыбкой обернулась к своим людям; их лица выражали то же самое – презрение к врагу, попытавшемуся издали унизить имя царицы, но не решавшемуся к ней подойти.

- Кто спрашивает меня и зачем? – крикнула она в ответ.

Двери все еще никто не ломал. Киа извлекла из ножен свой меч и воздела его.

- Ты не узнала меня? – не то с наигранным, не то с настоящим изумлением спросил сильный молодой голос, который она когда-то так любила. – Перед тобой божественный Са-Ра, твой супруг и повелитель!

Она чувствовала, что там, снаружи, целая армия – должно быть, хватать их прилетела большая эскадрилья! Однако все они сейчас стояли у дверей загнанного в западню врага, точно просители.

- Если ты пришел как мой муж, то перед тобой – великая царица! – крикнула Киа через дверь, не двигаясь с места. – Говори со мной учтиво и излагай свое дело, как это подобает, царь! Если же ты пришел как враг – я встречу тебя как врага!..

Киа кожей ощутила, как ошеломлен Менес, как ошеломлено все его войско. Несомненно, они ожидали совсем другого ответа. Ведь с ними говорила женщина!

А потом Менес крикнул:

- Ломайте дверь!..

Ах, вот почему они медлили – думали, что дверь заперта! Ведь гробницу проектировала Киа, и Менес не знал, что изнутри засов наложить нельзя!

Царица и ее воины попятились; и едва только они отступили на половину комнаты, двери распахнулись и в гробницу вбежал целый отряд во главе с фараоном. Все они держали в руках обнаженные мечи; однако тотчас же остановились при виде клинков Киа и ее троих защитников, как будто уже готовились на них напороться. Их с Киа разделяло почти десять шагов, но никто из отряда не смел двинуться дальше.

Должно быть, увидев вместо прекрасной женственной царицы, украшения дворца, жаждущую крови Маат, они растерялись. А может, отряд Менеса отпугнула печать смерти, лежавшая на лице Киа и ее воинов. Те, кто идет не сражаться, а умереть в бою, зачаровывают: они уже больше, чем люди.

Менес смотрел на жену, и она чувствовала обуревавшее его изумление.